Судьба меня тут занесла в тридцатые годы, и в тех годах нашлась книга Р.Роуан «Разведка и контрразведка», перепечатанная в «Правде» как раз 9-11 июня 1937 года, в разгар шпионских процессов. Ситуация сама по себе феерична - с одной стороны, разгневанная риторика под заголовками: «Приговор суда – наш приговор!» «Смерть наймитам фашизма!» «Пусть трепещут все шпионы и диверсанты» «Миллионы обнаружат врагов» «Ядовитая гадина раздавлена» «Проклятие предателям!» «Фашистская разведка в трауре» «Грозен гнев народа» «Да будут прокляты подлые их имена», а с другой - три номера кряду звучит совершенно чужой контекст, с сочувственным упоминанием о шпионах Антанты и мирового империализма (а бывает, и Германии) под варнингом: "Редакция надеется, что этим она в известной мере поможет своим читателям – партийным и непартийным большевикам ознакомиться «с целями и задачами, с практикой и техникой вредительско-диверсионной и шпионской работы иностранных разведывательных органов» (И.Сталин)".
Приблизительность текста явно очень велика, потому что Лоуренса там удостоили сомнительной похвалы: "он так мастерски переодевался, что его в Дамаске приняли за турецкого дезертира и в порядке «дисциплинарного взыскания» избили до потери сознания" 
Поэтому то, что дальше последуют, отбиралось скорее по курьезности, чем по информативности... но вдруг кому на что Заповеди разведчик должны содержать много странных требований, и среди них требование – не проявлять своих характерных национальных черт. Французских агентов предупреждали, чтобы они избегали чрезмерной вежливости. Один из них рекомендовал себя в Мюнхене комиссионером какого-то берлинского концерна, и его выдала полиции кельнерша из ресторана. Она сказала, что он благодарил ее за все, что она ему подавала; частые «благодарю вас» убедили ее в том, что он не тот, за кого себя выдает. В начале мировой войны, когда военное положение Германии казалось благоприятным, некоторым немецким агентам было трудно скрыть свой восторг. Наглый или грубый, самодовольный, ломающийся или словоохотливый агент будет повешен гораздо скорее, чем воспитанный, предусмотрительный и сдержанный разведчик.
Британские агенты в Лондоне задержали и исследовали ноты, потому что они были отправлены в адрес одного подозрительного лица в Цюрих. Это были две песни: «Лестница любви» и «На пути в Дублин», а адрес отправителя гласил «Джек Каммингс, театр Палас». Человек с таким именем не существовал вовсе; но то, что контрразведка имела дело с агентом противника, стало ясно, когда проявитель выявил между нотными линейками донесения о сделанных в Англии наблюдениях. (…) Увидев, что почтовая цензура столь опасна для секретной переписки, немецкие разведывательные центры начали посылать приказы своим агентам во Франции с помощью музыкального кода; слова песен оставались неизменными, но ноты были каждый раз другие. Песня под названием «Незабудка Эльзаса» посылалась в виде периодического издания, и, несмотря на то, что одним иностранным музыкальным издательством присылались десятки нот этой песни, в течение долгого времени никто и не подозревал, что это разведывательный бюллетень. Но в одном французском порту жило некое подозрительное лицо, почта которого тщательно просматривалась. Еженедельно он вместе с другими нотами получал и экземпляр «Незабудки Эльзаса». Эти ноты исследовали и сфотографировали. Оказалось, что текст песни оставался прежним, а музыка в каждом экземпляре была другой. Ноты передали специалисту по расшифрованию, и он раскрыл тайну.
Шифрование предназначается для введения в заблуждение противника не более чем на несколько часов. Шифры только ставят в тупик и прикрывают тайну, в то время как коды могут скрыть мысль так глубоко, что она никогда не выйдет наружу, если кодовая книга будет потеряна. Коды используют слова и предложения, имеющие другое произвольное значение, причем подлинный их смысл невозможно понять, если неизвестно, что подразумевается под каждым отдельным словом или выражением кода. Во время войны один британский генерал в качестве эксперимента послал важные приказы по радио открытым текстом. Как он и ожидал, немцы, читая его краткие и энергичные предложения, были убеждены в том, что это новый, чрезвычайно запутанный код, и не использовали перехваченные приказы. Таков был результат постоянного употребления кодов и шифров в поле: все, что казалось очень простым, принималось за самый сложный код.
Шифры были известны еще древним грекам и римлянам, причем и те, и другие уже пользовались голубиной почтой и, по данным одного древнего историка, пытались приучить ласточек к передаче военных сообщений. Хитроумный грек, тиран Милета, хотел поднять восстание против Дария. Учитывая бдительность персов, он велел одному рабу обрить голову, написал на бритой голове свое сообщение и, когда волосы отросли, послал его к ионийцу Аристагору, который мог ознакомиться с посланием, просто-напросто снова обрив голову раба.
Не менее знаменит пример и о разведчиках – матери и дочери, которые жили в течение многих лет в важном стратегическом пункте недалеко от Амьена. Обе женщины были немками по рождению и немецкими агентами, поселенными во Францию в 1901 г. Они, несомненно, могли видеть многое, что было неуловимо для немецких разведчиков на расстоянии 75 миль. Они изобрели следующий метод сигнализации немецким летчикам: развешивали белье для просушки на веревке во дворе. Но женщины очень скоро возбудили подозрение. Наблюдавший за ними агент французской контрразведки не мог согласиться с тем, чтобы два человека могли пачкать столько белья. Он заметил также, что вещи часто развешивались ими и в плохую погоду, причем почти все они были ярких цветов. Женщины Франции, потерявшей 900 тыс.жизней, обычно ходили в трауре или носили платья темных цветов, чтобы не оскорблять глаз пострадавших. Подозрение сменилось уверенностью: немецкие самолеты летали низко, и летчики проявляли большой интерес к постоянно стираемым красным, зеленым и оранжевым платьям. Вскоре двум женщинам-агентам, ожидавшим войну с 1901 г., пришлось ждать ее в тюремных камерах.
читать дальшеВсе архивы секретной службы сохраняются в глубокой тайне, драгоценные материалы их учитываются и обречены на гибель при перемене начальствующего состава. Книги о секретной службе представляют собой хвастливые мемуары («только храбрейшим из храбрых разрешено служить с нами на этом опасном посту!»), сомнительные разоблачения или же полубеллетристические и мелодраматические повествования о таинственных, волнующих событиях и подвигах какого-нибудь агента секретной службы.
Нам было бы очень приятно рассказать о разведчиках со сценическими талантами, в гриме и с фальшивыми усами. Но дело в том, что современные разведчики редко маскируются, если они могут избежать этого. Фальшивое имя в паспорте или американский костюм на немецком моряке – вот современная маскировка. Профессиональные осведомители самого низкого пошиба могут выдавать себя за джентльменов, человек низшего происхождения выдает себя за герцога, путешествующего инкогнито, - это и есть маскировка. Очень трудный, смелый и отнюдь не редкий прием маскировки – это рекомендовать себя офицером армии или флота противника. Все начальники секретных служб знают, что паника, которая охватывает гражданское население всех стран в начале войны, разные слухи, шпиономания, - все это служит для сокрытия первоначальных шагов агентов противника. Общее возбуждение и обращение в органы контрразведки по поводу всех случайных подозрений и ложных тревог настоящий разведчик использует как наилучший способ маскировки. Он побежит вместе с толпой и потребует ареста каждого явного иностранца, или, наоборот, он отречется от буйных патриотов, спокойно займет свою позицию (которую позже использует для разведки) и мирным, нормальным образом жизни введет в заблуждение самых бдительных людей.
Было воскресенье 24 марта 1918 г., когда немецкая сверхдальнобойная пушка, самая крупная из всех «Больших Берт», начала обстрел Парижа. Бомбардировка города, не объявленного на осадном положении, последовала за налетом бомбардировщиков и цеппелинов. В момент первой паники население города не поняло чуда, совершенного Крупом, и предполагало, что немцы, которые в это время разгромили британский фронт от Барнанса до Гузокура, произвели новое ошеломляющее продвижение через центр фронта и подошли к Парижу. На самом деле пушка находилась вблизи Крепи ан Лаоннэ, на опушке леса Сен-Гобен, в 112 км от Парижа. Самолеты роями летали над этим районом, но так как немцы хорошо маскировали и часто переправляли с места на место свое чудовище, то только к ночи удалось определить местонахождение пушки. Весь район подвергся бомбардировке с самолетов и обстрелу французских батарей. Но разведка не могла надеяться на случайность, пришлось обратиться к местному населению. Масса народа вызвалась выполнить это задание. Из них по жребию выбрали четырех человек, которых ночью и переправили в тыл германского фронта между Ла Фер и Анизи де Шато. Через неделю трое добровольцев благополучно были доставлены обратно самолетом. Они привезли сведения, включая и кинопленку с изображением пушки. Только один из них не вернулся. Калибр, нарезка, порох, вес снаряда, заряд, угол возвышения – все данные, представляющие интерес для артиллеристов, были представлены добровольцами разведывательному отделу в Шантильи. Затем эти сведения отправили французским экспертам по артиллерии. Французские, британские и американские фирмы могли воссоздать это чудовище. Но зачем? Немецкая пушка сильно поколебала моральное состояние французского гражданского населения, и это – единственный эффект, которого немцы добились «Большой Бертой». Эта пушка поразила французов на один день. Разведка, добыв все данные этого орудия, снова доказала свою энергию и деятельность.
В один из периодов войны английские офицеры разведки получили инструкции не жалеть ни расходов, ни труда для получения чертежей и спецификаций нового самолета Фоккер, который только что был принят на вооружение германских воздушных сил. Одного недовольного немецкого унтер-офицера, который уже прежде поддерживал связь с одним британским агентом в Бельгии, удалось убедить в том, чтобы он перелетел на своем Фоккере и приземлился в тылу британского фронта. Унтер-офицер с радостью принял задаток в сумме десяти фунтов и получил еще 50 фунтов после благополучной доставки самолета. Несомненно, самым сильным мотивом, выдвинутым британским агентом при уговоре унтер-офицера, было заявление о том, что лично для агента война будет благополучно закончена.
За несколько лет до мировой войны «Берлинское страховое общество Виктория» имело «особое отделение» в Париже, причем все служащие и агенты были прусскими офицерами запаса. Каждые шесть месяцев все служащие сменялись и возвращались в Берлин, но до возвращения каждый из них обязательно ездил на экскурсию по восточным департаментам республики. Все специалисты по страхованию проходили подготовку для работы в военной разведке. Война началась, а они уже были готовы.
Но самое абсурдное и бессмысленное в немецкой армии – это конфликты между военной и морской разведывательными службами. Каждая из них получала значительные суммы (не менее двенадцати миллионов марок), тем не мене, каждая завидовала месту другой в секретном бюджете. Какого рода трения происходили до августа 1914 г., - неизвестно, но когда наступил кризис, оба отдела разведки были как бы в состоянии «гражданской войны», соперничали друг с другом и относились один к другому с большей враждебностью, чем к противнику. Все сведения агентов военной разведки считались противоречивыми и не имеющими никакой ценности. Так утверждали офицеры морской разведки, но если в руки военных разведчиков попадали сведения морской разведки, они еще с большим остервенением поливали их грязью. Агенты и другие сотрудники, а также и разведка союзников использовали этот конфликт в своих интересах: первые грабили казну, а другие доставали нужные им сведения. В противоположность этому, в период войны разведки союзников сотрудничали дружно, что не всегда можно было отметить в отношениях гражданских или военных властей этих держав.
Немецкие разведчики теряли время на наркоманов, жалких и отвратительных созданий, жаждущих наркотиков и готовых обещать за них все, что угодно. Немецкие химики могли посылать им сколько угодно этого товара, и небольшие пакетики с наркотическими средствами прикреплялись под вагонам товарных поездов, идущих из Швейцарии во Францию. Но агенты, распределявшие эти средства среди подонков Парижа, поступали по-детски, если предполагали, что наркоман может располагать точными военными сведениями или может разобраться в них, если случайно придет в соприкосновение с ними. Преступников, конечно, можно заставить ради наркотиков пойти на убийство или кражу, но надежные люди, располагающие важными военными тайнами, в период войны никогда не относились безразлично к своим обязанностям. И поэтому они были хорошо защищены от преступного элемента.
Американский секретный агент, которому в период мировой войны поручили следить за Плутархом Элиасом Каллес – губернатором Соморы, известным германофилом, - маскировался под мексиканца. Он покрывал всю свою кожу йодом, а когда это средство оказалось слишком болезненным, он добавлял к нему грязь.
Ловкость этого агента видна из того, что ему даже было позволено в некоторых важных случаях пользоваться поездом диктатора Соморы.
Опытный агент знает, как действовать, чтобы не возбуждать подозрения, он лучше всего скроет свое лицо под маской грубости или глупости: спортсмен становится увальнем, подтянутый офицер и образованный джентльмен всегда могут скрыться под маской грязи, дурных манер и беспутной жизни.
Самый опасный момент работы разведчика – это передача сведений по назначению. Девять из десяти разведчиков, обнаруженных агентами контрразведки, проваливались вследствие ненадежности средств связи, которыми они пользовались. Во время мировой войны один немецкий агент использовал реку Скарп, протекающую вблизи Арраса, от британских позиций к немецким: он надрезал рыб, вкладывал в эти надрезы свои сообщения и доверял рыбу с военной информацией реке для доставки по назначению. Этот агент не был пойман, из переданных им сообщений было перехвачено только одно. Английским солдатам приказали собирать и разбирать все отбросы, плывущие по реке мимо их позиций, и благодаря этому еще одна хитрая выдумка оказалась несостоятельной.
Использование почтовых голубей было настолько обычным, что всем войскам на фронте приказывали стрелять по голубям, летящим в сторону противника. Достоверно установлено, что один голубь был выкрашен в яркие краски, чтобы походить на попугая, так как какой-то агент считал, что попугай во Фландрии привлечет к себе меньше внимания, чем голубь.
Химики обеих враждующих сторон изобретали новые и замечательные чернила всякий раз, когда секрет прежних становился известен противнику, и каждое такое изобретение посылалось тайными путями агентам. Поэтому чернила приготовлялись нередко в виде лекарств, мыла, зубной пасты и мазей. Но еще лучший способ посылки небольшого количества чернил заключался в том, что ничего не подозревающего путешественника просили передать какую-либо принадлежность туалета находящемуся за границей приятелю. Этот приятель – агент или его помощник, а принадлежность туалета (пальто, жилет, рубашка, брюки или пара носков) пропитывалась новыми чернилами. Такой простой процесс, как кипячение рубашки или носков, мог снабдить агента достаточным количеством чернил, чтобы покрывать поля газет или поверхность другой бумаги, которая может избежать бдительности цензора.
Одно весьма важное разведывательное донесение, пришедшее в Англию от бельгийского агента в самом начале войны, было написано на большом листе бумаги, сильно просаленном, словно смазанном салом, а в центре письма была прожжена большая дыра. На этой бумаге лимонно-формалиновыми чернилами была написана подробная оценка численности немецких войск, проходящих по Бельгии в направлении к Франции. Запись шла через сало до края прожженного отверстия и продолжалась с другой стороны до самого края листа. В эту бумагу была завернута пара сапог, которые один беженец вез с собой вместе с другим наскоро уложенным скарбом.
Некоторые лица утверждали, что неразорвавшиеся снаряды не разрывались именно потому, что в них находились инструкции, а не взрывчатые вещества. Предполагалось, что агентам было известно, где и когда будет выпущен предназначающийся для него снаряд. Агент должен был находиться где-нибудь поблизости, вырыть снаряд и исследовать его содержимое.
Средства связи должны были быть упрощены до крайности, чтобы избежать цензоров. Когда это условие было учтено, последовало множество изобретений. Сложные коды и хитроумные шифры, запутанные настолько, что лейтенанты, разбирающие их, сходили с ума, были сданы в архив вместе с мушкетами, ружьями, заряжаемыми с дула, и другими устаревшими вещами. Секретный агент мог свести свой письменный отчет к ряду разорванных слов, знаков и чисел. Этот отчет мог сбить с толку противника, в руки которого он случайно попадал. Однако внешняя странность документа могла ускорить провал агента.
Два голландца – Янсенн и Росс – работали как агенты морской разведки; они выдавали себя за комиссионеров табачной фирмы и посылали из всех посещаемых ими морских портов телеграммы с заказами на тысячи сигар самых дорогих марок. В этих телеграммах слово «корона» означало линкор. Если показывалось 4000 «корон», это означало, что в порту, из которого был послан «заказ», стоят четыре линкора. Естественно, что этот внезапный спрос на табачные изделия был отмечен телеграфными цензорами. Когда этих «голландских купцов» (в действительности безработных матросов) подвергли допросу, они заявили, что являются представителями одной голландской фирмы, которая была так незначительна, что такие большие заказы на дорогие сигары могли быть объяснены слабым разумом ее владельца. После того, как им предъявили доказательства, обвиняющие их, они сознались и были приговорены к смертной казни.
Иногда пользовались открытками. Их склеивали под большим давлением, причем с одной стороны был адрес, с другой – изображение, а между ними листок тончайшей бумаги с донесением или картой. Один немецкий агент, живший на юге Франции, писал свои донесения специальными чернилами на куске тончайшей слюды, а затем искусно прикреплял этот прозрачный слой к стеклам пенсне. Писание на маленьких кусочках тонкой бумаги было делом обычным. Многие разведчики носили эти документы в своих трубках под табаком: таким образом в случае опасности агент всегда мог закурить трубку и уничтожить эту улику.
Во время мировой войны в Париже жил один подозрительный человек, который в течение многих недель не делал ничего компрометирующего. Но в конце концов была найдена одна вещь, которая дала нужную нить. Этот человек жил в скромном отеле, и при многократных обысках в его комнате было замечено, что у него имелось несколько носовых платков, которые он никогда не отдавал прачке. Эти драгоценные платки были пропитаны новым химическим составом, не известным до тех пор союзникам. Понадобилось около двух месяцев, чтобы обнаружить некоторую дозу этого состава в платке, взятом французским агентом и замененном другим абсолютно схожим платком. Не удивительно, что этому человеку удавалось вводить в заблуждение наблюдательность секретной службы. Благодаря необычайному терпению агентов и химиков контрразведки новые чернила были, наконец, открыты, и после этого агент с платками и многие другие были захвачены врасплох с поличным.
Большая немецкая радиостанция в Кауэне периодически казалась охваченной каким-то приступом лихорадки и посылала в эфир бессмысленный поток слов, произносимых с устрашающей быстротой. Предполагалось, что это делается для того, чтобы мешать работе радиостанций союзников. Как и все остальные немецкие радиопередачи, эта неразбериха тоже была записана фонографом. Однажды один офицер поставил этот валик, пытаясь найти подобие кода в этой передаче. Пока он прислушивался, фонограф замедлил ход, и тогда-то он добился, наконец, открытия. Скорость передачи маскировала определенный код, используемый для посылки инструкций немецким агентам в Южной и Центральной Америке: эта остроумная выдумка открылась только благодаря случайному замедлению фонографа.
Как мы уже видели, военная разведка носила несколько любительский характер и была чем-то вроде спорта для офицеров до тех пор, пока Фридрих Великий не открыл, что лучше нанять и подготовить крестьян для этой работы, чем рисковать жизнью генералов и маршалов, переодетых крестьянами. Король-солдат первый придал разведке характер строго обдуманной системы. Сорок лет спустя два изобретательных француза – Реаль и Демарэ, старшие лейтенанты Фуше, талантливого, но неустойчивого министра полиции Наполеона, - случайно создали современную систему наблюдения за разведчиками.
Одна женщина, задержанная по дороге в Берн, имела чертежи нового орудия с заводов Ле Крезо. Эти чертежи были сделаны невидимыми чернилами на нижней юбке, но юбка была сильно накрахмалена, что в 1917 г. привлекало внимание. В результате тщательного исследования в конце концов была открыта тайнопись. У одного «нейтрального» туриста был отобран схематический набросок главных противовоздушных сооружений Парижа. Набросок был сделан на тончайшей бумаге, свернут в тугую трубочку и вложен в середину синего карандаша (карандашей было несколько), но так как большую часть графита пришлось вынуть, то этот карандаш весил меньше, чем остальные. Контрразведчики проверили вес карандашей, и шпион был пойман.
Известно, что во время похода на Азию до Александра Македонского дошли слухи о недовольстве среди союзников и наемников, и что царь проверил их весьма простым способом. Он объявил, что пишет письмо домой, и посоветовал своим полководцам сделать то же самое. Когда курьеры отправились в путь, он остановил их и прочел все порученные им письма. Наполеон каждый день уделял некоторое время на чтение частных писем; Ришелье был первым французом, который систематически нарушал неприкосновенность частной корреспонденции. Вообще мы знаем очень мало королей или командиров, которые пренебрегали этим средством изучения информации.
Бдительность почтовой цензуры, работавшей в контакте с контрразведкой, привела к обнаружению крупного германского разведчика по фамилии Мюллер. Однажды, в 1915 г. лондонская цензура получила газету, адресованную в Амстердам. На полях этой газеты была обнаружена тайнопись. Сообщение гласило, что «С» отправился на север и будет писать «из 201». На штемпеле было написано «Дептфорд».
Один из инспекторов Скотланд-Ярда приступил к работе так, словно «С» обокрал банк или был убийцей, которого необходимо было поймать. Он обратился к полиции города Дептфорда с запросом, на каких улицах города имеются такие дома под номером 201. «Только на одной, - гласил ответ. – На Дептфорд Хай Стрит».
В этом доме английские детективы нашли некоего Петера Хаана, пекаря (английского подданного), который клялся, что никогда не делал никаких странных надписей на полях газет, никогда не посылал газет в Голландию и вообще не знает, кто такой «С». Однако при обыске у него нашли закругленное на конце перо и невидимые чернила. Хаана арестовали.
Пекарь упорно отказывался говорить, но его соседи охотно отвечали за него и вспомнили человека, который частенько захаживал к нему. По их описаниям, это был высокий человек, с хорошими манерами, судя по всему – русский. Детективы обратились к списку лондонских пансионов, причем розыски привели в Блумсбери, где одна перепуганная хозяйка признала в этом описании своего постояльца – русского, по фамилии Мюллер, и сказала, что он недавно уехал по личным делам в Ньюкасл. Действительно, «С» оказался на севере.
Располагая всеми приметами, детективы, наблюдавшие за Нортумберлендским портом, опознали Мюллера в поезде. Он был арестован и возвращен в Лондон под стражей. Это был действительно опасный разведчик. Его система пересылки полученной информации сама по себе являлась поразительным новшеством. Она могла очень долго оставаться необнаруженной. Он давал объявления в английские провинциальные газеты, а затем отправлял эти газеты своему голландскому корреспонденту.
Код, которым пользовался Мюллер, был в конце концов раскрыт специалистами из знаменитой «комнаты 40». И после казни Мюллера офицеры разведывательного отдела продолжали посылать немцам ложные сведения, пользуясь его методом. Более того, британская разведка долгое время получала от немцев денежные переводы в качестве вознаграждения за эти сведения.
Всем всегда было понятно, что некая государственная организация открывает важные письма, и так как большая их часть запечатывалась воском, то считалось, что для этого требовалась значительная ловкость. Специалисты и лекторы по вопросам военной разведки как в Европе, так и в Америке обычно рекомендовали использование нагретого лезвия для снимания печати с конвертов; по прочтении письма печать возвращается на прежнее место. Но Зиверт, которому приходилось открывать десятки писем с множеством печатей, нашел, что нагретое лезвие или проволока недостойны его перлюстрационного «гения». Очень часто нагретый металл повреждал конверт. Ввиду этого он изобрел небольшое приспособление, состоявшее из тонкой круглой палочки, диаметром в вязальную спицу, и расщепленное до половины своей длины. Палочка вводилась в запечатанный конверт у самого угла и проталкивалась до противоположного угла. Письмо попадало в щель. Затем палочка быстро вращалась в руке, и письмо наматывалось на палочку, после чего следовало осторожным движением вытащить его, не растягивая конверта и не повреждая печати или печатей. Прочитанное и скопированное письмо снова наматывалось на палочку, вкладывалось осторожно в конверт и разматывалось, после чего палочка снова вытягивалась обратно, а конверт у края приглаживался рукой. Письмо затем отправлялось по назначению в столь же хорошо запечатанном конверте, в каком оно поступало в «черный кабинет».
Тайная полиция в той или иной форме использовалась всеми древними династиями: величайшего могущества и искусства она достигла в XVI веке в Индии. Император Акбар организовал около 1556 г. тайную разведку, которая фактически управляла государством.
Шпионы для Акбара казались самым лучшим средством управления густонаселенной империей с чрезвычайно сложными общественными и религиозными взаимоотношениями. Один из индийских философствующих политиков заметил, что шпионы «умеряют усердие» чиновников. Особое место в системе секретной службы Акбара, по-видимому, занимали донесения о путешественниках. Англичанин Джон Хоукинс, путешествовавший по Востоку в качестве посланца королевы Елизаветы, был очень недружелюбно встречен в Сурате Мокарруб-ханом. Хоукинс упорно продолжал путь до Агры. Но шпионы Акбара со своими донесениями опередили его. Когда английский адмирал вступил в город, его встретили с почетом, а на частной аудиенции император упомянул обо всех неприятностях, случившихся в Сурате, до того, как адмирал успел ему пожаловаться. Помимо выражений сожаления, посетителю дали понять, что в Сурате уже наведен порядок. Таким образом, шпионы помогали всевидящему и всезнающему правителю держать народ в страхе.
Вся секретная служба в Индии поручалась главным образом мусорщикам. По закону два раза в день посылали их убирать все жилища и, убирая мусор и отбросы, они прислушивались к всевозможным разговорам. Все услышанное они передавали начальникам, донесения которых шли непосредственно императору. Материал не отбирался, и самые грязные сплетни, самые ничтожные перепалки соседей или соперников, все мелкие скандалы становились известными во дворце.
Подобной организации тайной полиции не существовало больше нигде, если не считать мощной организации средневековой церкви в Европе. Известный немецкий специалист по вопросам разведки фон Деккер однажды сказал, что тайна, которую не может открыть духовное лицо или женщина, никогда не будет открыта. А приходский священник был духовным лицом, пользовавшимся огромным влиянием на своих прихожанок; таким образом, церковь располагала прекрасными возможностями проникновения в местные тайны, и сводки местных донесений составляли серьезный разведывательный материал для архиепископов типа Вольсея или Ришелье.
Противники церкви всегда утверждали, что исповедь являлась средством секретной службы. Оставив в стороне споры, следует отметит, что до последнего столетия церковь подготовила много блестящих тайных агентов, шпионов и начальников секретных служб. Фуше, Талейран, Демарэ были в прошлом священниками, которые умели организовать и использовать службу тайной полиции. Кардинал Ришелье имел в своем распоряжении ловкого отца Жозефа дь Тремблей, который с помощью смелых и неразборчивых в средствах агентов раскрыл загово Сен-Марса, следил за Австрией и ее союзниками, за австрийской королевой во Франции и даже пошел дальше заговорщицы Марии де Роган, герцогини Люинь и Шеврез.
Пропаганда также является объектом работы контрразведки. Больше всего она контролировалась и пресекалась цензурой. Однако в Великобритании, Франции, Италии и Америке строгое наблюдение за опубликованием различных известий постоянно возбуждало всеобщее негодование и вызывало беспокойство. Здесь, пожалуй, цензура причинила больше зла, чем добра. Неприятельская пропаганда использовала это обстоятельство, так как наполовину информированные лица всегда жаждут узнать все, а это – находка для пропагандиста. Другое дело, когда люди не привыкли читать и понимать. Они сбивают с толку пропагандиста своим полнейшим незнакомством с тем, на чем зиждется его план. Этим объясняется тот факт, что во время мировой войны австро-германская пропаганда не имела большого успеха среди русских войск и гражданского населения.
Начальник британской морской разведывательной службы сэр Реджинальд Холл быстро изобрел множество средств воздействия на общественное мнение противника. Но в одном случае Холл пустил слух, который рикошетом ударился по Англии. В декабре 1914 г. Холл распространил слух в Германии о том, что британский флот сосредоточивает силы для прикрытия десанта британских войск на севере Голландии, между Эмсом и Везером. Этот слух дошел непосредственно до германского главного штаба и был принят за чистую монету. Немцы так серьезно этому поверили, что в угрожаемый район послали запасные дивизии. Эта мера встревожила Гаагу. Весть о движении запасных дивизий перелетела через Северное море и обеспокоила англичан. Агенты разведывательного корпуса британской армии сообщили о необъяснимом присутствии немецких сил на побережье. В свою очередь британское командование тоже вынуждено было быть наготове. Только после нескольких дней большого напряжения нервов с обеих сторон Холл узнал, что результат мистификации превзошел его ожидания, и положил конец беспокойству военного штаба в Уайтхолле.
Задание по пропаганде никогда не должно поручаться агентам разведки. Талантливые разведчики, пытавшиеся заняться заодно и пропагандой, неизменно раскаивались в этом, а некоторые, наиболее безрассудные, поплатились за эту попытку жизнью. Боло Паша, который занимался изготовлением мыла и спекулировал по всей Южной Европе, был талантливым заговорщиком. Но в 1914 г. он, получив от американских банков крупные суммы, приехал во Францию и приступил к приобретению газет, с помощью которых он собирался пропагандировать идеи пораженчества; по замыслу Германии подобная пропаганда должна была разложить французские войска на фронте. Боло смог получить в свое распоряжение только незначительные, жалкие листки, не имевшие никакого влияния в стране. Когда он стал добиваться покупки крупной газеты и, наконец, получил «Ле Журналь» сенатора Гумберта, то его песенка была спета. Человек, нашедший внезапно большие средства и покупавший газеты в момент, когда общественное мнение играло решающую роль, сразу же навлек на себя подозрение. Голос пораженчества, звучавший в мелкой прессе Боло, вскоре был заглушен голосом Боло, оправдывавшемся на суде. Его расстреляли.
В 1915 г. германские агенты посылались в Америку не для разведывательных целей, а для пропаганды. Им поручали распространять слухи против своих соотечественников, живущих в Германии и за границей. Они распространяли вымышленные факты, унижающие германское достоинство. Какова же была цель этой странной кампании? Немцы предполагали, что как только общественность Америки поймет, что распространяемые слухи не соответствуют действительности, она отнесет их за счет происков союзников. Но в конце концов этот план провалился и, несомненно, был использован пропагандой союзников.
Что касается разведчиков-любителей, то чемпионом мировой войны следует признать одного бельгийца, служившего в момент оккупации на сталелитейных заводах в Льеже. Благодаря отваге и работе этого патриота, союзники получали сведения обо всех немецких воинских поездах, проходивших через Льеж до 22 августа; после этого числа ему уже не с кем было посылать сообщения, которые он раньше посылал с беженцами, направлявшимися в Англию. В течение многих дней он скрывался в дренажной трубе, под насыпью, наблюдая за поездами и считая вагоны по мере того, как они проезжал над его головой. Он даже был в состоянии отмечать артиллерию и другие специальные части оккупационных войск.
Разведка представляет собой такую же трудную профессию, как игра на сцене или писание пьес – поприще, на котором почти каждый чувствует себя призванным быть великим. В то же время контрразведка, т.е. уличение разведчиков противника, является страстью миллионов людей. Однако есть люди, которые ради выгоды продают сведения. Сейчас же после объявления войны эти люди (чаще всего граждане нейтральных стран) и всевозможные ренегаты, бывшие преступники и мошенники спешат к тому, кто даст наивысшую цену. Если бы не военный суд и расстрел, громадные стаи этих шакалов сновали бы по всему театру военных действий. И странно, судьба, ожидающая их при провале, не останавливает этих продажных наблюдателей. После того, как кто-нибудь из этой шайки провалится, будет судим и расстрелян, они исчезают или переходят в другой лагерь. Поэтому-то во время войны обе воюющие стороны и оповещали о расстрелах разведчиков.
Работа разведчика или контрразведчика, ее значение и иск создают из профессиональных секретных агентов как бы особую касту. Они не всегда таинственны, как в романах. Им приходится выполнять гораздо больше скучной, повседневной работы, чем кажется тем, кто смотрит на их деятельность с романтической точки зрения. Они могут быть патриотами, пользоваться в своей личной жизни репутацией честного человека, жизнь их будет относительно скучной, спокойной и прозаичной. Они даже могут быть чужды так называемому духу приключений, и самое лучшее для них – это отсутствие склонности драматизировать свою профессию. Но они – искатели приключений, и их профессия требует любопытного сочетания свойств, непохожих на те, которые требуются солдату или исследователю, наемному вояке, спекулянту, контрабандисту или какому-нибудь другому нарушителю закона.
Со времен Штибера существовала доктрина об индивидуальной заслуге и общественном достоинстве лиц, занимающихся разведкой, правительственными заговорами и тому подобными делами секретного, но все же официального характера. Считалось, что лица высшего общества тоже должны заниматься разведкой, и немецкое руководство по разведке подчеркивает, что шпионаж более «почетное занятие», чем регулярное выполнение своего повседневного долга в армии.
Эва, воспитательница, получившая место в одном известном доме в Лондоне, была заподозрена в шпионаже и подвергнута допросу. Она сразу упала духом и призналась в своих намерениях, но заявила, что до настоящего момента не имела случая получить какую-нибудь ценную информацию. На самом же деле у нее были превосходные случаи до того, как она возбудила подозрение, но она просто не знала той игры, в какую играла. Эта девушка наивно призналась также и в этом. Она рассказала, что была послана в Англию своим возлюбленным и хотела стать шпионкой, чтобы доставить ему удовольствие. В дополнение к его нежной благодарности она должна была получать ежемесячно двести марок.
Военный шпионаж был особо рискованным родом разведки. Разведка была почетным занятием до того, как война приняла огромный размах, который потребовал мобилизации целых народов. Даже маршалы переодевались и шли в разведку (например, маршал Пею). Великий французский маршал Катина гордился тем, что однажды переоделся в грязные лохмотья угольщика, чтобы проникнуть в Аррас, осажденный его армией. И английский король Альфред был не менее «великим», потому что он, переодетый, тайно посетил лагерь датчан, чтобы оценить опасность, грозившую его западному саксонскому королевству.
В эпоху рыцарства разведка считалась постыдным занятием, и в течение некоторого времени командующие армиями отказывались пользоваться ее услугами. В это время воры подвергались повешению за обыкновенное воровство, а профессиональный шпион пользовался известными привилегиями. Робинзон, военный разведчик, уличенный в Лондоне в 1757 г., просидел в заключении в Тауэре всего шесть месяцев, а затем был освобожден. Вскоре после этого некий доктор Хэнси, судимый в июне 1758 г., был неожиданно приговорен к повешению. На суде он спросил: можно ли обращаться с разведчиком так же, как с обыкновенным жуликом? (Колэн. «Война маршала саксонского»).
Мы не имеем сведений, была ли совершена казнь над Хэнси, но возможность ее возбудила большие волнения в кругах тайных агентов. Смертная казнь была грозным новшеством, и она отпугнула многих агентов, работавших в Англии для Людовика XV. Фридрих Великий приблизительно в то же время положил конец разведке как веселой авантюре. Фридрих отличался врожденным талантом полководца, и это яснее всего выразилось в использовании разведчиков. Его считают отцом организованной военной разведки, а матерью разведки была сама необходимость.
В 1870 г. был большой подъем военной разведки, причем агенты кишели всюду и вели себя так, как никогда до сих пор не вели. Первые опыты Штибера относятся к периоду до 1866 г., когда он организовал в Австрии разведку, результаты которой не имели себе равных в истории. Его образцом был не Фридрих, а Моисей. Когда этот великий пророк послал 12 сородичей, чтобы посмотреть страну, он не ограничил их заданием чисто топографического характера. После обычного совещания с Иеговой он был готов дать точные указания для агрессивной секретной службы. Когда Мольтке напал на Мак-Магона и перешел через Рейн, северная часть Франции, в которую он вторгся, кишела прусскими разведчиками. Штибер имел 36 тыс. агентов на пространстве от Страсбурга до Сены. Библейский вождь велел своим сородичам подняться на гору, посмотреть страну и живших в этой стране людей, определить: много их или мало, сильны они или слабы, какова у них земля, какие у них города, где живут они – в палатках или в домах. Далее он посоветовал им узнать, плодородна ли земля и какие леса в этой стране. И батальоны, посланные Штибером на территорию Наполеона III, собирали, начиная с 1868 г., именно такие сведения. Каждый шаг пути на Париж был занесен на карту и проверен в масштабе, словно военное наступление – точная наука, подобно астрономии или математике. Французская контрразведка была чрезвычайно слаба и не могла ничего поделать с 36 тыс. резидентов или туристов, занятых оптовой изменой. Деятельность такого количества разведчиков должна быть ощутима. Они видели все и, подобно пылесосу, всасывали в себя все, что было нужно Штиберу.
-
-
09.11.2011 в 20:01*пошла качать*
-
-
11.11.2011 в 17:41-
-
18.11.2011 в 19:07И после казни Мюллера офицеры разведывательного отдела продолжали посылать немцам ложные сведения, пользуясь его методом. Более того, британская разведка долгое время получала от немцев денежные переводы в качестве вознаграждения за эти сведения.
— какой английский юмор.
-
-
01.12.2011 в 13:17-
-
01.12.2011 в 14:24-
-
05.12.2011 в 18:18