Китайская сказка

[FleetinG_]

Скоро ему стало не хватать короткого светлого промежутка между рассветом и приходом учеников. Слишком много времени уходило на то, чтобы спрятать следы своих занятий, вымыть кисти, вытереть досуха плошки из-под краски, которые он использовал, а кроме того, подмести студию и протереть в ней пыль. И так мало времени оставалось, чтобы унять зуд в его пальцах!
Ему пришлось воровать огарки свечей из фонарей, которые ученики приносили темными вечерами. То один, то другой ученик вспоминал, что в его фонаре с прошлого раза еще оставался огарок, и они обвиняли Тики Пу в краже. «Это правда, - признавался тот, - я был голоден и съел его». Ложь его была такой правдоподобной, что ему легко верили и как следует избивали. Тики Пу слышал, как шуршали огарки свечей в складках его рваной одежки, пока его колотили, и часто дрожал от страха, что его запасы обнаружатся. И все же правда так ни разу и не всплыла.

Тики Пу был маленьким и невзрачным, но глубоко в его душе жила подлинная любовь к искусству. Там она обитала, плача и скуля, пытаясь пробиться сквозь грубую оболочку, в которой была заключена.
Хозяин Тики Пу провозглашал себя художником; у него были подмастерья и ученики, приходившие каждый день работать под его началом, и большая студия, загроможденная его картинами и картинами его учеников. Кроме того, на стенах висели несколько настоящих картин – художники, что написали их, жили в прежние времена и давно умерли. Эту-то студию Тики Пу подметал; а еще он растирал краски для тех, кто там работал, мыл для них кисти и бегал по поручениям, ходил в ближайшую харчевню и приносил им змеиные отбивные и суп из ласточкиных гнезд, когда те были слишком заняты, чтобы отправиться туда. Сам Тики Пу питался в основном кусочками хлеба, который ученики скатывали в шарики, чтобы стирать линии на своих рисунках, а потом бросали на пол. На том же полу ему приходилось спать по ночам.
Тики Пу содержал в порядке ширмы и следил, чтобы окна были затянуты бумагой – а она нередко рвалась, когда ученики швырялись в окна кистями и палочками, которыми они придерживали руку, когда рисовали. Еще Тики Пу натягивал рисовую бумагу на полотняные мольберты, чтобы все было готово к работе мастеров. А в качестве награды, бывало, какой-нибудь лентяй позволял Тики Пу смешивать за него краски. Вот когда душа Тики Пу вселялась в кончики его пальцев! Сердце его билось так, что дух перехватывало от радости. О, лазурь и охра, краплак, кобальт и пурпур, о, яркие цвета, что возникали от смешения красок! Иногда он с трудом удерживался от слез.
Пока Тики Пу сидел, растирая краски, ему было слышно, как учитель читает лекции ученикам, и за это время он выучил наизусть имена всех художников и все их школы. Он знал и имя того, кто был среди них величайшим мастером и покинул их круг более трехсот лет назад. Это имя было похоже на шум ветра – Вио Вани. Большая картина, висевшая на краю студии, принадлежала его кисти. О, эта картина! В глазах Тики Пу она стоила всего остального мира. Он знал и ту историю, что рассказывали о ней, из-за которой эта картина была для него священна, как могилы его предков. Ученики в шутку называли ее «задний двор Вио Вани», «ночной колпак Вио Вани» - как только они ее ни называли! Но Тики Пу был вполне уверен, что эта история была правдива, ведь картина была так прекрасна.
Вио Вани написал ее на закате своей долгой жизни. На картине был изображен сад, залитый солнечным светом, с высокими цветами и зелеными тропинками, а в глубине сада стоял дворец. «Вот куда я хотел бы уйти на покой», - сказал Вио Вани, закончив свой труд. Картина эта была так прекрасна, что сам император пришел посмотреть на нее. Глядя с тоской на эти мирные тропинки и на дворец, укрывшийся среди деревьев, император вздохнул и признался, что он тоже был бы рад, будь у него такое место для отдыха. Тогда Вио Вани вошел в картину и стал уходить вдаль по тропинке. Когда художник уже казался маленьким и далеким, он остановился у низкой двери в стене, окружавшей дворец. Открыв дверь, он обернулся и поманил за собой императора, но тот не последовал за ним. Итак, Вио Вани ушел один и навсегда закрыл дверь между собой и остальным миром.
Это случилось триста лет назад; но для Тики Пу эта история была такой же свежей и правдивой, как будто произошла вчера. Когда он оставался в студии один-одинешенек, запертый на ночь, то, бывало, подходил к картине и глядел на нее, пока не становилось слишком темно. Он глядел на маленький дворец и на дверь в стене, через которую Вио Вани исчез из жизни. Тогда душа Тики Пу вселялась в кончики его пальцев, и он тихо, робко стучал в эту красивую дверь, спрашивая: «Вио Вани, вы здесь?»
Мало-помалу, после долгих ночей, проведенных в раздумьях, и тягучих рассветов, когда свет сочится сквозь бумажные окна студии, душа Тики Пу стала слишком большой для него. Тики Пу умел натягивать бумагу, и растирать краски, и мыть кисти – у него все было под рукой, чтобы стать художником, если судьбе это было угодно. Вначале он робел, но вскоре стал смелее. С первыми лучами солнца Тики Пу поднимался со своей циновки на жестком полу и воссоздавал свою душу из обрывков рисовой бумаги и украденных остатков красок.
Скоро ему стало не хватать короткого светлого промежутка между рассветом и приходом учеников. Слишком много времени уходило на то, чтобы спрятать следы своих занятий, вымыть кисти, вытереть досуха плошки из-под краски, которые он использовал, а кроме того, подмести студию и протереть в ней пыль. И так мало времени оставалось, чтобы унять зуд в его пальцах!
Ему пришлось воровать огарки свечей из фонарей, которые ученики приносили темными вечерами. То один, то другой ученик вспоминал, что в его фонаре с прошлого раза еще оставался огарок, и они обвиняли Тики Пу в краже. «Это правда, - признавался тот, - я был голоден и съел его». Ложь его была такой правдоподобной, что ему легко верили и как следует избивали. Тики Пу слышал, как шуршали огарки свечей в складках его рваной одежки, пока его колотили, и часто дрожал от страха, что его запасы обнаружатся. И все же правда так ни разу и не всплыла.
Ночью, как только Тики Пу чувствовал, что все уже ушли спать, он ставил одну из своих свечей на деревянную подставку и рисовал при ее свете. Он ломал глаза над своей работой, пока заря не дарила ему более яркий и дешевый свет. Но то, что получалось у Тики Пу, уже начинало его радовать. «Если бы только Вио Вани был здесь и мог учить меня, - думал он, - я был бы на пути к тому, чтобы стать великим художником!»
Однажды ночью Тики Пу решил, что он должен учиться у Вио Вани. И тогда он взял большой кусок рисовой бумаги, натянул его на мольберт, сел напротив «заднего двора Вио Вани» и начал рисовать. Никогда он не ставил перед собой такой огромной задачи. В тусклом, колеблющемся свете свечи, напрягая глаза почти до слепоты, Тики Пу пытался передать все сложности картины и почти уже отчаялся. Как написать деревья, стоящие стройными рядами, воздух и солнечный свет между ними? Как сделать так, чтобы тропинка вилась из стороны в сторону, прямо к маленькой двери в стене вокруг дворца? Все это было для него непостижимой тайной. Тики Пу все щурился и щурился, роняя слезы в краску, но тайна картины была так далека от него.
И тут дверь в стене, окружавшей дворец, отворилась. Из нее вышел маленький старичок и направился по тропинке. Душа Тики Пу так и подпрыгнула в его неприглядном тельце. «Наверное, это не кто иной, как Вио Вани!» - воскликнула она. Тики Пу сдернул с головы шапку и простерся на полу в почтительном поклоне. Когда он осмелился поднять глаза, Вио Вани стоял над ним, большой и прекрасный, у самого края полотна, и протягивал ему руку.
- Пойдем со мной, Тики Пу! – сказал великий художник. – Если ты хочешь научиться рисовать, я научу тебя.
- О, Вио Вани, значит, вы были там все это время? – воскликнул Тики Пу. Он вскочил на ноги и сжал своими перемазанными пальчиками руку старика, протянутую ему.
- Я был там, - сказал Вио Вани, - и глядел на тебя из своего окошка. Пойдем!
Тики Пу сделал глубокий вдох и плавным движением вошел в картину. Он чуть не запрыгал от радости, увидев, что его ноги ступают среди цветов прекрасного сада Вио Вани. Художник обернулся, поманил малыша за собой и неторопливо пошел к двери своего дворца. Но Тики Пу стоял на месте, разинув рот, как рыба, и дивясь чудесам, окружавшим его.
- Небесный господин, можно мне спросить вас? – вдруг сказал он.
- Спрашивай, - ответил Вио Вани, - о чем же?
- Разве не был император глупцом из глупцов, что не последовал сюда за вами?
- Этого я не сказал бы, - ответил Вио Вани. - Но художником он точно не был.
Затем он открыл дверь, ту самую дверь, которую сам так прекрасно нарисовал, и пропустил в нее Тики Пу. Маленький огарок свечи в комнате съежился и догорел сам по себе, пока фитиль не поник и пламя не угасло, оставив студию в темноте и запустении до нового рассвета.
Было уже светло, когда Тики Пу появился снова. Он со всех ног бежал по зеленой тропинке, пока не добрался до рамки, а потом выскочил на пол и стал убирать после своих ночных трудов и за вчерашними учениками. Едва-едва он успел все приготовить к тому часу, когда учитель и все остальные вернулись к работе. Весь этот день у них чесалось в левом ухе, и они никак не могли понять, почему. Зато это знал Тики Пу – это он повторял про себя слова, которые Вио Вани, великий художник, сказал о них и об их нетленных творениях. И когда Тики Пу растирал для них краски и натягивал холсты, когда он подбирал за ними куски хлеба, чтобы поддерживать жизнь в своем оголодавшем тельце, мало кто из учеников догадывался, с какой недостижимой высоты он смотрел на них. Ведь его правое ухо весь день приятно щекотали слова Вио Вани о его работах.
Через некоторое время хозяин Тики Пу заметил в нем перемену; и, хотя он насмехался над Тики Пу, колотил его и делал все прочее, что следует делать заботливому хозяину, но не мог добиться от него, почему это происходит. Поэтому вскоре в нем проснулись подозрения. «Что творится с мальчишкой? – недоумевал он. – Весь день я приглядываю за ним. Должно быть, ночью он занимается какими-то темными делами».
Учитель решил всю ночь наблюдать за Тики Пу, чтобы выяснить, не происходит ли что-нибудь подозрительное. Когда стемнело, он обосновался рядом со студией, чтобы посмотреть, неужели Тики Пу удается каким-то образом выбираться наружу. Вскоре учитель увидел через окно слабый свет. Тогда он подошел ближе, проткнул пальцем одно из бумажных окон и приник глазом к отверстию.
В студии горела свеча на подставке, и Тики Пу сидел с кистью и плошкой для краски перед последним шедевром Вио Вани.
- Воришка! – сказал себе учитель. – Значит, вот какую змею пригрел я на груди! Этот огрызок решил сделаться художником, чтобы лишить меня доброй славы и благоденствия!
Ведь даже с такого расстояния было видно, что работа мальчика была куда лучше работ его хозяина, даже лучше произведений всех живописцев того времени.
Наконец Вио Вани открыл свою дверь и сошел по тропинке, как делал теперь каждую ночь, чтобы позвать Тики Пу за собой. Колени задрожали у учителя, когда он увидел, как Тики Пу берет за руку Вио Вани, заходит в картину и вприпрыжку бежит по зеленой тропинке, а потом через маленькую дверь, которую так прекрасно нарисовал Вио Вани, заходит к нему во дворец.
Хозяин Тики Пу так и застыл, пригвожденный к месту обидой и страхом.
- Ах ты, маленькое ничтожество! Ах ты, паразит, дармоед, кровопийца, муха в янтаре! – закричал он. – Вот у кого ты учишься! Разгуливаешь по картине, которую я купил для собственного удовольствия и выгоды, а вовсе не для тебя! Сейчас мы увидим, кому она принадлежит на самом деле!
Он сдернул бумагу с самой большой оконной рамы и ворвался в студию. Там он схватил горшок с краской и кисть, и святотатственно начал рисовать прямо на последнем шедевре Вио Вани. Вместо двери, через которую вошел Тики Пу, он нарисовал плотную кирпичную стену. Он нарочно закрасил ее дважды, чтобы там оказалось два слоя кирпичей – один за другим, а между ними скрепляющий раствор. Закончив работу, учитель расхохотался: «Спокойной ночи, Тики Пу!» - и ушел спать, весьма довольный собой.
На следующий день все ученики удивлялись, что сталось с Тики Пу, но сам учитель молчал; и когда пришел другой мальчишка, чтобы растирать краски и мыть кисти для всех этих важных персон, они очень скоро позабыли о Тики Пу. Учитель сидел в студии, окруженный своими учениками. Ему было легко и спокойно. То и дело он бросал взгляд на кирпичную стену вокруг дворца Вио Вани и посмеивался над тем, как ловко он проучил Тики Пу, отплатив ему за вероломство и заносчивость.
Однажды – это было через пять лет после исчезновения Тики Пу – учитель читал лекцию своим ученикам о том, как великолепна, прекрасна и чудесна картина Вио Вани, непревзойденная по красочности и несравненная по таинственности. Чтобы подкрепить свои цветистые речи, учитель стоял, размахивая руками, перед последним шедевром Вио Вани, а все его ученики и подмастерья сидели вокруг и смотрели.
Вдруг учитель замер на полуслове и прервал поток своего красноречия. Он увидел, как чья-то рука появилась на поверхности картины и вынула из стены верхний кирпич – один из кирпичей, которыми он заложил дверцу в стене вокруг дворца, которую так прекрасно нарисовал Вио Вани. Еще мгновение – и сомнений уже не оставалось. Кто-то разбирал стену, кирпич за кирпичом, несмотря на то, что их было два слоя.
Учитель был слишком ошеломлен и испуган, чтоб произнести хоть слово. Все его ученики сбились в кружок и смотрели, как разрушалась стена. Вскоре за ней показался Вио Вани с развевающейся белой бородой - это он разбирал стену. Держа кирпич в руке, он вышел через отверстие, проделанное в стене – а за ним шел Тики Пу!
Тики Пу стал теперь высоким и сильным, даже красивым; но прежний хозяин все равно узнал его. С завистью и страхом он увидел в руках у Тики Пу множество свитков, и холстов, и папок, и других принадлежностей его ремесла. Ясно было, что Тики Пу возвращается в мир и собирается стать великим художником.
Вио Вани шел по тропинке сада, и Тики Пу шел за ним, уже давно переросший своего учителя. Старый и молодой прекрасно смотрелись рядом. Каким большим был Вио Вани, когда он дошел по дорожке до переднего плана своей картины! И каким он был сердитым! И каким же огромным стал кирпич у него в руке!
Вио Вани подошел к самому краю рамы и поднял кирпич.
- Зачем ты это сделал? – спросил он учителя.
- Я, я... я этого не делал! – начал тот, и эта ложь еще оставалась у него на языке, когда кирпич, брошенный твердой рукой, настиг его. После этого никогда уже ему не довелось заговорить. Этот тяжелый кирпич, который сам же он и заложил, стал для него могильным камнем.
Тики Пу стоял около рамки. Он целовал волшебные руки Вио Вани, которые научили его всему, что умели сами.
- Прощай, Тики Пу! – сказал Вио Вани, нежно обнимая его. – Теперь я посылаю в мир свое второе «я». Когда ты устанешь и захочешь покоя, возвращайся ко мне; старый Вио Вани примет тебя.
Тики Пу всхлипывал, и слезы бежали по его щекам, когда он вышел из прекрасного сада Вио Вани, снова ступая на землю. Обернувшись, он увидел, как старик уходит по тропинке к маленькой двери в стене вокруг дворца. У двери Вио Вани обернулся и помахал рукой в последний раз. Тики Пу все еще стоял, глядя на него. Потом дверь открылась и закрылась, и вот уже Вио Вани исчез из виду. Мягко, словно цветок, закрывающий лепестки, картина сомкнулась вокруг него.
Тики Пу прижался мокрым лицом к картине и поцеловал дверь в стене вокруг дворца, которую так прекрасно нарисовал Вио Вани.
- О Вио Вани, дорогой учитель, - позвал он, - вы здесь?
Он ждал, он звал, но ему не было ответа.

Лоренс Хаусмен. Китайская сказка.Иллюстрация Лоренса Хаусмена.

@темы: Переводы вольные и невольные