Старый хрыч и другие. Совсем-совсем антикварное

среда, 04 августа 2010

19:22

Старый хрыч и другие. Совсем-совсем антикварное

FleetinG_

laughter lines run deeper than skin (с)

Хотя мне пьесы про Старого хрыча даже попадались - что характерно, авторов не помню
Мы познакомились с ним лет десять тому назад. В то время это был пожилой субъект с гладким, припухшим, словно распаренным в бане лицом, из тех лиц, которые принято называть бабьими. Голова его уже начала лысеть, но лысела не с макушки, как это бывает обычно, а по краям, главным образом с затылка и от ушей. Уши у него были толстые, мясистые: каждое ухо по полкилограмма весом. Короткие ручки непреодолимо тянулись друг к дружке и привычно складывались на круглом животике. Такие же коротковатые ножки имели ту же тенденцию и, когда он сидел, складывались под стулом кренделем. Голос у него был сиплый, сюсюкающий. Дикции – никакой абсолютно. Вместо «у» он говорил «ю», вместо «с» - «ш», а «ш» у него было похоже на «с». Если не особенно вникать в разговор, то только и слышалось: «пшю-пшю-пшю-пшю». Характер ворчливый. Впрочем, ворчал наш герой без всякой злобы, а больше по привычке. В общем, это был тип, который в общежитии принято называть старым хрычом. (...)
В то далекое время он был директором обувной фабрики. Сидя за столом у себя в кабинете и беседуя с кем-нибудь из подчиненных, он просматривал не спеша лежавшие перед ним бумажки, деловито перекладывал их с места на место или прихлебывал из стакана чай, который в любом количестве доставляла ему из буфета уборщица тетя Поля. (...) Словом, на своем руководящем посту он держался с какой-то прирожденной грацией, хотя из всех разговоров можно было понять, что он человек простого происхождения и даже сам когда-то работал обыкновенным рабочим на этой фабрике. Главной своей задачей он считал перевыполнение плана, за что ежемесячно получал премиальные, обувь же выпускал такую, которую никто не хотел носить. Как на беду, фабрика имела свой фирменный магазин, в котором и начали оседать эти вышедшие из употребления допотопные бутсы.
Все уговаривали директора поскорей изменить технологию производства и наладить выпуск новых, более изящных фасонов обуви. Об этом ему твердили и на фабрике, и в тресте, и в главке, и в министерстве. Все понимали, что производство для того и существует, чтобы удовлетворять запросы покупателей, только один директор ничего не хотел понимать. (...)
Дело кончилось тем, что его сняли с работы и послали в магазин торговать той обувью, которую он сам же и выпускал. Это было очень смешное зрелище. Бедный директор и без того мучительно переживал понижение в должности, а тут ему приходилось еще выслушивать язвительные насмешки покупателей, которые называли излюбленный им товар не иначе как чеботами, ноевыми ковчегами, кандалами и тому подобными оскорбительными названиями. (...)
Нам очень понравилась эта комедия, и мы решили при первой же возможности снова пойти в театр и посмотреть еще что-нибудь такое же смешное и поучительное. читать дальшеВпоследствии мы как нарочно попадали почему-то не на комедии, а на драмы, и нужно признаться, что многие из этих драм были вполне хорошие, но они все же не могли удовлетворить нашей потребности в смешном. Поэтому мы очень обрадовались, когда наконец увидели новую комедию про одного председателя колхоза, который прославился тем, что вытащил свой колхоз из отстающих в передовые. Чем дольше мы смотрели на этого прославленного председателя, тем больше нам казалось, что мы с ним уже где-то встречались: довольно бесхарактерное, бабье лицо, уши по полкилограмма каждое, ручки, складывающиеся на животике, ножки кренделем. Да, это, без сомнения, был не кто иной, как уже известный нам Старый хрыч, с которым мы познакомились в предыдущей комедии. (...)
Просмотрев еще несколько пьес из современного и классического репертуара, мы попали опять на комедию и увидели, что наш герой, которого мы оставили в таком плачевном состоянии, на самом деле расправил крылья и превратился в крупного руководящего работника областного масштаба. Он распрощался со своим уютным, принявшим его собственные очертания пиджаком и надел вместо него хорошо сшитую гимнастерку серо-стального цвета, с широким ремнем из толстой, добротной кожи. Разговор его сделался более отрывистым и категорическим. У него даже появились собственные излюбленные поговорки, а именно: «Грохнем во все барабаны», «Всем шишек наставим» и «Давай, давай». Впрочем, характер его отнюдь не переменился, а только усугубился соответственно более широким масштабам работы. Едва добившись на новом месте успехов, он тут же по привычке почил на лаврах и стал думать больше о том, чтобы пустить людям пыль в глаза, нежели о процветании вверенной ему области. Для своей любимой футбольной команды он выписал лучшего вратаря из Москвы, велел организовать самодеятельный хор из пятнадцати тысяч колхозников, стал проектировать постройку концертного зала в собственной квартире, чтоб у него на дому могли выступать писатели и артисты. Проделав ряд подобных головокружительных мероприятий, он стал зажимать проект постройки канала для орошения засушливых районов области, так как быстро сообразил, что для осуществления этого проекта придется как следует поработать, вместо того чтоб жить без хлопот, по старинке. (...)
В следующей комедии он вынырнул уже в образе знатного шофера, зачинателя движения стотысячников, впервые наездившего на автомобиле сто тысяч километров без аварий и капитального ремонта. Опять, значит, блеск славы, портреты в газетах, сидение в президиумах... Результат – безмятежное почивание на лаврах. Движение, так успешно начатое нашим героем, росло и крепло, уже многие шоферы наездили без аварий по двести тысяч километров, один даже умудрился наездить триста, а наш Старый хрыч как застрял на ста тысячах, так и не двигался с места. (...) Потерпев аварию в личной жизни, бедный инициатор движения понял, что кругом был не прав, и горько раскаивался. Впрочем, девушка все равно согласилась выйти за него замуж, да было поздно, так как пьеса на этом кончилась, а в следующей комедии наш герой отколол такой номер, что ни о каком замужестве уже нечего было и думать.
Представьте себе, сам превратился в женщину. Нарядился в трикотажную кофточку и юбку, пробрался на текстильную фабрику, устроился там директоршей и начал выпускать ткани таких убийственных расцветок, что кони шарахались в стороны, мухи на лету мерли, а у людей перехватывало дыхание, как только эта материя попадалась им на глаза. Все говорили директорше, что надо выпускать ткани многоцветные, красивые, с тонким, художественным рисунком. Да где там! (...)
...В следующей комедии сам стал не более не менее как заместителем министра. Эвон куда хватил! Забравшись на такую высоту, наш герой снова зазнался, купил еще один холодильник, оторвался от масс, стал зажимать критику и пить боржом. Куда бы он ни поехал, следом за ним обязательно везли ящик с боржомом. Все остальные действующие лица только и делали, что твердили: «Не отрывайся от масс! Не зажимай критику! Не пей боржом!» Но он никого не слушался, продолжал пить боржом и говорил: «Чего вы лезете в мою душу со своими нравоучениями? Кто вам дал на это право?» (...)
Отрицательный тип – это человек злонамеренный, закосневший в своих пороках, не имеющий ни одной, хотя бы самой маленькой, положительной черточки. Обычно он появляется в пьесе в самый ответственный момент и только для того, чтоб подложить свинью главному герою и так или иначе подвести его под монастырь. Так, например, когда Старый хрыч работал на обувной фабрике, отрицательный тип пробрался на эту же фабрику и устроился там в качестве главного инженера. Не кто иной, как он, подучил доверчивого директора выпускать никуда не годную обувь, с чего, собственно говоря, и начались все беды. Когда наш герой работал в областном масштабе, этот инженер превратился в ученого, который объявил план постройки канала для орошения засушливых районов пустой фантазией. Старый хрыч и тут наивно ему поверил, за что в результате и полетел с руководства. (...)
Отрицательный тип – темный блондин, стрижется под польку, волосы мажет вежеталем и причесывает на боковой пробор. Роста высокого, хорошо сложен, но несколько худощав, носит очки с золотым ободком, во рту – золотой зуб, любит курить дорогие папиросы, разговаривает приятным, бархатистым баритоном, манеры солидные, в обращении вежлив, даже вкрадчив, но, попавшись на воровстве, злобно сверкает глазами, хищно оскаливает зубы, становится наглым и грубым. Одевается в хорошо сшитый розовато-бежеватого цвета костюм. В этом розовато-бежевом костюме он переходит из пьесы в пьесу, не давая даже себе труда на переодевание. (...)
Подобную роль, только несколько в иной сфере, играет другой персонаж комедии, а именно подруга жизни, или, попросту говоря, жена Старого хрыча. (...) Положением своего мужа она очень гордится и говорит дочери: «Не забывай, Юлия, чья жена твоя мать». Не удовлетворяясь, однако, ролью спутника, который светит отраженным светом, тут же прибавляет: «Твоему отцу, милочка, стали завидовать с того дня, как я вышла за него замуж». Вместе с тем она постоянно третирует своего мужа, как деревенского увальня, говорит, что у него ужасный вкус, только на том основании, что бедняга любит пельмени; считает, что его нужно подтягивать до ее уровня, сама же верит в сны и воображает, что увидеть во сне печку – это к печали. У нее очень смутное представление о той деятельности, которую ее муж ведет за стенами дома. Его работа представляется ей местом, где получают разные отличия, повышения к должности, прибавки к окладам, почетные звания, ученые степени, а также зарплату, премии и персональные машины. (...)
Положительный герой является антиподом отрицательного типа и, обладая целым ворохом положительных качеств, не имеет ни одного недостатка, если не считать недостатком то, что при своей приземистости ему хочется казаться повыше ростом, для чего он носит сшитые на заказ ботинки с высокими каблуками. Возраст его – тридцать-тридцать пять лет; шатен; волосы зачесывает назад и слегка подвивает (самую малость, так, что издали почти незаметно). Узнать его можно по элегантному, сшитому у хорошего портного костюму, не так чтоб уж слишком светлого, но не слишком темного серого цвета, а также по умению со вкусом подобрать галстук. У него нет ни жены, ни детей, ни кола ни двора, ни близких, ни даже далеких родственников. Он обычно не собирается жениться и дает понять, будто в прошлом не то был обманут в любви, не то прозевал свое счастье. Считая, что для него в этой области уже все потеряно, он думает только о счастье других и очень любит устраивать дела влюбленных героев.
Он всегда учтив, мягок, обаятельно прост, никогда не повышает голоса, выслушивает собеседника, слегка наклонив голову и с чуть улыбчиво сложенными губами. Обладая тонким вкусом и будучи натурой очень художественной, он глубоко чувствует красоту природы и часто посреди серьезного разговора может вдруг остановиться, чтобы застыть в немом восторге перед каким-нибудь изумительным пейзажем и обратить внимание собеседников на исключительно колоритный закат солнца и процитировать несколько прочувствованных строк из подходящего к данному случаю художественного произведения. (...)
Влюбленного можно узнать по счастливому, дико блуждающему взгляду, по желанию рассказывать каждому встречному о своей любви или сочинять плохие стихи. Галстук у него почти всегда на боку или повязан наизнанку. Прическа всклокочена. Он очень рассеян: будучи занят своими мечтами, отвечает невпопад, при отсутствии собеседников разговаривает сам с собой, ходит словно во сне, как лунатик.
Влюбленную героиню очень трудно отличить от обыкновенной девушки, так как женщины очень сдержанны в проявлении своих чувств и ловко умеют скрывать их .При известном опыте, влюбленную все же можно обнаружить по мечтательному выражению глаз, по легкой, беспредметной улыбке, блуждающей по лицу, а также по тому, что она уже в пятидесятый раз заставляет бабушку рассказывать о том, как она впервые встретилась с дедушкой и что она почувствовала в тот момент. (...)
Зритель бывает обычно вполне доволен, если в конце пьесы женится одна пара влюбленных. Если женятся две пары, зрители приходят в восторг и устраивают автору бурную овацию. Если же драматургу удастся в конце комедии переженить три пары, то зрители приходят в исступление, кричат «браво», «бис», хлопают в ладоши, стучат ногами, ломают стулья и, счастливые, расходятся по домам. (...)
Другая комедийная старуха – это приезжая бабушка, чаще всего мать главного героя, которая приезжает из деревни специально для того, чтобы ее внучка могла расспрашивать у нее о том, как она впервые встретилась с дедушкой и как они полюбили друг друга. Поскольку есть уверенность, что бабушка не останется жить навсегда в семье, отношение к ней более терпимо, чем к первой старухе. Эта старушка на вид бойкая, держится бодро, но, не имея привычки к городской жизни, не перестает удивляться, как только здесь живут люди. Наиболее страшная для нее вещь в городе – это телефон, который начинает звонить каждый раз, как только все разойдутся по своим делам, и она останется одна в доме. Услышав телефонный звонок, она вздрагивает всем телом и, несмело подойдя к аппарату, долго о чем-то думает, склонившись над ним и озабоченно подпирая рукой подбородок. Так как телефон продолжает нетерпеливо звенеть, она с недоумением пожимает плечами и, крутнув головой, протягивает к трубке руку, но тут же отдергивает ее. Услыхав позади себя смех, она оглядывается на публику в зрительном зале и, набравшись наконец смелости, снимает с рычага трубку. Проговорив с испугом: «Тю ты, скаженный!» - она долго рассматривает трубку, вертя ее во все стороны, после чего прикладывает к уху сначала одним концом, потом другим и кричит так, что за версту слышно:
«Але!.. Слюшию!.. А?.. Это ктоича? А? Чивоича?.. Да ето кто говорить-то?»
И так все время, пока не положит трубку.
Исполнив этот свой сильно комический номер, она вскорости уезжает обратно в деревню. (...)
Для драматурга удобство заключается в том, что, не затрачивая лишних сил на отыскивание новых персонажей для своих комедий в жизни, не меняя по сути дела героя, можно создавать все новые и новые комедии с тем же действующим лицом, придумывая для него лишь новые должности или просто переводя его с одного места работы на другое. Для актера же выгода заключается в том, что ему не нужно в каждой новой комедии мучительно перевоплощаться все в новых героев и можно создавать различные образы путем последовательного переодевания из пиджака в гимнастерку, из гимнастерки в халат, из халата в пижаму, из пижамы в блузу, толстовку, косоворотку или обратно в пиджак и т.д.
Н.Носов. Трактат о комедии. Иронические юморески, 1969 г.

@темы: (Про)чтение