Ряшенцев, оказывается, глубоко и щемяще пишет о шпанском Замоскворечье и об уходящем времени, но сюда мне захотелось затащить несколько вот таких сюжетов...

ПРАЩУР


Пращур месит глину мокрую.
Дым густеет за бугром:
дочь соседа шкуру модную
сушит над родным костром...
Пращур наг. Но, - так иль иначе, -
в силу этих дум и мук
первым в мире пьет к полуночи
из посуды – не из рук.


РИМЛЯНИН

Древнеримской киндзой иль корицей
возбужден и расслаблен вином,
полулежа взирает патриций
на рабыню в браслете одном.

В ней видна вековая порода –
бедер бледная голубизна.
Но два дня уже нету народа,
для которого свята она.

Неужели, воспитан Сенекой,
утончен, образован, умен,
дух тревоги естественной некой
не почувствует в воздухе он?


БАЛЛАДА О РЕПУТАЦИИ

... Сад терзает графиню, но как-то спустя рукава.
У него не дописана в книжке седьмая глава.
И не тем он графиню терзает, что - бьет, потрошит,
а лишь тем, что колоть не дерзает и бить не спешит.

Ну, конечно, - засады!.. Трепещет тюрнюр на ветру...
Ей давно почему-то полиция не по нутру.
Этак он до утра не начнет, этот изверг, дерзать
и не даст ей возможность ему наотрез отказать.


РОМАНС ОБЛОМОВА

Сюртук всё делает дела,
а фрак всё ищет развлечений.
Халат живет вдали от зла
и – не страшась разоблачений.

Мундир и груб, и нагловат,
Поддевка вас продаст и купит.
Один халат, один халат
одеждам царским не уступит.


НАРОДНИК

А тот, на полуночном тракте
паря по каменной грязи,
все размышлял, какой характер
тяжелый у его Руси:
то за других в огонь полезет,
то за себя не постоит,
то барину поклон отвесит,
то дом у барина спалит,
то молча выволок проглотит,
то, лишних слов не говоря,
вдруг табакеркой приколотит
в постели сонного царя –
пускай и барскими руками,
но даже в способе самом
есть невоздержанность, веками
царящая в краю родном!..


МАЛЬЧИК И ДВА СЕРЖАНТА

Я был счастлив, что стены рейхстага
брал не этот, затянутый туго,
весь в трофеях, фартовый, ругающий женщин,
являющий бравую стать,
а небритый седой доходяга,
взор которого полон испуга –
от людского несчастья, от пролитой крови,
от страшного долга – стрелять.

Эх ты, мальчик двора проходного,
ты не смыслишь ни в чем ни аза ведь!
Начинается жизнь, состоит из загадок, и только лишь
школа проста.
Что ж ты любишь сержанта седого,
а к чернявому – черная зависть?
То ли возраст не тот. То ли время не то.
То ли просто закваска не та.