...Скупив за бесценок все, что было написано в этой области за последние десять лет и по тем или иным причинам осталось непроданным, мы вернулись домой и принялись усердно читать.
Читали мы до тех пор, пока у нас не зарябило в глазах, и тогда постепенно перед нами стала вырисовываться фигура поэта – автора этих стихов. Мы увидели, что поэты – очень милые, симпатичные ребята, свойские парни, очень добродушные и непосредственные люди. Пишут они о том, что с ними случается, без каких-либо хитростей и задних мыслей. Им ужасно нравится посвящать читателей в разные подробности своей жизни. Влюбится, например, поэт и сейчас же спешит сообщить читателям:
У меня девчонка, братцы, на примете,
Лучше я, ей-ей же, не видал на свете!
Назначит поэт свидание, а девушка опоздает или совсем не придет – поэт и тут спешит поделиться своим горем с читателем:
Опять не пришла. Не под силу мне.
Дышать скоро будет нечем.
Уж я ли не ждал, не торчал в окне
Меж двух косяков весь вечер.
Поэт ничего не сообщает о странном состоянии атмосферы, в которой, по его мнению, скоро нечем будет дышать, поскольку в его задачу входило выразить свое любовное томление, а не описывать разные феномены природы. Но вот поэту любимая девушка надоела. Поэт разлюбил и с не меньшим энтузиазмом пишет:
Я тебя не хочу встречать,
Я тебя не хочу любить.
Легче воду всю жизнь качать,
На дороге камень дробить.
Поскольку в данном случае стихотворение чисто лирическое, а вовсе не на тему о радости труда, то поэт изображает дробление камня на дороге как самое худшее, что могло с ним в жизни случиться. (...)
читать дальшеНе нужно, однако, думать, что поэты только и пишут, что о любви да о своих семейных делах. Они обо всем могут. Поэт, что ни увидит, про то и напишет. Увидит на небе звезды – напишет про звезды, увидит луну – напишет про луну. Заметит у себя на голове седой волос и сразу – готово! – уже о седине пишет и близкой старости. Останется один с соседкой по квартире – тут же за соседку возьмется. В общем, у него все идет в дело: и чернозем, и весна, и еловые шишки, и почтальонша, и няня из родильного дома, и снегоочиститель, и электропоезд, и космические лучи. В этом смысле поэт – необыкновенное существо. Он не может даже прогуляться по улице, где ему на глаза попадаются то парикмахерская, то фотоателье или гастрономический магазин. Простой человек гуляет спокойно, а поэт только и ищет, с какой бы стороны прицепиться к этим предметам, чтобы получились стихи.
Весь запас жизненных наблюдений, вся широта интересов и глубина мыслей поэта отпечатывается в его стихах, как на фотографической пленке, конечно, в той степени, в какой все это у него имеется, что читатель обычно и обнаруживает, читая стихи (от этого никуда не уйдешь, раз уж захотел быть поэтом). (...)
(Теперь появилось новое направление в поэзии. Поэт уже не выходит на улицу и не глядит вокруг, а сидит дома и читает энциклопедию или научно-популярный журнал. Попадается ему заметка о холестерине, он тут же и пишет:
Из заметки я узнал секрет один:
Растворяется в крови холестерин.
Ну, а если растворяется,
Значит, можно кушать яйца). (...)
Говоря о форме, необходимо в первую очередь принять к сведению, что поэты – народ очень порывистый и горячий. Они все очень остро переживают и во всем любят хватать, как говорится, через край. Вот, например, какую дерзкую мысль высказывает один поэт:
На небо взглянешь – звезд полночных тыщи.
Что юности в блескучей высоте?
Но яростнее, чем потребность в пище,
Была для нас потребность в красоте.
Если бы поэт остался на денек без пищи, он сразу узнал бы, что яростнее – потребность в пище или потребность в красоте. Из приведенных стихов можно сделать вывод, что изучаемые нами поэты на голодный желудок стихов, конечно, не пишут, а вот на сытый желудок фантазия у них работает гораздо яростнее, чем полагается.
Другой поэт пишет:
Поэма началась в груди,
Грудь разорвать грозя.
Теперь ее – как ни крути –
Не написать нельзя.
Конечно, к такому заявлению никто не отнесется серьезно и не поверит, что у поэта могла разорваться грудь под напором прущих изнутри рифм. Это не что иное, как самая обыкновенная поэтическая фантазия, которая, однако ж, доводит некоторых поэтов до крайне болезненного состояния. Нафантазировавшись сверх меры, такие поэты становятся крайне мнительными и даже суеверными, начинают верить в ведьм, домовых, водяных, леших и прочую чертовщину:
Случалось ли вам собирать грибы
В лесах, где тропинки протоптаны лешим...
Поэтам полагается писать стихи не простым языком, а по возможности поэтическим. Это достигается употреблением красивых слов, а именно: мечта, струенье, упоенье, аромат, восторг, страсть, обаянье, маг, экстаз, зов, клекот, высь, поднебесье. (...)
Помимо любимых слов, у поэтов имеются также свои излюбленные цвета: алый, лазоревый, лиловый, бирюзовый, багряный, рдяной и пунцовый, которые можно употреблять в любых склонениях и спряжениях:
То не ребра гор залиловели,
Не туман багряный заалел,
То верхушки лип забирюзели,
Лес сосновый залазоревел.(...)
Пользуясь, например, одними существительными с небольшой добавкой предлогов, очень нетрудно создать вполне приличное стихотворение:
Стог. Овин. ОсокОрь. Тишина.
Блеск реки под горой. Холодище!
Купыри у оврага. На небе луна.
Тень плетня на родном пепелище.
В последнюю строчку вкралось одно прилагательное, но это отнюдь не портит стихотворения.
Освоив существительные, можно постепенно вводить в стихи и другие части речи. Составив списочек коротеньких фраз, каждая из которых состоит только из существительного и глагола, можно путем расположения этих фраз в определенном порядке получить довольно звучные и действенные стихи:
Дышал октябрь. Стонала непогода.
Шумел камыш. Шепталася трава.
Скрипел осОкорь. Уходили годы.
Деревья гнулись. Падала листва.
Таким образом, потихоньку да полегоньку, пристегивая к существительным глаголы, местоимения, союзы, междометия и другие части речи, можно добиться того, что стихи постепенно обрастут мясом и будут иметь вполне законченный профессиональный вид. (...)
Наконец, последний, очень важный вопрос – рифмы. Есть немало поэтов, у которых хватает совести вставлять в свои стихотворения рифмы вроде следующих:
локти – блоки,
приказы – запасы,
крыши – ближе,
уши – лужи.
Подобные рифмы, как известно еще с прошлого века по сочинениям Козьмы Пруткова, есть «рифмы негодные и уху зело вредящие». Один наш знакомый (он музыкант и играет на скрипке в оркестре) рассказывал, что если ему попадется в стихотворении такая зловредная рифма, то он не может читать дальше, пока не исправит рифму на более благозвучную. Это у него вроде болезни. Он останавливается посреди стихотворения словно вкопанный и повторяет строки с негодной рифмой до тех пор, пока вместо «локти- блоки, приказы – запасы» у него не получится «локти – блокти», «приказы – запазы». Только после такой переделки он может читать дальше. Смысл стихотворения при этом, конечно, теряется, так как в нем появляются такие слова, как «блокти», «запазы», «брыши», «луши», которые неизвестно что и обозначают. (...)
Более распространенными являются рифмы другого сорта. Например:
стол – пол,
стоит – сидит,
удаляется – появляется,
хаживал – унаваживал,
деревянный – оловянный,
утятина – поросятина.
Такие рифмы не действуют вредоносно на слух, но и радости от них – как от козла молока. В отличие от предыдущих такие рифмы принято называть унылыми, поскольку они наводят уныние как на читателей, так и на самих поэтов. Н.Носов. Поговорим о поэзии. Иронические юморески, 1969 г.
Правда,всё прочесть не успеваю.)