laughter lines run deeper than skin (с)
А вот сборник иронической (и не такой уж иронической) поэзии "Парнасские страдания", тоже около тех же годов, и тоже хорош главным образом своей разветвленностью - там и историческая "кунсткамера", и иностранцы, и пародии, и мэтры, и совсем неизвестные имена. Нравится мне там не очень большой процент, но все равно неймется его выковыривать и тащить сюда - что-то, разумеется, общеизвестное, а что-то, надеюсь, и не столь...
Я – океан, рождающий цунами,
Но это между нами.
А людям говорю, что я рыбак,
Ютящийся у кромки океана
И знающий, что поздно или рано
Цунами нас поглотит, бедолаг.
(Дмитрий Сухарев)
Не жалей аплодисментов! –
праздник наш не беспредельный.
И к тому же – в этом цирке
номер каждого смертельный.
(Мария Аввакумова)
Илюша Френкель – фронтовой поэт,
Однажды мне сказал: - Давай закурим! –
И я курил все двадцать девять лет!
А мы тут о влияниях толкуем,
Напрасно называем имена.
Есенин, Маяковский, Северянин
И Блок не оказали на меня
Столь долгого и вредного влиянья!
(Николай Глазков)
АРГЕНТИНСКИЕ ЧИНОВНИКИ, УР-РА!
Этот – живет на жалованье,
тот – жалуется на жизнь.
Французская булка, дешевая болонская колбаса,
залив Ла-Плата.
Идет, идет пароход.
Сидите и ждите свое «когда»
среди сотен тысяч других «когда».
«Где» - это мы знаем:
(кафе,
ипподром),
дешевый курорт в горах,
и временная работа
в конторе с бесшумными вентиляторами,
и начальников – только пять.
Когда, моя жизнь, когда.
(Хулио Кортасар, пер.В.Андреева)
ШКОЛЬНИК
У Пифагора теоремы.
Колумб Америки достиг.
А у Гомера две поэмы.
И Принц у Золушки жених.
Один проделал путь тяжелый.
Другой нашел свою мечту.
А я? А я бегу из школы
С цветком шиповника во рту.
(Морис Карем, пер.В.Берестова)
читать дальше
***
Звезд насыпало – аж вот так! –
сквозь небесное решето.
- Как зовут тебя?
- А никак.
- Кто ты есть такой?
- Да никто.
В поле – сто дорог и одна.
И любовь одна не причуда.
- А куда же ты?
- В никуда.
- А откуда ты?
- Ниоткуда.
У костра присядь моего.
Подведен итог и черта.
- Что ты ищешь здесь?
- Ничего.
- Что оставил там?
- Ни черта.
На заре журавли, трубя,
в омут канули голубой.
- От кого бежишь?
- От себя.
- А за кем бежишь?
- За собой.
(Сергей Чупаленко)
***
Дедко поет, вырезая игрушки.
Вязнут в вязании пальцы старушки.
«Ну-тка, Анютка, с тобой пропаду –
Слова не вымолвишь в этом году…»
Снова затянет свои нескладушки…
Вязнут в вязании пальцы старушки…
«Ох ты, разохты! Вязать-то вяжи,
Но хоть словечко, старушка, скажи,
Как нескладушка выходит игрушка…»
С лавочки тихая встала старушка.
«Кашляешь шибко, носки вот связала», -
Только всего старику и сказала…
(Александр Швецов)
Рак пятится назад, а щука тянет в воду,
А лебедь в небо рвется, как всегда…
О, сколько раз уже себе в угоду
Меня тянули в жизни: кто куда.
Спасибо старой басне за науку:
Я компромисса в жизни не ищу.
И лебедя, и рака я, и щуку
Упрямо в свою сторону тащу!
(Сергей Семянников)
Не каждый шмель – виолончель,
не каждый грач – трубач,
не каждый спрятавшийся в щель
ночной сверчок – скрипач…
Но и не всяк смычок – сверчок,
не всяк трубач – весенний грач,
не каждая виолончель
поет вот так, как этот шмель.
(Леонид Козырь)
Одним немного – но от бога.
Другим – от чёрта до черта.
Но между теми и другими
Весьма отчетлива черта.
(Владимир Друк)
Есть у писателя свой круг
читателей – так говорят.
Для них не покладая рук
всю жизнь писатели творят.
В своем кругу их ждет успех!
И, вероятно, оттого
иные пишут и для тех,
кто не читает ничего.
(Александр Жуков)
Поцелуи и цветы,
ночи и рассветы
переплавить хочешь ты
в звонкие сонеты.
В общем, ты как тот глупец,
превративший в золото
все вокруг. И наконец
умерший от голода.
(Владимир Ширяев)
Мы ели щи из щавеля.
Вкушать такие щи неплохо
Зимой, в начале февраля:
Хозяйка дома не дуреха!..
А в сентябре от этих щей
Не ощущаю восхищенья:
При изобилье овощей
Щавель – плохое угощенье.
Когда я что-нибудь хвалю,
То знаю цену щавелю.
(Николай Глазков)
С томной Софи на борту пакетбота
Плыл лейтенант иностранного флота.
Перед Софи он вертелся как черт…
И, завертевшись, свалился за борт!
В тот же момент к лейтенанту шмыгнула,
Зубы оскалив, большая акула!..
Но лейтенант не боялся угроз
И над акулой кортик занес!
Глядя на это, в смущенье большом,
Вскрикнула вдруг, побледневши, Софи:
«Ах, лейтенант! Что вы? Рыбу – ножом?!
Фи!»
И, прошептавши смущенно «pardon»,
Мигом акулой проглочен был он!
(Николай Агнивцев)
Унылая и идиотская,
Из окон музыка звучит;
В ней что-то мерзкое и скотское,
А улица – ей что! – молчит.
Но вот и музыка прекрасная
Из окон гордо понеслась,
Но так же улица бесстрастная
К ней равнодушно отнеслась.
И вдруг – мелодия привычная,
Обычная, ни та ни ся…
Очнулась улица кирпичная,
Вот так и продолжать прося!
(Леонид Мартынов)
Кто там
Никого
Это сердце мое стучит
В квартире пустой
Оно так стучит
Рядом с тобой
Там за стеной
Смуглая ручка на ручке дверной
Не шевелись
Постой
Только пальчиком дверь открой.
(Жак Превер, пер. Н.Стрижевской)
СЕМЕРКИ
Женщина, имевшая семь законных мужей, писала семь лет
в известную всем газету статьи о том, как найти
любовь и суметь удержать ее; семь тысяч голодных
девушек в Миссисипи читали эту газету семь лет
и не нашли ни любви, ни мужей.
(Карл Сэндберг, пер. А.Гаврилова)
СУП
Я видел знаменитого человека, и он ел суп.
Я видел, как ложка за ложкой
Он черпал суп.
Имя его в тот день мелькало во всех газетах,
И тысячи разных людей говорили только о нем.
Когда я увидел его,
Он сидел, наклонив свою голову над тарелкой,
В правой руке держал он ложку
И ел этой ложкой суп.
(Карл Сэндберг, пер. А.Гаврилова)
ЛИЧНОСТЬ
(Размышления репортера уголовной хроники
в отделе опознания личности)
Вы любили сто женщин, но всегда имели
лишь один узор большого пальца.
Вы прожили сто жизней, но всегда жили
лишь с одним узором большого пальца.
Вы объехали мир и сражались в тысяче войн,
заслужили все ордена, какие только придумали
люди, но, когда вы вернулись домой, отпечаток
вашего пальца был точно таким же, как и в тот
день, когда вы свой дом покидали и мать
целовала вас на прощание.
Из чрева времен выходят миллионы людей, их ноги тесно
стоят на земле, и они друг другу перерезают
глотки за место, на котором можно стоять,
но нет у них двух одинаковых отпечатков.
Где-нибудь есть всемогущий Бог Отпечатков Пальцев,
который бы мог рассказать, почему это так.
(Карл Сэндберг, пер. А.Гаврилова)
Наполеон на воздушном шаре
Вдруг улетел неизвестно куда,
Сопровождает государя
Старая гвардия, как всегда.
Взял он с собой пушки и порох,
Чтобы устраивать в небе грозу,
И затерялся в воздушных просторах,
К радости всех, кто остался внизу.
(Морис Карем, пер.В.Берестова)
ХУДОЖНИК
Нарисовал художник речку,
Но полотно дало утечку.
Нарисовал он воробья,
Тот улетел, мои друзья.
Он рисовал гиппопотама,
Пока не затрещала рама.
Писал он звезды в высоте –
Прожег семь дырок на холсте.
Тогда решил он на картине
Дверь написать посередине
И через дверь явился в дом,
Туда, где с вами мы живем.
(Морис Карем, пер.В.Берестова)
ОТДАДИМ ДОЛЖНОЕ
Они говорили ему: «Вы сделали хорошее дело, в равной
мере доброе и великое. Открытие Индии. Это
великолепно, - говорили они ему. – Весьма. Но
только извольте, сеньор, а где же золото?»
Они говорили: «Нам это нравится, мы просто в
восторге, по существу, это был бы шедевр. Но вы
не находите, что там слишком много этого самого
принца датского? А впрочем, мало у кого теперь
такой легкий стиль».
«Изумительно, - говорили они. – Кто только вас
надоумил, не мистер ли Орвилл? Или мистер
Вилбур? Но эта ваша машина, она поразительна,
если она только работает. Мы предполагаем
использовать ее для сортировки яиц или для
рекламы».
Все они были добрые люди. Весьма порядочные.
Они не били своих жен. Они ходили в церковь. Они
свято чтили закон.
(Кеннет Фиринг, пер.А.Шараповой)
АМЕРИКАНСКАЯ РАПСОДИЯ
С завтрашнего дня, да, с завтрашнего,
Войдут в моду стилизованные восточные одеяния и
причудливые экстравагантные судьбы;
И честная жизнь, наконец, придет, спустится к нам по
трапу безостановочного моноплана с
хромированными дверками, серебряными
крыльями и прямыми звездными прожекторами;
И серебряный гром погасит молчанье безумия,
Новый неимоверный звук расколет вдребезги
конечный невысказанный вопрос и заглушит
финальную негромкую, но грозную реплику;
Ракеты, ракеты, латинские свечи сигнальных ракет
будут разрываться на каждом углу этой ночи,
заволакивая змейками из огненного серебра
великое ничто, умеющее только ждать,
И будет блестящая, мерцающая серебряная завеса
простираться повсюду, своею непроницаемостью
скрывая от глаз глубину: черный, пустой,
пугающий центр Вселенной, куда падают люди,
когда они одиноки или мертвы,
Больны или одиноки,
Одиноки или бедны,
Истощены, или сведены с ума, или превращены в
дураков, или одиноки…
С завтрашнего дня, да, с завтрашнего, мы начнем наконец жить
И много-много смеяться
Здоровым серебряным смехом,
Хорошо оформленным смехом, снабженным
несколькими простыми инструкциями и гарантией
безусловной честности.
(Кеннет Фиринг, пер.А.Шараповой)
ТЕНДЕНЦИОЗНОЕ
В наш мудрый, просвещенный век
Такое положение,
Что просто честный человек
Достоин уважения.
А если добр он, ко всему,
То здесь суроволицую
Должны мы приставлять к нему
Охранную милицию.
Ну а когда и ум при нем
В придачу к ценным качествам,
То этот образ мы найдем
Подделкой и трюкачеством…
(Виктор Глущенко)
БОГ ПОЭЗИИ
Бог поэзии представляется мне хитрецом.
И на вид – человеком с довольно простецким лицом,
Склонным к пище обильной и к плотской, простите, любви.
И идут к нему толпы, и люди взывают:
- Яви! –
Он дает им игрушки, побрякушки и сласти дает,
И иконку старушке в иссохшую руку сует,
А поклонников бокса кормит он кровяной колбасой,
Томных девушек поит из розы хрустальной росой.
В балаган приглашает тех, кто явно хотел балаган:
- Вам понравились клоуны? Правильно я полагал?
И любитель «клубнички» идет от него, чуть дыша,
Завсегдатай кладбищ говорит: «Отдохнула душа…»
«К черту ветхость традиций!» - ликуя, уходит юнец,
А ревнитель традиций поет: «Модернисту – конец!»
Эта ярмарка слова! Входи и бесплатно бери
Леденцы и галеты, пирожные и сухари,
Мятый ситчик, силон, бумазею, шиншиллы меха
И билет на Цейлон в огнедышащем трюме стиха!
Свист, овации, вопли…
Бог неслышно уходит во тьму,
И спокойные люди приближаются молча к нему.
Отмыкает ларец, и среди манускриптов и книг
Бог сидит. Не хитрец, а премудрый и гордый старик.
Открывается взорам поэзии истинный свет.
Суета за забором затихает и сходи на нет:
Гаснет шар балагана, и паноптикум уж на замке…
Только стук барабана раздается еще вдалеке:
Заперевшись в уборной, все дубасит по коже свиной
Кто-то очень упорный, но и он укрощен тишиной.
Бог поэзии счастлив. Он слышит, как дышит листва.
Ах, великою властью они обладают, слова, -
Только надобно верить не всяким, приятель, словам!
Завтра бог улыбнется: - Что дать Вам, читатель? –
А вам?
(Олег Дмитриев)
ДОСУЖЕМУ ТАЛАНТУ
Не тверди, что ты благ и духовен,
Приводя свой невроз как пример.
Если б каждый, кто глух, был Бетховен!
Если б каждый, кто слеп, был Гомер!
Оставайся простым человеком,
Отправляйся-ка лучше домой…
Если б каждый урод был Лотреком!
Или Байроном – каждый хромой!
Пусть ты любишь в мечтательной сени
Счет вести неудачливым дням,
Но не каждый рязанец – Есенин,
Как не каждый пьянчуга – Хайям…
Правда, все мы ничуть не жалеем
О несбыточно-дивном былом, -
Что не каждый певец был Орфеем
Или просто имел бы диплом.
Хоть отрадно от сладкого сна нам –
Только в жизни такое претит:
Если б каждый лимон был бананом –
У людей бы пропал аппетит.
(Сергей Безлюдский)
БЕЗОБРАЗИЕ!
Одновременно мы звонили:
Он – мне, а я звонил ему.
Пошто нас не соединили –
Так до сих пор и не пойму!
Но, посудите, в самом деле:
От нетерпенья трепеща,
Звонки настойчиво летели,
Во тьме общения ища!
Я после думал, опечалясь,
Что в эти долгих полчаса
Не раз в пути пересекались
Случайно наши голоса!
И вовсе, видимо, не трудно,
Как пряха связывает нить,
Когда желанье обоюдно –
На полпути соединить!
(Николай Карпов)
НАДЕЖДА
Люди к счастью стремятся всегда,
Чтоб впитать наподобие губки,
И находят его иногда
Даже в самой обычной покупке.
Получая посильно за труд
И в надеждах порою старея,
Как детишек, покупки несут,
Полагая, что жизнь – лотерея.
Эта женщина – вся в суету
Окунувшись, надеяться рада,
Что поможет вернуть красоту
Из французской столицы помада.
И в любой человечьей судьбе
Те надежды, конечно, ко благу.
Ну а я покупаю себе,
Как обычно, в избытке бумагу,
И любому из встречных под стать,
Предвкушением радостным греюсь:
Все надеюсь шедевр написать…
Все надеюсь, надеюсь, надеюсь…
(Николай Карпов)
***
Вздох разлуки ударил с вокзала
И задул перед миром свечу.
Ты зачем на прощанье сказала:
«Только свистни, и я прилечу»?
Надоело мне жить подле хлеба
И не быть, а казаться во мгле.
Взял и свистнул в вечернее небо
И заметил: летишь на метле!
На просторе, как гребни морские,
Загибались ресницы твои.
Зеленели глаза колдовские,
Иглы страсти звенели в крови.
Никогда не расстаться с тобою
Даже после последнего дня.
Соскочи же с небес и метлою
Этот мир отмети от меня!
(Юрий Кузнецов)
ЖИЛИ В КВАРТИРЕ
Старый потертый пятак
жил в тридцать третьей квартире.
Старый потертый пиджак
жил в тридцать третьей квартире.
Старый потертый пятак
очень с приятелем сжился.
Старый потертый пиджак
дружбою этой гордился.
Старый потертый пятак
в прошлом был мотом и франтом.
Старый потертый пиджак
некогда был музыкантом.
Старый потертый пиджак
шел иногда прогуляться.
Старый потертый пятак
с ним не хотел расставаться.
Старый потертый пиджак
как-то за гвоздь зацепился.
Старый потертый пятак
с горя в дыру провалился.
Старый потертый пятак
сунули в новые брюки…
Старый потертый пиджак
горько рыдал от разлуки…
(Вильям Озолин)
НИЧЕЙНАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
Вот мчится тройка никакая
Вдоль по дороге никакой.
Никто, никак не напевая,
Трясет ничейной головой.
Там дух ничей. Ничем там пахнет.
И никаковские поля.
Никто не встанет и не ахнет:
Мол, как же так! Ничья земля!
Никто не шевельнет и бровью.
Никто не поведет плечом.
Ничей покой не куплен кровью.
Никто
Не плачет ни о чем.
(Аркадий Тюрин)
ОНИ РАЗБИВАЮТ МИР
Они разбивают мир
На мелкие куски.
Они разбивают мир,
Зажав его в тиски.
Однако все равно,
Мне-то все равно
Еще хватает его вполне!
Еще достаточно мне,
Достаточно, что люблю
Перышко сизаря,
Дальний песчаный путь,
Пенье птиц на заре.
Достаточно, что люблю
Эту листву за стеною,
Каплю росы на листве
И сверчка на стене.
Они разбивают мир
На мелкие куски.
Они разбивают мир,
Но мне хватает его вполне!
Еще достаточно мне –
Еще остается глоточек ветра,
Жизни легчайший шаг,
В зрачках последняя капля света,
Шорох травы в ушах.
И даже, и даже,
Если меня бросают в тюрьму,
Мне хватает его вполне!
Еще достаточно мне,
Достаточно, что люблю
Изъеденный камень камер,
Прутьев стальные ряды,
На которых кровь запеклась.
И даже, и даже
Истертый гнилой лежак,
Набитый трухой тюфяк
И солнечную пыль.
Люблю открытый дверной глазок,
Людей, входящих ко мне
И выводящих меня опять
Мир обрести на миг,
Запах его обрести и цвет.
Люблю эти два столба,
Этот трехгранный нож,
Этот праздник в моей судьбе,
Эту смертную дрожь.
И даже, и даже
Эту корзину, куда вот-вот
Голова моя упадет,
Просто люблю – и все.
Достаточно, что люблю
Эту листву на заре,
Каплю росы на листве
И полет сизаря.
Они разбивают мир
На мелкие куски, -
Но еще хватает его вполне,
Еще его достаточно мне в сердце моем.
(Борис Виан, пер.М.Яснова)
Я – океан, рождающий цунами,
Но это между нами.
А людям говорю, что я рыбак,
Ютящийся у кромки океана
И знающий, что поздно или рано
Цунами нас поглотит, бедолаг.
(Дмитрий Сухарев)
Не жалей аплодисментов! –
праздник наш не беспредельный.
И к тому же – в этом цирке
номер каждого смертельный.
(Мария Аввакумова)
Илюша Френкель – фронтовой поэт,
Однажды мне сказал: - Давай закурим! –
И я курил все двадцать девять лет!
А мы тут о влияниях толкуем,
Напрасно называем имена.
Есенин, Маяковский, Северянин
И Блок не оказали на меня
Столь долгого и вредного влиянья!
(Николай Глазков)
АРГЕНТИНСКИЕ ЧИНОВНИКИ, УР-РА!
Этот – живет на жалованье,
тот – жалуется на жизнь.
Французская булка, дешевая болонская колбаса,
залив Ла-Плата.
Идет, идет пароход.
Сидите и ждите свое «когда»
среди сотен тысяч других «когда».
«Где» - это мы знаем:
(кафе,
ипподром),
дешевый курорт в горах,
и временная работа
в конторе с бесшумными вентиляторами,
и начальников – только пять.
Когда, моя жизнь, когда.
(Хулио Кортасар, пер.В.Андреева)
ШКОЛЬНИК
У Пифагора теоремы.
Колумб Америки достиг.
А у Гомера две поэмы.
И Принц у Золушки жених.
Один проделал путь тяжелый.
Другой нашел свою мечту.
А я? А я бегу из школы
С цветком шиповника во рту.
(Морис Карем, пер.В.Берестова)
читать дальше
***
Звезд насыпало – аж вот так! –
сквозь небесное решето.
- Как зовут тебя?
- А никак.
- Кто ты есть такой?
- Да никто.
В поле – сто дорог и одна.
И любовь одна не причуда.
- А куда же ты?
- В никуда.
- А откуда ты?
- Ниоткуда.
У костра присядь моего.
Подведен итог и черта.
- Что ты ищешь здесь?
- Ничего.
- Что оставил там?
- Ни черта.
На заре журавли, трубя,
в омут канули голубой.
- От кого бежишь?
- От себя.
- А за кем бежишь?
- За собой.
(Сергей Чупаленко)
***
Дедко поет, вырезая игрушки.
Вязнут в вязании пальцы старушки.
«Ну-тка, Анютка, с тобой пропаду –
Слова не вымолвишь в этом году…»
Снова затянет свои нескладушки…
Вязнут в вязании пальцы старушки…
«Ох ты, разохты! Вязать-то вяжи,
Но хоть словечко, старушка, скажи,
Как нескладушка выходит игрушка…»
С лавочки тихая встала старушка.
«Кашляешь шибко, носки вот связала», -
Только всего старику и сказала…
(Александр Швецов)
Рак пятится назад, а щука тянет в воду,
А лебедь в небо рвется, как всегда…
О, сколько раз уже себе в угоду
Меня тянули в жизни: кто куда.
Спасибо старой басне за науку:
Я компромисса в жизни не ищу.
И лебедя, и рака я, и щуку
Упрямо в свою сторону тащу!
(Сергей Семянников)
Не каждый шмель – виолончель,
не каждый грач – трубач,
не каждый спрятавшийся в щель
ночной сверчок – скрипач…
Но и не всяк смычок – сверчок,
не всяк трубач – весенний грач,
не каждая виолончель
поет вот так, как этот шмель.
(Леонид Козырь)
Одним немного – но от бога.
Другим – от чёрта до черта.
Но между теми и другими
Весьма отчетлива черта.
(Владимир Друк)
Есть у писателя свой круг
читателей – так говорят.
Для них не покладая рук
всю жизнь писатели творят.
В своем кругу их ждет успех!
И, вероятно, оттого
иные пишут и для тех,
кто не читает ничего.
(Александр Жуков)
Поцелуи и цветы,
ночи и рассветы
переплавить хочешь ты
в звонкие сонеты.
В общем, ты как тот глупец,
превративший в золото
все вокруг. И наконец
умерший от голода.
(Владимир Ширяев)
Мы ели щи из щавеля.
Вкушать такие щи неплохо
Зимой, в начале февраля:
Хозяйка дома не дуреха!..
А в сентябре от этих щей
Не ощущаю восхищенья:
При изобилье овощей
Щавель – плохое угощенье.
Когда я что-нибудь хвалю,
То знаю цену щавелю.
(Николай Глазков)
С томной Софи на борту пакетбота
Плыл лейтенант иностранного флота.
Перед Софи он вертелся как черт…
И, завертевшись, свалился за борт!
В тот же момент к лейтенанту шмыгнула,
Зубы оскалив, большая акула!..
Но лейтенант не боялся угроз
И над акулой кортик занес!
Глядя на это, в смущенье большом,
Вскрикнула вдруг, побледневши, Софи:
«Ах, лейтенант! Что вы? Рыбу – ножом?!
Фи!»
И, прошептавши смущенно «pardon»,
Мигом акулой проглочен был он!
(Николай Агнивцев)
Унылая и идиотская,
Из окон музыка звучит;
В ней что-то мерзкое и скотское,
А улица – ей что! – молчит.
Но вот и музыка прекрасная
Из окон гордо понеслась,
Но так же улица бесстрастная
К ней равнодушно отнеслась.
И вдруг – мелодия привычная,
Обычная, ни та ни ся…
Очнулась улица кирпичная,
Вот так и продолжать прося!
(Леонид Мартынов)
Кто там
Никого
Это сердце мое стучит
В квартире пустой
Оно так стучит
Рядом с тобой
Там за стеной
Смуглая ручка на ручке дверной
Не шевелись
Постой
Только пальчиком дверь открой.
(Жак Превер, пер. Н.Стрижевской)
СЕМЕРКИ
Женщина, имевшая семь законных мужей, писала семь лет
в известную всем газету статьи о том, как найти
любовь и суметь удержать ее; семь тысяч голодных
девушек в Миссисипи читали эту газету семь лет
и не нашли ни любви, ни мужей.
(Карл Сэндберг, пер. А.Гаврилова)
СУП
Я видел знаменитого человека, и он ел суп.
Я видел, как ложка за ложкой
Он черпал суп.
Имя его в тот день мелькало во всех газетах,
И тысячи разных людей говорили только о нем.
Когда я увидел его,
Он сидел, наклонив свою голову над тарелкой,
В правой руке держал он ложку
И ел этой ложкой суп.
(Карл Сэндберг, пер. А.Гаврилова)
ЛИЧНОСТЬ
(Размышления репортера уголовной хроники
в отделе опознания личности)
Вы любили сто женщин, но всегда имели
лишь один узор большого пальца.
Вы прожили сто жизней, но всегда жили
лишь с одним узором большого пальца.
Вы объехали мир и сражались в тысяче войн,
заслужили все ордена, какие только придумали
люди, но, когда вы вернулись домой, отпечаток
вашего пальца был точно таким же, как и в тот
день, когда вы свой дом покидали и мать
целовала вас на прощание.
Из чрева времен выходят миллионы людей, их ноги тесно
стоят на земле, и они друг другу перерезают
глотки за место, на котором можно стоять,
но нет у них двух одинаковых отпечатков.
Где-нибудь есть всемогущий Бог Отпечатков Пальцев,
который бы мог рассказать, почему это так.
(Карл Сэндберг, пер. А.Гаврилова)
Наполеон на воздушном шаре
Вдруг улетел неизвестно куда,
Сопровождает государя
Старая гвардия, как всегда.
Взял он с собой пушки и порох,
Чтобы устраивать в небе грозу,
И затерялся в воздушных просторах,
К радости всех, кто остался внизу.
(Морис Карем, пер.В.Берестова)
ХУДОЖНИК
Нарисовал художник речку,
Но полотно дало утечку.
Нарисовал он воробья,
Тот улетел, мои друзья.
Он рисовал гиппопотама,
Пока не затрещала рама.
Писал он звезды в высоте –
Прожег семь дырок на холсте.
Тогда решил он на картине
Дверь написать посередине
И через дверь явился в дом,
Туда, где с вами мы живем.
(Морис Карем, пер.В.Берестова)
ОТДАДИМ ДОЛЖНОЕ
Они говорили ему: «Вы сделали хорошее дело, в равной
мере доброе и великое. Открытие Индии. Это
великолепно, - говорили они ему. – Весьма. Но
только извольте, сеньор, а где же золото?»
Они говорили: «Нам это нравится, мы просто в
восторге, по существу, это был бы шедевр. Но вы
не находите, что там слишком много этого самого
принца датского? А впрочем, мало у кого теперь
такой легкий стиль».
«Изумительно, - говорили они. – Кто только вас
надоумил, не мистер ли Орвилл? Или мистер
Вилбур? Но эта ваша машина, она поразительна,
если она только работает. Мы предполагаем
использовать ее для сортировки яиц или для
рекламы».
Все они были добрые люди. Весьма порядочные.
Они не били своих жен. Они ходили в церковь. Они
свято чтили закон.
(Кеннет Фиринг, пер.А.Шараповой)
АМЕРИКАНСКАЯ РАПСОДИЯ
С завтрашнего дня, да, с завтрашнего,
Войдут в моду стилизованные восточные одеяния и
причудливые экстравагантные судьбы;
И честная жизнь, наконец, придет, спустится к нам по
трапу безостановочного моноплана с
хромированными дверками, серебряными
крыльями и прямыми звездными прожекторами;
И серебряный гром погасит молчанье безумия,
Новый неимоверный звук расколет вдребезги
конечный невысказанный вопрос и заглушит
финальную негромкую, но грозную реплику;
Ракеты, ракеты, латинские свечи сигнальных ракет
будут разрываться на каждом углу этой ночи,
заволакивая змейками из огненного серебра
великое ничто, умеющее только ждать,
И будет блестящая, мерцающая серебряная завеса
простираться повсюду, своею непроницаемостью
скрывая от глаз глубину: черный, пустой,
пугающий центр Вселенной, куда падают люди,
когда они одиноки или мертвы,
Больны или одиноки,
Одиноки или бедны,
Истощены, или сведены с ума, или превращены в
дураков, или одиноки…
С завтрашнего дня, да, с завтрашнего, мы начнем наконец жить
И много-много смеяться
Здоровым серебряным смехом,
Хорошо оформленным смехом, снабженным
несколькими простыми инструкциями и гарантией
безусловной честности.
(Кеннет Фиринг, пер.А.Шараповой)
ТЕНДЕНЦИОЗНОЕ
В наш мудрый, просвещенный век
Такое положение,
Что просто честный человек
Достоин уважения.
А если добр он, ко всему,
То здесь суроволицую
Должны мы приставлять к нему
Охранную милицию.
Ну а когда и ум при нем
В придачу к ценным качествам,
То этот образ мы найдем
Подделкой и трюкачеством…
(Виктор Глущенко)
БОГ ПОЭЗИИ
Бог поэзии представляется мне хитрецом.
И на вид – человеком с довольно простецким лицом,
Склонным к пище обильной и к плотской, простите, любви.
И идут к нему толпы, и люди взывают:
- Яви! –
Он дает им игрушки, побрякушки и сласти дает,
И иконку старушке в иссохшую руку сует,
А поклонников бокса кормит он кровяной колбасой,
Томных девушек поит из розы хрустальной росой.
В балаган приглашает тех, кто явно хотел балаган:
- Вам понравились клоуны? Правильно я полагал?
И любитель «клубнички» идет от него, чуть дыша,
Завсегдатай кладбищ говорит: «Отдохнула душа…»
«К черту ветхость традиций!» - ликуя, уходит юнец,
А ревнитель традиций поет: «Модернисту – конец!»
Эта ярмарка слова! Входи и бесплатно бери
Леденцы и галеты, пирожные и сухари,
Мятый ситчик, силон, бумазею, шиншиллы меха
И билет на Цейлон в огнедышащем трюме стиха!
Свист, овации, вопли…
Бог неслышно уходит во тьму,
И спокойные люди приближаются молча к нему.
Отмыкает ларец, и среди манускриптов и книг
Бог сидит. Не хитрец, а премудрый и гордый старик.
Открывается взорам поэзии истинный свет.
Суета за забором затихает и сходи на нет:
Гаснет шар балагана, и паноптикум уж на замке…
Только стук барабана раздается еще вдалеке:
Заперевшись в уборной, все дубасит по коже свиной
Кто-то очень упорный, но и он укрощен тишиной.
Бог поэзии счастлив. Он слышит, как дышит листва.
Ах, великою властью они обладают, слова, -
Только надобно верить не всяким, приятель, словам!
Завтра бог улыбнется: - Что дать Вам, читатель? –
А вам?
(Олег Дмитриев)
ДОСУЖЕМУ ТАЛАНТУ
Не тверди, что ты благ и духовен,
Приводя свой невроз как пример.
Если б каждый, кто глух, был Бетховен!
Если б каждый, кто слеп, был Гомер!
Оставайся простым человеком,
Отправляйся-ка лучше домой…
Если б каждый урод был Лотреком!
Или Байроном – каждый хромой!
Пусть ты любишь в мечтательной сени
Счет вести неудачливым дням,
Но не каждый рязанец – Есенин,
Как не каждый пьянчуга – Хайям…
Правда, все мы ничуть не жалеем
О несбыточно-дивном былом, -
Что не каждый певец был Орфеем
Или просто имел бы диплом.
Хоть отрадно от сладкого сна нам –
Только в жизни такое претит:
Если б каждый лимон был бананом –
У людей бы пропал аппетит.
(Сергей Безлюдский)
БЕЗОБРАЗИЕ!
Одновременно мы звонили:
Он – мне, а я звонил ему.
Пошто нас не соединили –
Так до сих пор и не пойму!
Но, посудите, в самом деле:
От нетерпенья трепеща,
Звонки настойчиво летели,
Во тьме общения ища!
Я после думал, опечалясь,
Что в эти долгих полчаса
Не раз в пути пересекались
Случайно наши голоса!
И вовсе, видимо, не трудно,
Как пряха связывает нить,
Когда желанье обоюдно –
На полпути соединить!
(Николай Карпов)
НАДЕЖДА
Люди к счастью стремятся всегда,
Чтоб впитать наподобие губки,
И находят его иногда
Даже в самой обычной покупке.
Получая посильно за труд
И в надеждах порою старея,
Как детишек, покупки несут,
Полагая, что жизнь – лотерея.
Эта женщина – вся в суету
Окунувшись, надеяться рада,
Что поможет вернуть красоту
Из французской столицы помада.
И в любой человечьей судьбе
Те надежды, конечно, ко благу.
Ну а я покупаю себе,
Как обычно, в избытке бумагу,
И любому из встречных под стать,
Предвкушением радостным греюсь:
Все надеюсь шедевр написать…
Все надеюсь, надеюсь, надеюсь…
(Николай Карпов)
***
Вздох разлуки ударил с вокзала
И задул перед миром свечу.
Ты зачем на прощанье сказала:
«Только свистни, и я прилечу»?
Надоело мне жить подле хлеба
И не быть, а казаться во мгле.
Взял и свистнул в вечернее небо
И заметил: летишь на метле!
На просторе, как гребни морские,
Загибались ресницы твои.
Зеленели глаза колдовские,
Иглы страсти звенели в крови.
Никогда не расстаться с тобою
Даже после последнего дня.
Соскочи же с небес и метлою
Этот мир отмети от меня!
(Юрий Кузнецов)
ЖИЛИ В КВАРТИРЕ
Старый потертый пятак
жил в тридцать третьей квартире.
Старый потертый пиджак
жил в тридцать третьей квартире.
Старый потертый пятак
очень с приятелем сжился.
Старый потертый пиджак
дружбою этой гордился.
Старый потертый пятак
в прошлом был мотом и франтом.
Старый потертый пиджак
некогда был музыкантом.
Старый потертый пиджак
шел иногда прогуляться.
Старый потертый пятак
с ним не хотел расставаться.
Старый потертый пиджак
как-то за гвоздь зацепился.
Старый потертый пятак
с горя в дыру провалился.
Старый потертый пятак
сунули в новые брюки…
Старый потертый пиджак
горько рыдал от разлуки…
(Вильям Озолин)
НИЧЕЙНАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
Вот мчится тройка никакая
Вдоль по дороге никакой.
Никто, никак не напевая,
Трясет ничейной головой.
Там дух ничей. Ничем там пахнет.
И никаковские поля.
Никто не встанет и не ахнет:
Мол, как же так! Ничья земля!
Никто не шевельнет и бровью.
Никто не поведет плечом.
Ничей покой не куплен кровью.
Никто
Не плачет ни о чем.
(Аркадий Тюрин)
ОНИ РАЗБИВАЮТ МИР
Они разбивают мир
На мелкие куски.
Они разбивают мир,
Зажав его в тиски.
Однако все равно,
Мне-то все равно
Еще хватает его вполне!
Еще достаточно мне,
Достаточно, что люблю
Перышко сизаря,
Дальний песчаный путь,
Пенье птиц на заре.
Достаточно, что люблю
Эту листву за стеною,
Каплю росы на листве
И сверчка на стене.
Они разбивают мир
На мелкие куски.
Они разбивают мир,
Но мне хватает его вполне!
Еще достаточно мне –
Еще остается глоточек ветра,
Жизни легчайший шаг,
В зрачках последняя капля света,
Шорох травы в ушах.
И даже, и даже,
Если меня бросают в тюрьму,
Мне хватает его вполне!
Еще достаточно мне,
Достаточно, что люблю
Изъеденный камень камер,
Прутьев стальные ряды,
На которых кровь запеклась.
И даже, и даже
Истертый гнилой лежак,
Набитый трухой тюфяк
И солнечную пыль.
Люблю открытый дверной глазок,
Людей, входящих ко мне
И выводящих меня опять
Мир обрести на миг,
Запах его обрести и цвет.
Люблю эти два столба,
Этот трехгранный нож,
Этот праздник в моей судьбе,
Эту смертную дрожь.
И даже, и даже
Эту корзину, куда вот-вот
Голова моя упадет,
Просто люблю – и все.
Достаточно, что люблю
Эту листву на заре,
Каплю росы на листве
И полет сизаря.
Они разбивают мир
На мелкие куски, -
Но еще хватает его вполне,
Еще его достаточно мне в сердце моем.
(Борис Виан, пер.М.Яснова)
@темы: В Мире Мудрых Мыслей