После праздника святого Луки, то есть после 16 октября, в университете наступал новый семестр. Начинался он с «беаний». Новоизбранный ректор Бахачек написал по поводу этого знаменательного события цветистым слогом по-латыни соответствующее извещение с указанием точной даты. В извещении он обращался ко всем магистрам, студентам, а также к их родственникам или просто к почитателям академии, чтобы все они, по возможности, приняли участие в «беаниях». Педель вывесил извещение на воротах Большой коллегии, а копии разослал по всем пражским школам. В понедельник, в четыре часа, в Большой коллегии под курантами стали собираться студенты. Первыми пришли «беане» - новички, - которые намеревались записаться на первый курс. Шли они неуверенно, робко озирались по сторонам, выискивая знакомых, от которых в эти трудные минуты можно было бы получить поддержку. Самый понурый вид был у юношей из провинции. Эти четырнадцати-пятнадцатилетние пареньки напоминали испуганных телят, которых ведут на бойню и которые не понимают, что с ними происходит. Они только предчувствуют, что их ждет что-то неизведанное и страшное. У пражских юнцов было смелости побольше. Кое-кто надеялся на родственников, обещавших прийти на «беании». Это была немалая поддержка! Другие знали некоторых преподавателей, и родители постарались упросить того или иного магистра взять опеку над их отпрыском. Вместе с новыми студентами, собственно, пока еще «беанами», стали появляться и студенты старших курсов, которые с нескрываемой радостью издевались над перепуганными новичками. «Подождите, беане, сегодня мы вас проучим. Сразу постигнете, что такое студент. Этот день вам запомнится до самой смерти». Так они стращали новичков. А бедные «беане» решили, что будут мужественными, сильными, что не поддадутся слабости, а в будущем году – ого-о! – радуйтесь, новые «беане», уж мы постараемся выместить на вас все наши невзгоды! Так переходил этот древний обычай от одного поколения студентов к другому. Вот уже пришли первые гости, родители некоторых пражских учеников. Они расположились на предназначенных для них скамьях в последних рядах, ибо первые ряды отведены для учителей. Для ректора поставлено особое кресло. Студенты стоят вдоль стен большой аудитории: с одной стороны – «беане», напротив них – слушатели старших курсов. Перед первым рядом возвышается деревянная «коза». Это символ «беаний». Спина у «козы» сколочена из двух досок на манер крыши с острым гребнем. Наконец появляются преподаватели. Есениус пришел вместе с женой. Но вот суета, вызванная приходом преподавателей, утихла. Все ждут сигнала ректора. Ректор оглядывает собравшихся серьезным, величественным взглядом. Он выжидает, когда стихнет шум и все наконец усядутся. Потом кивает высокому, с длинными каштановыми волосами студенту, держащему в руках свернутую в трубку бумагу. Это церемониймейстер, на обязанности которого лежит проведение «беаний». Студент выходит на середину зала и громким голосом читает приветствие. Возвышенной латынью, пересыпанной гекзаметрами, он возвещает присутствующим смысл сегодняшних торжеств. - В этот священный храм науки и искусств вошло сегодня несколько неучей и неотесанных увальней, которые представления не имеют об изящных нравах образованных людей. По существу, они глупы, как овцы, ничего не понимающие и проявляющие свое отношение к жизни только громким блеянием: бе-бе-бе-бе! Ведь и их прозвище произошло от сходства с бессловесными животными. Beatus est animal nesciens vitam studiosorum, что означает: «Блаженно животное, не ведающее жизни учащихся». Первоначальные письмена цитированной латинской фразы дают слово «беанус». Эти увальни и тупицы пришли к гражданам академии с нижайшей просьбой, чтобы славная «альма матер» воспитала из них приличных и образованных людей. Одним словом, чтобы она обтесала их грубый нрав, что является основным условием для принятия в университет. Процедура, свидетелями которой мы с вами сейчас будем, весьма стара. Прошел когда-то через нее и отец философии Аристотель, который по прибытии в Афины, где собирался учиться в тамошней академии, должен был перенести всяческие испытания, чтобы избавиться от своих грубых деревенских привычек. И нет никаких сомнений, что это исправление грубых нравов сыграло впоследствии главную роль в его великой учености. Поэтому и вы, «беане», возьмите пример со славного мудреца древности и смело пройдите через сегодняшний обряд, который принесет вам немалую пользу. Потом он назвал имя студентам, который стоял первым по списку. Это был Вавринец, сын мастера Прокопа. Вавринец вышел из рядов и нерешительно направился к центру аудитории, где стояла «коза». Он пытался улыбаться, чтобы скрыть свое волнение. Когда Вавринец уже стоял перед «козой», он осмелился поднять глаза, и его взгляд встретился с ободряющими взглядами отца и Есениуса. Они ободряли его, словно приказывали: «Выдержи!» Вавринцу приказали взобраться на «козу», и двое старших студентов покрыли его капюшоном из мешковины, к которому были приклеены большие ослиные уши из бумаги. Эти ослиные уши были основным символом «беана». Но вот к нему уже подходит студент-церемониймейстер с огромным деревянным мечом в руке и снова классическими строфами объясняет зрителям, что ослиные уши были бы отвратительным украшением на ученой голове, и поэтому их необходимо отрубить. Сильным взмахом меча он отсекает правое ухо, которое тотчас отлетает в сторону. Удар значительно сильнее, чем это требуется для бумажного уха, и деревянный меч изрядно рубанул беднягу Вавринца по плечу. Разумеется, среди старших студентов это вызывает громкий смех. А матери Вавринца кажется, что долговязый студент чуть ли не вонзил меч в сердце ее сына. Вавринец заерзал на «козе», но, чем больше он двигался, тем больше страданий причиняла ему острая козья спина. Тем же приемом отсек церемониймейстер и левое ухо. При этом он приговаривал, что лучшее средство избавиться навсегда от ослиных ушей – это внимательность в учении. Он призывал Вавринца учиться, учиться и снова учиться, ибо только при этом он завоюет место среди образованных людей, которые суть украшение человечества. Однако этого еще мало. Церемониймейстер продолжает речь. Он говорит, что у этого увальня, кроме ослиных ушей, имеются еще и воловьи рога, и их необходимо отпилить. Появляется студент с деревянной пилой, который делает вид, что отпиливает у Вавринца рога. Конечно, он делает это так, чтобы бедняге было побольнее. Бедняжка думает, что настал конец мучениям. Увы, он ошибается. При снятии капюшона церемониймейстер основательно растрепал юноше волосы и теперь показывает на его голову. Обращаясь к зрителям, он говорит, что у этой деревенщины голова словно воронье гнездо. Видно, дома он спал в хлеву вместе с волами. Поэтому его надо постричь и причесать. Церемониймейстер хлопает в ладоши, и появляется «цирюльник» с большими деревянными ножницами и граблями. Он начинает «стричь» волосы так, что Вавринец хотя и крепится, но слезы выступают у него на глазах. Мать Вавринца тихо всхлипывает, несмотря на то, что мастер Прокоп толкает ее в бок и шепчет, чтобы она не срамила сына. С тем же усердием студент-«цирюльник» «расчесывает» граблями голову Вавринца. Однако работа «цирюльника» на этом не заканчивается. Церемониймейстер провозглашает, что «беана» необходимо побрить, ибо все лицо его густо заросло стерней. При этом он так треплет беднягу Вавринца по щекам, что у того искры сыплются из глаз. «Цирюльник» приносит «бритву», сделанную из двух деревянных планок, кисть для побелки и старую, облупленную глиняную миску, полную мыльной пены. Обмакнув кисть в пену, он мылит Вавринцу лицо, мыло набивается в ноздри, глаза и рот. Вавринец фыркает, словно кошка, когда ее заставляют нюхать перец. Преподавателям эта забава нравится. Они уже успели забыть, как сами подвергались подобным испытаниям. А «цирюльник» бреет, заталкивая пену Вавринцу за воротник. Наконец приходит прислужник «цирюльника», чтобы умыть побритого. Делает он это просто – выплескивает ему в лицо горшок воды. Бедняга Вавринец, какой он счастливый – на его мокром лице не видно слез, которые струйками текут по щекам! Теперь он даже улыбается – все позади. Но только теперь сказывается результат «беаний». Едва Вавринец слезает с «козы», ноги у него подкашиваются, и он чуть не падает. Каждый шаг причиняет ему страдания, Вавринцу кажется, что у него в теле не осталось ни одной кости. Он идет разбитый, качаясь из стороны в стону. Но именно эта неподражаемая походка вызывает у всех присутствующих взрывы смеха. Смеются все, даже мать Вавринца не может удержаться от смеха, хотя и смотрит на парнишку полными любви глазами. Мастер Прокоп поворачивает к доктору Есениусу просветленное лицо. Он улыбается, и его улыбка как бы говорит: «Хорошо себя держал, не правда ли? Будет из него человек!» Второго «беана» ожидает кое-что новое. Вот он с закрытыми глазами должен что-то отгадать. Ему нежно гладят лицо и лоб якобы для того, чтобы «развить у него память», а на самом деле просто-напросто обмазывают его сажей. Когда с глаз у него снимают повязку, он никак не может понять, почему все так смеются. «Беан», которого сажают на обыкновенную лавку, беспечно радуется, что ему повезло. Но радость его кратка. Сразу же рядом с ним появляется «фельдшер», спрашивая, не болят ли у «беана» зубы. Пока «фельдшер» смотрит ему в рот, другой студент, подкравшись сзади, залезает под лавку. «Болит у тебя этот зуб?» - спрашивает фельдшер. «Нет», - отвечает «беан». «А этот?» - «Тоже нет!» - «Гм! Странно! Ни одного больного зуба! А вот этот?» В этот миг студент, находящийся под лавкой, колет «беана» в мягкое место тонким гвоздем. Не ожидавший такого подвоха «беан» с визгом подскакивает. Общество чуть не лопается от смеха. Только «фельдшер» сохраняет серьезное лицо, деловито замечая: «Значит, этот болит... Ничего не сделаешь, придется его удалить». Он берет огромные деревянные клещи, впихивает их «беану» в рот и, подбадриваемый громкими криками старших студентов, с победоносным видом вытаскивает кабаний зуб, незаметно вложенный им в рот «беана»... Аудитория сотрясается от хохота. Пока все «беане» пройдут муштру, пролетит часа три. Наконец кончаются страдания последнего «беана». Церемониймейстер подходит к ректору, кланяется и по-латыни докладывает, что процедура испытания на выдержку окончилась. Ректор благодарит церемониймейстера и просит декана Кампануса «депонировать беанов». Кампанус встает и направляется к «беанам». Их как будто подменили. Они упоены чувством собственной значительности, держатся важно. В краткой речи декан повторяет то, что вначале было высказано в форме шутки: он говорит о символическом значении «беаний» и призывает юношей во время учения и во всей своей дальнейшей жизни придерживаться поучений, преподанных им на «беаниях». В конце он предостерегает их, чтобы они не опускались снова в пучину невежества, из которого их вывело это символическое очищение. После этого он вызывает каждого студента и заносит в список первого курса. На этом «беании» для студентов кончаются. Преподавателям предстоял еще «convivium». Студенты приготовили им угощение. Но сами они в пиршестве не участвуют. Остаются только те, кто будет прислуживать у стола. Родственники студентов и почитатели академии расходятся. А старшие студенты: Для них день не кончается. После ужина они направляются в корчму, чтобы отметить сегодняшние торжества. Каждый привез из дому кое-какие гроши. Впрочем, важно иметь на первую кружку. А иногда и этого не нужно. Если в корчме веселится шумная компания горожан, среди них всегда найдется какой-нибудь доброжелатель, который пригласит к столу веселых школяров, чтобы они позабавили его песнями и чтением стихов. И так в день «беаний» в корчме «У золотой розы» почти до самой ночи раздаются веселые народные песни, а порой и куплеты бродячих студентов. Ночной сторож, проходящий мимо корчмы около десяти часов вечера, ясно слышит хоровую песню, слова которой можно легко разобрать, несмотря на закрытые окна: Грусть вино развеет, Больное сердце пожалеет... (перевод Б.Шуплецова)
Ибо, как сказал один умный человек, мужество и героизм - это на самом деле вовсе не легко и далеко не естественно. А кто это сказал? Но я согласна, кстати, кто бы ни сказал.))
А это та самая Г.Башкирова, которая писала про мушкетеров - оказывается, даже сюда этот кусочек попал: Надменное презрение к опасности, маска равнодушия к смерти, скрытность внутренней жизни – то, что представляется нам сейчас крайней зависимостью от внешних текущих событий, при иных поворотах судьбы становилось формой самозащиты человека от бомбы и пули, от фатальной случайности, от унизительного постоянного страха. Души высокая свобода, попытка ее отстоять среди беды, среди войны: быть героем так трудно! Сколько бы ни писали в книжках, что это легко, естественно и просто, это всегда не легко, не естественно и не просто, это тоже требует правил и соблюдения ритуалов, не буквы их – а нам сейчас отсвечивает только буква, - а их сути.
Что и было мне доставлено с alib.ru, в романе Людо Зубека "Доктор Есениус", сиречь профессор Ян Есенский, который родился в Венгрии, работал в Виттенберге, обосновался в Праге, преподавал в Каролинуме, сотрудничал с Кеплером, лечил императора Рудольфа и был казнен вместе с цветом чешского дворянства. Несмотря на все обещанное в аннотации
-
-
23.01.2011 в 01:21-
-
24.01.2011 в 18:40Надменное презрение к опасности, маска равнодушия к смерти, скрытность внутренней жизни – то, что представляется нам сейчас крайней зависимостью от внешних текущих событий, при иных поворотах судьбы становилось формой самозащиты человека от бомбы и пули, от фатальной случайности, от унизительного постоянного страха. Души высокая свобода, попытка ее отстоять среди беды, среди войны: быть героем так трудно! Сколько бы ни писали в книжках, что это легко, естественно и просто, это всегда не легко, не естественно и не просто, это тоже требует правил и соблюдения ритуалов, не буквы их – а нам сейчас отсвечивает только буква, - а их сути.
-
-
24.01.2011 в 18:45