А еще обнаружилось, что в юности Лоуренс Т.Э. любил читать Хаусмена, который Лоренс, и который при этом брат Альфреда Эдварда, известного нам по проникновенным стихам о войне и солдатах. Вероятно, "Боги и их создатели", упомянутые у Ричардса, у меня все-таки будут на очереди, а пока что - его сказки, которые меня просто утянули и не отпускали.
Хотя обе сказки, зачем-то переведенные в этом посте, вообще-то принципиально непереводимы, и я когда-нибудь надеюсь научиться принимать это как факт 
Для начала, я не знаю, что делать с именами героев - ведь Nillywill - это явно от willy-nilly, волей-неволей, а имя Hands-pansy имеет явное отношение к рукам и к анютиным глазкам... А вот pansy в том смысле, в каком для российской эстрады выступает голубая луна, пожалуй, придется отставить в сторонку. Ведь когда в Англии всходит голубая луна, у испанских лягушек вырастают волосы, немецкие собаки лают хвостами, русский рак свистит на горе и вообще немало занятных вещей творится в этом мире.
Хотя каким образом Лоуренс умудрился загнать этот контекст в "Чеканку", я при детях даже упоминать не стану, тем более что мне пришлось это переводить как "раз в сто лет"...
А так красивая эскапистская сказка получилась 
Но вот однажды случилось большое несчастье – Нилливилл пришлось бросить крестьянскую жизнь и снова стать принцессой. Важные взрослые люди пришли к лесу, где она так весело собирала цветы, схватили ее за золотистые волосы, поймали ее за маленькие ножки и унесли ее далеко от Хэнса, во дворец, где никогда она прежде не бывала. Ее унесли в огромный дворец, где со всех сторон были леса, террасы и сады, и она сидела там и плакала. Она говорила, что хочет назад к Хэнсу, хочет вырасти рядом с ним и выйти за него замуж, пусть он был и останется бедным крестьянским сыном.
Те, кто опекал Нилливилл в ее теперешнем высоком положении, мудро советовали ей забыть его.
- Ведь скорее на небе взойдет голубая луна, - говорили они, - чем принцесса выйдет замуж за крестьянского сына!
Нилливилл и Хэнс-фиалка были самой неприметной и счастливой парой влюбленных, которая когда-либо появлялась в этом мире или исчезала из него.
Они полюбили друг друга еще до первого взгляда – с того дня, как вслепую наткнулись друг на друга в одной и той же колыбели. И Хэнс-фиалка, когда впервые познакомился с Нилливилл, не знал, что она была настоящей принцессой, которая пряталась в доме бедного крестьянина. А Нилливилл, когда впервые познакомилась с Хэнсом, тоже не знала, что в груди этого младенца билось самое честное и доброе сердце, которое когда-либо рождалось среди бедности и безвестности. Поэтому она со своего края их маленькой колыбели толкала его своими розовыми королевскими пяточками, а он со своего края, смеясь, толкался в ответ. И вот, как видите, еще до первого взгляда они по уши влюбились друг в друга.
Ничто не могло помешать их любви. Ведь день за днем земля, солнце и ветер только крепче вселяли в них это чувство, и вода не могла его смыть. И когда они уже провели вместе семь лет, никаких сомнений не оставалось у них, что они предназначены друг другу на небесах. Но вот однажды случилось большое несчастье – Нилливилл пришлось бросить крестьянскую жизнь и снова стать принцессой. Важные взрослые люди пришли к лесу, где она так весело собирала цветы, схватили ее за золотистые волосы, поймали ее за маленькие ножки и унесли ее далеко от Хэнса, во дворец, где никогда она прежде не бывала. Ее привезли в огромный дворец, где со всех сторон были леса, террасы и сады, и она сидела там и плакала. Она говорила, что хочет назад к Хэнсу, хочет вырасти рядом с ним и выйти за него замуж, пусть он был и останется бедным крестьянским сыном.
Те, кто опекал Нилливилл в ее теперешнем высоком положении, мудро советовали ей забыть его.
- Ведь скорее на небе взойдет голубая луна, - говорили они, - чем принцесса выйдет замуж за крестьянского сына!
Когда Нилливилл услышала это, каждую ночь она стала ждать восхода луны, надеясь, что однажды вечером она распустится на закате голубым цветком. И тогда исполнение ее желания упадет к ней, как пчела из сердцевины цветка. Но, вечер за вечером, луна, всходившая на небе, была то серебристой, то красноватой, то бледно-желтой.
Шли годы, и они не приближали принцессу к ее мечте - найти место для Хэнса среди великолепия своего двора. Она знала, что он живет за пять тысяч миль от нее, и у него для ходьбы есть только деревянные крестьянские башмаки. А когда Нилливилл умоляла, чтобы ей позволили еще раз увидеть его, весь двор с исключительной вежливостью отвечал ей: «Нет и нет!» Память принцессы пела о нем на тысячу ладов, как распевают птицы в лесах; но ее мысли бились крыльями о клетку, которую люди зовут короной, пытаясь вырваться на свободу.
Итак, шло время, и Нилливилл плавно вступила в нежную пору девичества, становясь самой милой принцессой, что когда-либо роняла слезы из глаз. Все, что она могла сделать ради своей любви – наполнить свой сад темноглазыми фиалками. Когда Нилливилл гуляла среди них, их скромные личики, поднятые кверху, напоминали ей об ее милом Хэнсе, что жил за долгие пять тысяч миль от нее. «О, - вздыхала принцесса, глядя, не появится ли на небе голубая луна, - когда же она исполнит мое желание?»
Поднимая глаза, она думала, что же происходит там, на луне. В детстве они с Хэнсом пробирались в лес и наблюдали игры маленьких лесных эльфов, которые в полнолуние поднимали руки и посылали привет своим братьям на луне. Нилливилл думала про себя: «Какие они, эльфы, которые живут на луне? И кто из них самый главный, кто заставляет подниматься голубую луну и приносит удачу тем бедным людям, что загадывают желания? Может быть, это тот самый лунный эльф, который открывает сердце луны и приносит исцеление всем влюбленным на земле?»
Но вот, как это случается со всеми узниками короны, Нилливилл сообщили, что она должна выйти замуж за того, кто равен ей по положению. Все, что она о нем знала – только его имя и то, что он правил соседней страной. Но ей некуда было деться, ведь она была принцессой и должна была выйти замуж из государственных соображений. Услышав эту новость, Нилливилл пришла на закате к клумбе со своими фиалками и поведала им свое горе. Тронутые ее слезами, они подняли свои серьезные глаза и взглянули на нее.
- Разве ты не слышишь? – спросили они.
- Что? – спросила принцесса.
- Мы растем у самой земли, и нам все слышно, - сказали pansies. – Наклонись и прислушайся!
Принцесса приникла головой к земле, и она услышала, как – щелк да щелк - по дороге ступали деревянные башмаки. Нилливилл кинулась к воротам, и там стоял Хэнс, высокий и стройный, в простой крестьянской одежде. Узелок на его плече был перевязан голубым платком, и его верные старые башмаки одолели все пять тысяч миль между ним и принцессой.
- Голубая луна! – воскликнула принцесса, и, сбежав вниз по дорожке, бросилась в его объятия.
Как счастливы и горды они были друг за друга! Ведь он увидел, что она помнила его все эти годы и узнала, едва заметив его лицо и услышав шаги. А она увидела, что он прошел этот долгий путь в деревянных башмаках и не боялся, что она устыдится его.
- Есть хочется! – сказал Хэнс, когда они с Нилливилл оторвались от поцелуев. И когда Нилливилл услышала это, то провела его во дворец по своей заветной тропинке мимо фиалок, а потом поставила перед ним еду и накормила. Хэнс, глядя на нее, сказал:
- Как же ты хороша! Такой я тебя и ждал увидеть.
- А ты-то как хорош! – ответила она, смеясь и хлопая в ладоши. – Ах, сегодня вечером обязательно должна взойти голубая луна!
А на западе луна, низко склонившись над землей, качалась и слегка поворачивалась во сне. Голубая луна глядела на землю сквозь прозрачную ночь, сияя в небе, как крупная виноградина. Воздух вспыхнул ярким сапфировым светом, а потом стал густо-фиолетовым. Ветер затаил дыхание и утих, и ни один листочек не трепетал в кронах деревьев. Море, лежавшее на западе, нежно подобрало складки волн, и прилив задремал. Звезды смотрели во все глаза на свои отражения в зачарованной воде, и среди сияющей лазури лился голубой свет луны.
Среди множества свечей за задернутыми шторами, не отрывая глаз от счастливого Хэнса, принцесса все же почувствовала, что вокруг что-то изменилось.
- Не знаю, почему, - сказала она, - но мне не по себе, как будто дворец в осаде. Пойдем туда, где можно вдохнуть свежий воздух!
Сияние свечей стало призрачным и смутным, когда, раскрыв плотные шторы, они шагнули в ночь.
- Голубая луна! – воскликнула Нилливилл. – Хэнс, смотри, голубая луна!
Казалось, весь мир вокруг был вырезан из голубого камня. Стволы деревьев с темными прожилками, будто мраморные, поднимали ввысь кроны, и листва в своих разнообразных оттенках, от лазури до оникса, была похожа на павлиньи перья. Белые цветы вишни стали бирюзовыми, а струи фонтана, дрожа и колеблясь, напоминали столпы голубого огня. Волны залива льнули к подножиям деревьев в саду, а звезды сияли, как изумрудные светлячки на аметистовом фоне. Нигде не было ни движения, ни звука: замер даже голос соловья, увидевшего свою возлюбленную луну прямо перед собой.
– «Скорее взойдет голубая луна!» – сказала Нилливилл, ожидая, что ее мечта теперь сбудется. – Пойдем, ведь теперь я могу сбросить корону! Эта ночь привела тебя ко мне, и для нас взошла голубая луна, так идем же!
- Куда мы пойдем? – спросил Хэнс.
- Как можно дальше! – воскликнула Нилливилл. – Может быть, прямо на луну? Сегодня такая ночь, что, кажется, можно ступать по воде и по воздуху. Мы пойдем по звездам, как по камням, и доберемся до голубой луны, пока она не скрылась в волнах.
Они пошли к берегу по аллеям сада, и вскоре увидели еще более чудесное зрелище, чем все, что видели прежде. Перед ними, повернувшись к морю, стояли два огромных оленя. Их длинные рога доставали до самых высоких веток; а за ними стояли сани, просторные, как корабль. Все это казалось голубым в странном свете луны. И рядом стоял лунный эльф собственной персоной - величественная и высокая фигура, одетая в серебристый лисий мех. Крылья цапли поднимались и хлопали на отворотах его шапки, когда принцесса и Хэнс подходили к нему.
- Вам на голубую луну? – спросил эльф, и его голос был похож на свист ветра.
Хэнс твердо ответил:
- Да, да, нам именно туда!
А что он еще мог сказать?
- Но, - воскликнула Нилливилл, задержавшись на месте, - что сделает для нас голубая луна?
- Когда вы окажетесь там, - ответил лунный эльф, - сбудется то, чего желает ваше сердце. Ведь это бывает, только когда взойдет голубая луна. Вы идете?
- Идем! – воскликнула Нилливилл. – О, скорее!
- Ступайте тише, - прошептал лунный эльф, - и пригнитесь, чтобы не задеть кроны деревьев. Ведь если кто-нибудь проснется и увидит голубую луну, память о ней никогда в нем не изгладится. Из всех, кто живет на земле, только соловей видел голубую луну. Каждую ночь радость и боль от этого воспоминания будят его, и он поет всю ночь напролет. Ступайте тише, чтобы никто не проснулся и не затосковал по голубой луне. Ведь те, кто плачет и просит ее вернуться, все время тревожат наш сон.
Он посмотрел на Нилливилл и дружески улыбнулся ей глазами.
– Идем! – сказал он снова. Они прыгнули в сани, и олени помчались к морю.
Голубая луна покоилась у самой кромки воды. Увидев это зрелище с тропинки сада, один из оленей поднял свои огромные ветвистые рога и громко, радостно фыркнул. Плотные кроны деревьев в вышине зашевелились, и птица с длинным шлейфом из перьев зашевелилась на ветке.
Сани скользнули в море и понеслись по гладким водам, как по льду. Отражения звезд сияли в воде, как светлячки, когда Нилливилл и Хэнс-фиалка рядом с лунным эльфом летели по сияющей поверхности. Безветренный воздух свистел в рогах оленей; и так быстро двигались они, что и деревья, и висячие сады, и стены дворца таяли за ними, как дым. Море и небо стали единым волшебным сапфиром, что притягивал их к самой своей сердцевине - к сердцу голубой луны.
Но вот голубая луна опустилась в море – и далеко на земле, которую они покинули, зашуршали листья, очнувшись от покоя и стряхивая с себя волшебные краски. Снова полилась страстная песнь соловья, полная радости и муки. А из кроны того дерева, которой задел рогами олень, с резким криком высунул голову павлин – ведь у него не было сладкого голоса, чтобы заявить о своем торжестве. И так кричит он всегда с этих пор, когда поднимается на дерево для ночлега. Ведь он делит свое горе с соловьем, помня об ушедшей красоте, которая никогда не вернется на землю, пока не взойдет голубая луна.
Но Нилливилл и Хэнс-фиалка вместе живут на голубой луне и оглядываются на этот мир, если подчас вспоминают о нем, без тоски и печали.
Лоренс Хаусмен. Голубая луна.Иллюстрация
отсюдаИ другая сказка - тоже про луну и тоже эскапистская, как половина этого сборника; а здесь переводу отчаянно не поддается противопоставление слов beautiful и true (которое и правда, и подлинность, и истина, и сбыча чего-либо в реальности), причем чувствуется, что это противопоставление так же привычно в оригинале, как "ни уму ни сердцу". Ну и этот самый nonconformist without conscience в черном наряде, который вполне может оказаться не просто нонконформистом, но и кем-то за пределами англиканской церкви. И все равно у меня логика, как у тех галок - мне понравилось, я и тащу 
После этого, где бы ни появлялся галчонок, все птицы смеялись над ним и преследовали его. Даже соловьи не прислушивались к его соловьиному голосу. Они потешались над его черным нарядом и называли бессовестным сумасбродом. «Все это потому, - думал галчонок, - что Бог никогда не хочет, чтобы прекрасное было истинным».
Однажды какой-то человек увидел этого галчонка и услышал его пение. Тогда человек поймал его, запер в клетку и стал показывать по всему свету. Теперь ему знали цену - толпы людей приходили посмотреть на галчонка и послушать его пение. Его называли Amphabulous Philomel и говорили, что он певец-полукровка. Вот только самому галчонку все это не принесло никакой радости. Вскоре его сделали ручным, как это называется у нас, людей, - то есть подрезали ему крылья. Больше он не мог улететь, даже когда его выпускали из клетки. Он пел, когда ему приказывали петь, а иначе его стегали прутиком.
В пустом дупле старого дерева устроили гнездо двое галок, муж и жена. Как только мать семейства снесла яйца, она села и принялась терпеливо ждать, что из них получится. Пять клювиков, один за другим, высунулись из скорлупы, требуя пищи. Счастливой чете целыми неделями приходилось разрываться на части, чтобы прокормить их.
Наконец крылышки птенцов окрепли, и они могли начать летать. Тогда у их родителей снова появилось время на развлечения и охоту за всяческими диковинками. Они начали умело подбирать разбитые стекляшки и осколки посуды, чтобы украсить углы своего жилища. Все в гнезде, кроме самого младшего галчонка, были восхищены неописуемой красотой этих драгоценностей. Они никогда не уставали спорить, кому они принадлежат и как их разместить.
- Но зачем они нужны? – спрашивал младший галчонок. Это был птенец со странностями, он держался особняком от остальных и не участвовал в их ежедневных перепалках.
Галка-мать говорила:
- Они прекрасны, и Бог предназначил их для нас. Должно быть, в них заключается какая-то подлинная истина. Может быть, мы пока не видим пользы от них, но когда-нибудь она обязательно обнаружится.
Маленький галчонок отвечал ей:
- Они царапают меня своими острыми краями, когда я засыпаю. Это хуже, чем хлебные крошки в постели. Все другие птицы обходятся без них, почему же мы не можем?
- Это то, что выделяет нас среди других птиц! – говорила галка-мать и благодарила судьбу за это.
- Лучше бы мы умели петь! – вздыхал младший галчонок.
- Вздор, вздор! – сердито отвечала его мать.
А потом приходило время обеда, галчонок забывал свои невзгоды, и все они, возблагодарив небеса, приступали к еде.
Однажды вечером галка-отец прибыл домой очень поздно и принес какой-то предмет, сиявший ярко-зеленым огоньком, как вечерняя звезда. Все гнездо осветилось, когда этот предмет оказался в нем.
- Что ты думаешь об этой находке? – спросил галка-отец свою супругу.
- Думаю? – переспросила она. – Ничего я не думаю. Вроде бы похоже на еду, но этот огонек, чего доброго, сожжет нам все внутренности.
Наконец семейство галок устроилось спать. Только младший галчонок все сидел и смотрел на зеленый огонек, ведь в нем было столько красоты. Была ли в этой красоте истина? Этот огонек был похож на песню соловья в высокой листве - он так же дрожал и переливался, и там, где он появлялся, становилось светлее.
Вскоре галчонок услышал тихий горестный плач.
- Почему меня унесли сюда? – вздыхал светлячок. – Унесли прочь из мягкой травы, которая с такой любовью льнет к земле!
Младший галчонок прислушивался изо всех сил. Наконец-то он увидел истинную красоту, и она не царапала его, как крошки в постели. Потом что-то маленькое и крылатое подлетело к зеленому огоньку, и два голоса заплакали вместе. Это появилась подруга светлячка.
- Они унесли тебя?
- Они унесли меня! Здесь, наверху, я и умру.
- У меня не хватит сил, чтобы забрать тебя отсюда, - сказала крылатая подруга светлячка. – Здесь ты останешься и здесь умрешь!
И они снова начали плакать.
«Видно, если и бывает что-то истинно прекрасное, - подумал галчонок, - то Бог не предназначил его для нас». Он осторожно пробрался к светлячкам, стараясь не разбудить братьев.
- Я отнесу тебя вниз, - сказал он.
Галчонок осторожно взял светлячка в клюв и вынес его из гнезда, а потом положил в высокую траву у подножия дерева. Над головой его пел соловей, сияла полная луна; и ее лучи ударили в голову маленькому галчонку. Ведь каждой птице, кроме соловья, опасно просыпаться ночью, подставляя непокрытую голову под лучи полной луны. И вот он получил лунный удар. Он вернулся спать в гнездо; но он уже не был прежним маленьким галчонком. «О, как бы я хотел научиться петь!» – думал он и не мог уснуть часами.
Утром, когда семейство галок пробудилось, в их гнезде уже не было ничего прекрасного и ничего истинного. Галка-отец подумал, что он, наверное, проглотил зеленый огонек во сне.
- Если так, - сказала его супруга, - здесь пахло бы палеными перьями!
Но младший галчонок сказал:
- Это была истинная красота, и она ушла от нас. Ведь она никогда не была для нас предназначена.
Через несколько дней галка-отец снова принес в гнездо нечто сияющее, как вечерняя звезда. Это был маленький золотой жезл со сверкающим изумрудом на конце.
- А об этом что ты думаешь? – спросил он свою супругу.
- Я боюсь к нему и близко подойти, - ответила она. – Еще сожжет меня, чего доброго!
Этой ночью младший галчонок лежал без сна, пока все другие спали, и ждал, когда зеленый камешек тоже заплачет от горя и к нему прилетит его подруга. Шли часы, но все вокруг было тихо и неподвижно. Тогда галчонок выскользнул из гнезда и спустился вниз, чтобы поискать бедняжку там – ведь она наверняка была рядом.
И в самом деле, среди травы и цветов галчонок услышал вздохи и плач. Маленькое крылатое существо то появлялось, то исчезало, как стрекоза в полете, и что-то пыталось отыскать на земле. Крылья его стрекотали на лету, а само существо плакало и заламывало руки.
- Маленькие крылышки, что вы потеряли? – спросил галчонок. – Может быть, это жезл с зеленым огоньком на конце?
- Моя палочка, моя волшебная палочка! – воскликнула фея, вне себя от горя. – На закате я уснула в пустом гнезде королька, а проснулась – и палочки моей нет!
Тогда маленький галчонок – ведь после лунного удара он не знал цены вещам – слетал в гнездо и принес фее палочку.
- О! – воскликнула она. – Ты спас мне жизнь!
И она благодарила галчонка, пока тот вконец не засмущался.
- Зачем она нужна? Что ты делаешь этой палочкой? – спросил он.
- Этой палочкой, - сказала фея, - я могу сделать прекрасное истинным! Я могу дать тебе все, что ты пожелаешь. Только попроси!
И тогда маленький галчонок, который после лунного удара не знал цены вещам, сказал:
- Ах, если бы я умел петь, как соловей!
- Пой! – сказала фея, взмахнув палочкой.
Галчонок почувствовал, как в его клюве зашевелилось что-то вроде мелодичного чихания, и все внутри у него затрепетало.
- Фью! фью! Истина-истина-истина! Пиу! Пиу! О, красота! Красота!
Его счастливое сердечко разбрызгивало звуки во все стороны, как бриллиант разбрасывает отблески вокруг себя. Он щелкал и свистел то так, то этак – фея давно улетела, но маленький галчонок всю ночь напролет пел песни на высоком вязе.
На рассвете он остановился и поглядел вниз. Там он увидел, как его семья готовится к завтраку, гадая, что с ним случилось. Галчонок слетел к ним, когда они уже принимались за молитву. Его сердце билось от радости – ведь он обладал таким драгоценным голосом! Это сокровище было лучше, чем все стекляшки и осколки в гнезде. Как только его родители умолкли, младший галчонок своим соловьиным голосом вознес хвалу Богу за исполнение своего желания.
Никто не понял его слов, но все сразу обернулись к нему. Братья и сестры высунули головы из гнезда и захихикали, как обычно поступает молодежь, когда кто-нибудь из них сделает что-то не так.
- Не шуми! – сказала ему мать. – Это неприлично!
- Это недостойно! – сказал отец.
Маленький галчонок был сам не свой от изумления. Когда он попытался объясниться, неуместные звуки, которые он издавал, привели к его немедленному изгнанию из семейного круга. Так себя вести, сказали ему, можно только если никого нет поблизости. Если он сумеет исправиться, то может вернуться – но не раньше.
Но он так и не исправился, и он не вернулся. Несколько дней он прятался среди деревьев и пел печальные песни. Но его семья, хоть и не понимала, о чем он поет, узнавала его по голосу, обнаруживала и гнала, не жалея клювов и когтей, чтобы подобных скандальных звуков не раздавалось рядом с ними при всем честном народе.
- Он бессовестно лжет! – говорил галка-отец. – Все, что он говорит, это полная бессмыслица. Если это и наш сын, то, должно быть, он вывалился из гнезда!
После этого, где бы ни появлялся галчонок, все птицы смеялись над ним и преследовали его. Даже соловьи не прислушивались к его соловьиному голосу. Они потешались над его черным нарядом и называли бессовестным сумасбродом. «Все это потому, - думал галчонок, - что Бог никогда не хочет, чтобы прекрасное было истинным».
Однажды какой-то человек увидел этого галчонка и услышал его пение. Тогда человек поймал его, запер в клетку и стал показывать по всему свету. Теперь ему знали цену - толпы людей приходили посмотреть на галчонка и послушать его пение. Его называли Amphabulous Philomel и говорили, что он певец-полукровка. Вот только самому галчонку все это не принесло никакой радости. Вскоре его сделали ручным, как это называется у нас, людей, - то есть подрезали ему крылья. Больше он не мог улететь, даже когда его выпускали из клетки. Он пел, когда ему приказывали петь, а иначе его стегали прутиком.
Однажды вокруг балагана, где его показывали, собралась большая толпа, ведь у его хозяина появилась новая диковинка. Хозяин выпустил галчонка из клетки и посадил к себе на плечо, а сам начал что-то осторожно распаковывать из множества коробочек и оберток. Грустный взгляд галчонка упал на великолепную булавку, которой его хозяин сегодня заколол шарф. Это был маленький золотой жезл, и на его конце огнем сиял крошечный изумруд. Галчонок подумал: «Если бы сейчас прекрасное стало истинным!»
А хозяин тем временем достал маленькую стеклянную бутылочку и показал ее толпе. Люди толкались изо всех сил, чтобы посмотреть, что в ней такое. На дне бутылки сидела маленькая фея, оставшаяся без палочки. Она плакала и колотила по стенкам кулачками. Хозяин, пыжась от гордости, бегал взад-вперед по помосту, тряс и переворачивал бутылочку, чтобы его пленница взлетала, махала крылышками, жужжала и билась, как муха об стекло.
Галчонок, сидевший на плече у человека, завертел головой.
- Смотрите-ка на него! – крикнул кто-то. – Того и гляди, стянет у хозяина булавку.
- Хо-хо-хо! – засмеялся хозяин. – Видите, что это за птица? Настоящее чудо природы, певец-полукровка! Кто теперь скажет, что это всего лишь соловей, выкрашенный ваксой?
Люди расхохотались над этими словами, а тот, кто крикнул из толпы, присмирел. Галчонок вытащил булавку и с серьезным видом держал ее в клюве, хитро кося глазом. Изо всех сил он желал только одного. Толпа все хохотала. Вдруг рука хозяина дрогнула, бутылка выскользнула из нее и покатилась по земле. Послышался шум крыльев – и вот фея уже спаслась бегством.
«Все-таки прекрасное бывает истинным!» - подумал галчонок, отдавая фее палочку. И вдруг он обнаружил, что его крылья снова стали целыми.
- Что еще мне сделать для тебя? – спросила его фея, когда они вместе летели над землей. – Ты вернул мне палочку, а я вернула тебе крылья.
- Я ничего не прошу, - сказал маленький галчонок, - сбудется то, чего хочет Бог.
- Хочешь, я возьму тебя на луну? – спросила фея. – Там все галки поют, как соловьи.
- Почему? – спросил галчонок.
- Из-за лунного удара, - ответила фея.
- А что такое этот лунный удар?
- Кому как не тебе это знать! – рассмеялась фея. – Это когда видишь все прекрасным, а не таким, какое оно есть на самом деле. На луне ты можешь это делать безо всякого труда.
- Ах, - сказал маленький галчонок, - теперь я знаю, что прекрасное может стать истинным! Лоренс Хаусмен. Лунный удар. Иллюстрация Лоренса Хаусмена.
@темы:
Переводы вольные и невольные
-
-
28.11.2013 в 19:48secondat.blogspot.ru/2009/03/when-like-robe-you...
-
-
28.11.2013 в 19:48-
-
28.11.2013 в 20:04А это ведь тот дневник, где Minorities? Спасибо, будет ссылка поближе лежать!
-
-
28.11.2013 в 20:08Нашла: "Not long before this, I had stumbled upon a poem about death, written by T. E. Lawrence, a historical person in whom Kathleen and I were both interested. It was written from a point of view that did not reflect an awareness of life after death. Instead, it was concerned with the notion of being remembered by history. Death, in this poem, is just a final state of rest:
When you are dead, when all you could not do"
www.spiritualtraveler.com/spiritual_traveler/sp...
-
-
28.11.2013 в 20:11-
-
05.12.2013 в 21:49И у них писали:
"Beauty is truth, truth beauty," – that is all
Ye know on earth, and all ye need to know.
-
-
09.12.2013 в 09:25-
-
09.12.2013 в 09:27-
-
09.12.2013 в 11:25