А я чем не мифотворец? Поддавшись околомоцартовскому настрою, и я тут без легенды не обойдусь, тем более что вычитана она была между строк вполне исторического труда...
...Музыкальную Европу вновь лихорадило. Одиннадцатилетний виртуоз, ноги которого с трудом доставали до педалей фортепиано, исполнял сложнейшие пьесы с удивительным совершенством и импровизировал на любые заданные темы. Один музыкальный критик так и написал: «Я вынужден признаться, что со вчерашнего вечера начал верить в переселение душ. Я убежден, что душа и дух Моцарта переселилась в его тело…» (Поскольку у нас легенда, не буду уточнять, что это было два года спустя и в Париже – но, думается, он был в этой мысли не одинок).
Во всяком случае, так же, как юный Моцарт, этот ребенок чуть ли не с рождения так и рвался к инструменту, когда его отец еще считал, что малыша рано учить музыке. Еще в пять лет мальчик абсолютно точно пропел со слуха труднейшую инструментальную мелодию. Начав играть на фортепиано, он уже через два года свободно играл, легко читал с листа, с увлечением импровизировал и сочинял вариации, иногда – на собственные же темы. Однако, в отличие от Леопольда Моцарта, отец его, хотя страстно любил музыку, был не музыкантом и тем более не педагогом, а управляющим овчарней в поместье некоего князя. Поэтому, не обольщаясь успехом и овациями после первых выступлений в курортных городках, он решил отвезти мальчика в Вену, чтобы тот начал заниматься серьезно. Но только на переезд ушли все средства семьи и нескольких меценатов (что же до самого князя, он вместо помощи только чинил в этом препятствия), и дать мальчику музыкальное образование возможно было, только если бы нашлись люди, согласные учить его бесплатно. И таких музыкантов нашлось двое. Вряд ли случайностью было то, что оба они были связаны с Бетховеном: тот, кто преподавал фортепианную игру, был его учеником, а тот, кто занимался теорией музыки и композицией – учителем.
Первого из учителей звали Карл Черни – тому, кто хоть раз садился за фортепиано, больше ничего объяснять не надо; его сборник этюдов «Школа беглости» - альфа и омега технической подготовки пианиста.
Второго звали Антонио Сальери. Жить ему на тот момент оставалось от силы года два.
Юного вундеркинда, разумеется, звали Ференц Лист.
И, кроме того, что написано в заголовке, мне, в общем-то, сказать по этому поводу больше как-то и нечего.