laughter lines run deeper than skin (с)
Раз уж зашла у меня речь, под страдания-то... Когда говорится о восприятии искусства, часто вспоминаю этот пассаж из "Записок странствующего энтузиаста" Михаила Анчарова. Вот чего-то такого мне не хватает, когда я хожу по лучшим картинным галереям мира и смотрю на все это, как в окно...
Не то чтобы там «душа вещей» и прочее, а душа художника. Он пишет картину, а это – я. Не то чтобы я там побывал в картине и увидел то, что он увидел в натуре, а просто Ван Гог изобразил меня самого. Непонятно?
Стоит барышня на выставке и смотрит на стоптанный ботинок, который написал Ван Гог. Ну разве она похожа на ботинок? На ней платьице, и она духами спрыснута, и глазки подготовила к культуре. А если вдруг откроется ей, что если ее раздеть не до гола, а до души, то вспомнит она свою усталость, и боязнь постареть, и почем обошлись ей духи и физкультурная улыбка, и как ей ночью хочется удрать туда, где не скучают и всегда хвалят, и нет соперниц, а такого места нет, и вдруг увидит, что на картине не ботинок нарисован, а она сама на пенсии, как мама – только не это, только не это... В зеркальце поглядится – нет, ерунда, почудилось. Но лучше все-таки пойти поглазеть на «Незнакомку» или на другой комплимент... Проклятый ботинок!.. И почему-то не уходит от картины.
Про меня как зрителя - это вот как:
И, наконец, я сделал последнее открытие. Я обнаружил, что любую картину, даже самую великую, даже ту, которая писалась годами, зритель разглядывал максимум две минуты. И шел дальше. Некоторые потом возвращались еще разок, ну два, ну три. А большинство говорило – я уже видел.
Я говорил:
- «Боярыня Морозова» - это целый мир. Это философия. После этой картины жить надо по-другому.
- Да-аа, конечно... как же... помню, - отвечали. – А правда, что у Сурикова была жена француженка?.. А как вы относитесь к Антуану де Сент-Экзюпери? А вы были на вернисаже Тютькина-Эклер-Мануйленко?
И я стал умный-умный.
И так длилось до тех пор, пока я не заметил, что как только я пишу картину, которую я заранее вообразил, то картина не получается, и я несчастлив. А как только я пишу картину, весь смысл и колорит которой сотрясается от каждого удара кисти, то у меня выходила картина, о которой я и не мечтал, и я был счастлив. И во время работы, и по окончании ее. И я понял суть слова «живопись». И я понял слова Пикассо – «я не ищу, я нахожу». И я понял, что это – как жизнь.
И только не понял – как это знание приложить к жизни.
Книга вообще - цитировать не перецитировать, поэтому от одной цитаты совсем не в тему не удержусь:
Посмейся, малыш. И начинай складывать судьбу, а не умножать будущие бегучие растраты. Человек может надеть только одну пару ботинок, вторую – разве что на руки, третья будет болтаться на шее, связанная шнурками, а четвертая – в мешке за спиною, ожидая дня, когда ее выкинут. Малыш, нельзя жить, таская на горбу мешок ботинок, переодевая их на каждом шагу при встрече с другим мешочником. Малыш, скинь туфли узкие – и босиком – была такая песенка. То же самое сделает девчонка. Все равно так будет, когда вы останетесь наедине.
Не то чтобы там «душа вещей» и прочее, а душа художника. Он пишет картину, а это – я. Не то чтобы я там побывал в картине и увидел то, что он увидел в натуре, а просто Ван Гог изобразил меня самого. Непонятно?
Стоит барышня на выставке и смотрит на стоптанный ботинок, который написал Ван Гог. Ну разве она похожа на ботинок? На ней платьице, и она духами спрыснута, и глазки подготовила к культуре. А если вдруг откроется ей, что если ее раздеть не до гола, а до души, то вспомнит она свою усталость, и боязнь постареть, и почем обошлись ей духи и физкультурная улыбка, и как ей ночью хочется удрать туда, где не скучают и всегда хвалят, и нет соперниц, а такого места нет, и вдруг увидит, что на картине не ботинок нарисован, а она сама на пенсии, как мама – только не это, только не это... В зеркальце поглядится – нет, ерунда, почудилось. Но лучше все-таки пойти поглазеть на «Незнакомку» или на другой комплимент... Проклятый ботинок!.. И почему-то не уходит от картины.
Про меня как зрителя - это вот как:
И, наконец, я сделал последнее открытие. Я обнаружил, что любую картину, даже самую великую, даже ту, которая писалась годами, зритель разглядывал максимум две минуты. И шел дальше. Некоторые потом возвращались еще разок, ну два, ну три. А большинство говорило – я уже видел.
Я говорил:
- «Боярыня Морозова» - это целый мир. Это философия. После этой картины жить надо по-другому.
- Да-аа, конечно... как же... помню, - отвечали. – А правда, что у Сурикова была жена француженка?.. А как вы относитесь к Антуану де Сент-Экзюпери? А вы были на вернисаже Тютькина-Эклер-Мануйленко?
И я стал умный-умный.
И так длилось до тех пор, пока я не заметил, что как только я пишу картину, которую я заранее вообразил, то картина не получается, и я несчастлив. А как только я пишу картину, весь смысл и колорит которой сотрясается от каждого удара кисти, то у меня выходила картина, о которой я и не мечтал, и я был счастлив. И во время работы, и по окончании ее. И я понял суть слова «живопись». И я понял слова Пикассо – «я не ищу, я нахожу». И я понял, что это – как жизнь.
И только не понял – как это знание приложить к жизни.
Книга вообще - цитировать не перецитировать, поэтому от одной цитаты совсем не в тему не удержусь:
Посмейся, малыш. И начинай складывать судьбу, а не умножать будущие бегучие растраты. Человек может надеть только одну пару ботинок, вторую – разве что на руки, третья будет болтаться на шее, связанная шнурками, а четвертая – в мешке за спиною, ожидая дня, когда ее выкинут. Малыш, нельзя жить, таская на горбу мешок ботинок, переодевая их на каждом шагу при встрече с другим мешочником. Малыш, скинь туфли узкие – и босиком – была такая песенка. То же самое сделает девчонка. Все равно так будет, когда вы останетесь наедине.
-
-
09.12.2009 в 19:38-
-
09.12.2009 в 20:12-
-
15.12.2009 в 19:04РиКа Инверс, верно