Рита Мэй Браун. Возвращаясь к «Гранатовым джунглям». Предисловие к юбилейному (15 лет) изданию.
Рита Мэй Браун. Возвращаясь к «Гранатовым джунглям». Предисловие к юбилейному (15 лет) изданию
До чего же радостно мне снова вспомнить об этой повести! Все равно что вспоминать своего первенца. Пятнадцать лет назад крошечная компания, «Дотерс Пресс», выпустила «Гранатовые джунгли». Никто другой за эту книгу не брался. Ну что ж, пусть теперь кусают локти, у них когда-то был шанс.
Книжка в бумажной обложке (она никогда еще не публиковалась в твердой обложке) разошлась, как огонь по прерии. Без рекламы, с хилым распространением и безо всякой помощи со стороны литературной сети или маркетинговых групп, было продано около ста тысяч экземпляров. Мы могли грубо прикинуть по томам читательских писем, что каждый экземпляр прочли человек семь.
В «Бентам Букс», где книга переиздавалась, была прекрасный редактор, Элли Сайдел. Она нашла Джун Арнольд и Парка Брауна, владельцев «Дотерс Пресс», и сделала предложение переиздать книгу. Многие из вас, может быть, не знают, как происходит продажа книги, но, когда вы ее продадите, тут уж все. Она больше не ваша, и мне приходится покупать экземпляры собственной книги, совсем так же, как вам. Джун и Парк сделали кое-что замечательное. Они пришли меня и спросили, не возражаю ли я, чтобы они продали книгу «Бентаму». Они понимали, как помогут им деньги, чтобы печатать больше книг неизвестных женщин-писателей, но они также понимали, что я могу не захотеть подчиняться дисциплине коммерческого выпуска. Я попросила у них неделю на раздумья. Я согласилась, и, пользуясь старой фразой, дальнейшее принадлежит истории.
«Бентам» и я празднуем десять лет совместной истории. Надеюсь, они так же счастливы со мной, как я с ними. По плодовитости я просто мотор, так что они не сидят со мной без дела.
«Гранатовые джунгли» многому меня научили. Большая часть из того, что я узнала, была прекрасна. Я узнала, что сотни тысяч людей, а теперь и миллионы, меня прочли, и многие из них были достаточно великодушны, чтобы сесть и написать мне об этом. Я никогда не ждала таких теплых откликов.
То, что больше всего меня поразило при этом - как некоторые люди не могли смириться с фактом, что героиня стала лесбиянкой. Я все время недооцениваю недостаток сексуальной изощренности в нашей стране. С одной стороны, кажется, что мы все одержимы сексом, в его непривлекательной и незрелой форме; с другой стороны, мы наказываем людей за то, что они им наслаждаются. Это было для меня бессмысленно, когда я писала «Гранатовые джунгли», и пятнадцать лет спустя это все еще не имеет для меня смысла.
На самом деле эта моя первая повесть – о цене свободы. Ее центральная тема - та цена, которую личность платит за свою свободу. Поскольку героиня молода, и я была молода, когда писала о ней, счет не слишком высок.
В более поздних повестях я продолжала писать о личной свободе, но я смогла уже вырасти как личность и, надеюсь, как художник, до той степени, на которой можно исследовать цену, которую платит за свободу все общество.
Как американцы, мы с вами знаем только сильнейшее противоречие между личной свободой и стабильностью общества. Это настолько является частью нашей жизни, что, может быть, мы иногда забываем об уникальности опыта своего народа. Мы, то есть наш народ, никогда не определялись до конца, каким путем мы пойдем. Другие общества, например, японское, приняли свое решение. Для Японии стабильность превыше всего. Эта постоянная борьба американцев между истинной индивидуальностью и истинной общностью – то, что делает нас такими подвижными и, очевидно, такими творческими.
В «Гранатовых джунглях» у меня впервые возникли еще две темы. Одна – это простой вопрос: необходимо ли для организации общества, чтобы в нем присутствовала группа изгоев или низший класс? По-моему, для нашего общего будущего эта тема будет становиться все важнее и важнее.
Другая тема, та, которую большинство людей не заметило в «Гранатовых джунглях», и, может быть, в других моих повестях, такова: что значит быть христианином? Сцена рождественского спектакля в «Гранатовых джунглях» для христианской традиции гротескна. Я не уверена, что значит быть христианином (я лютеранка), даже когда я «знаю», чему меня учили. Мне удивительны те люди, которые абсолютно уверены в ответе; и мнение Бога у них на удивление похоже на их мнение.
Эта проблема стоит минуты вашего времени. Важно помнить древнейшие корни нашей цивилизации, и это Афины, а не Иерусалим, который был внесен в нашу культуру позже. Наши древнегреческие матери и отцы (отцы забрали себе всю славу) разрабатывали религиозные празднества, когда они не только восхваляли своих богов, но и посмеивались над ними. Они, наверное, ожидали, что бессмертные не прочь иногда посмеяться, хотя бы даже над самими собой.
Поэтому я спрашиваю, зачем же Богу было давать мне чувство юмора, если Он(а) не хочет, чтобы я им пользовалась? Если Аристофан мог схулиганить, не вижу причин, почему бы мне этого не сделать. Насколько я знаю, гром с ясного неба не разразил Аристофана, когда он писал в пятом веке до нашей эры, в Афинах. Я считаю, что должна изучать религию в комических терминах. Если мы не можем найти смешное в религии, разве это не значит, что наша вера настолько слаба, что не выдержит такой проверки? И что это тогда за вера? Как говорила моя мама: «Когда нет веры, волей-неволей появляются дьяволы». Она оказалась почти пророком, моя мама. Я верю, что смех – это еще один путь найти свою веру. Желаю вам многих лет смеха.
Если «Гранатовые джунгли» заставили вас немного посмеяться, я счастливая женщина. Если нет, я все равно счастливая женщина. А вы, может быть, найдете повод посмеяться где-нибудь еще.
Надеюсь, что еще через пятнадцать лет я напишу еще какое-нибудь предисловие к этой книге. Надеюсь, что я буду делать это до ста лет, а потом, наверное, успокоюсь. Я отчаянно хочу дожить до ста лет, потому что Жизнь хороша, волшебна, чудесна, и даже когда она не такая, я все равно не хочу упустить из нее ни одной минуты. Учитывая альтернативу.
Наслаждайтесь жизнью, милые мои. Это все-таки не репетиция в костюмах.
С любовью, Рита Мэй Браун.
Февраль 1988 года,
Шарлоттесвилль, Вирджиния.