Занятная все-таки штука жизнь, в частности, как мешанина из актуального и неактуального...
Да, я веду себя как нормальный человек (что вообще-то бывает со мной редко
) и смотрю последние киноновинки. И шикарную городскую легенду про гениального диагноста Х. и его верного английского бульдога (все понятия упомянуты в самом лучшем смысле - ничто так не радует сердце, чем грамотная и лихая профанация холодным зимним днем. А Иришка-то какова, а?). И правдивую историю про то, что будет, если мы, окончательно засрав родную планету, отправимся
засирать покорять остальные (и да, мой ответ на ключевой вопрос совпадает с ответом главного героя - при условии, что моя родная цивилизация, способная ваять дорогущих аватаров, все равно будет заставлять своих инвалидов толкать колеса руками, как в замшелом двадцатом веке. И еще одно да - самым крутым визуальным эффектом были для меня листья папоротника, чуть ли не гладящие по лицу; жаль, что фильм вышел зимой. Черт возьми, если мы упустим такую планету, которая у нас есть уже и вотпрямщас - то и черт с нами!) И удивительно неграмотную экранизацию удивительно грамотно рассказанной когда-то истории про Дориана Грея, на которой мне пригодилось умение выть как баскервильская сторожевая (слабое утешение - псевдопатриотическое чувство "вот и не только наши сценаристы лажают, и "у них там" не умеют читать собственную литературу. Ах да, еще портрет хорош - и то лишь в первоначальной вариации, а не оживающее чудовище, порожденное развратной жизнью героя). И даже безумную новоорлеанскую байку про то, что будет, если Штирль поцелует Гексля (колдуны по-новоорлеански хор-роши!
)
А в то же время самое яркое впечатление от начала года - что мне по принципу "лучше поздно, чем никогда" удалось оценить "Свой среди чужих", в кои-то веки забив на сумбурность сюжета. Что Лебешев гениальный оператор, а Михалков и Артемьев - хитрейшие люди, умеющие обращаться с психологическими якорями. И что жить стоит именно ради таких моментов, которые там в этом самом якоре, а все остальное - так, набивка.
(Да, я знаю, что среди психонаркотических туристов на Саракш я буду в первой партии. А то и не уеду).
А еще в то же самое время первые рабочие недели нового года у меня прошли под сериал "Господа присяжные". Причем из-за случайно упавшего взгляда в случайно выбранном магазине. Поразило меня лицо героя, а оказалось, оно там еще и не одно... Ни одной знакомой мне ранее фамилии в титрах, и при том - удивительно интересные лица. За которыми интересно наблюдать. Чем я, собственно, сейчас и буду...
Вообще, занятный сериал, главным образом из-за своих противоречий. Во-первых, исторический (середина 19 века), и притом ничья не экранизация. Во-вторых, судебный сериал - это по определению вещь бесконечная, а тут вышло всего десять серий, и даже не все завязанные линии удалось в них развязать. Может, с рейтингами у них не срослось (а где еще найдешь сериал, в котором серьезно спорят о Канте?) - но, подозреваю, скорее кончились деньги, так что они по-быстренькому грохнули Александра Второго и закрыли процесс. Ведь те же интерьеры даже по сравнению с дорогим "Идиотом" интереснее. И костюмы, кстати, тоже - даром что герои принадлежат к средним слоям общества, для интересности наряда вовсе не обязательна роскошь.
Так вот, даже подобный обрыв создает впечатление некоего другого порядка - будто бы прошел в рамке перед нами кусок жизни, какая она была, со всей ее неоднозначностью и незавершенностью, с противоречиями, кипениями и страстными диалогами, большею частию между глухими. Как жили, как признавались в любви, как бегали на далекодопремьерные прослушивания музыки из "Лебединого озера" или на первую выставку "Ночи на Днепре", нет-нет да и стараясь заглянуть за полотно в поисках спрятанной лампы, таскали незрелые рукописи в журнал Салтыкову-Щедрину, как власть то закручивала, то отпускала гайки, чем совершенно расшатала резьбу, а подданные пытались удержать права и свободы, дарованные самодержавием и потому по определению ненадежные...
Как разночинцу и нигилисту мне было очень и очень интересно
картинки и цитаты... кто-то тут зарекался от грандиозных пискспамов, ага
Правда, одни рисованные заставки к титрам - загляденье?
Вот то лицо, которое меня так тронуло, это помощник присяжного поверенного Жарков – Роман Ушаков. Одухотворен, самолюбив, местами желчен и чистоплюист, но в хорошем смысле... кстати, четкоопределяемых и описуемых в двух словах персонажей тут почти нет, так что просто смотрите сами...
/a>
Его коллега, Леонид Похитонов – Алексей Барабаш. Эх, был бы у нас свой Голливуд... Менее чистоплюист (и не в самом хорошем смысле), однако старается в особенную грязь не вляпываться, хотя обстоятельства ведут его сильнее. Зато энергичен и обаятелен! (на меня, во всяком случае, такое обаяние действует)
Катя, пока неопытное и слегка воздушное, но довольно умное создание, не лишенное юношеского максимализма (в лучшем смысле) – Саша Куликова
Наташа, ее сестра – Ирина Савицкова. И даже не является пламенной революционеркой (в худшем смысле; Остап проникся духом и заговорил в скверной манере присяжного поверенного) - хотя годы ни за что ни про что в тюрьме и ссылке даром не проходят. Сильная, волевая, при этом добрая и делающая добро.
И те же - вперемешку, в разных видах и обстоятельствах...
Исторические личности тоже появляются. Вот вам, например, царь Александр Второй - Андрей Смирнов; в том числе с княжной Долгорукой
Юный цесаревич
Рыцарь без страха и упрека, А.Ф.Кони – Сергей Власов. Действительно, воплощение порядочности в непростой политической ситуации.
Желчный, резкий редактор Салтыков-Щедрин – Сергей Козырев. Как ни странно, до сих пор трудно было представить, как люди ходили с такими бородами...
... а вот еще и Достоевский – Олег Власов. Страстность и эмоциональный накал прилагаются.
Вера Засулич – Юлия Каманина
/a>
А вот градоначальник Трепов, в которого она стреляла – Вадим Лобанов
Граф Пален, министр юстиции – Юрий Орлов. И вовсе он тут к присяжным не "параллелен", а вполне "вертикален" - это ж надо, террористку оправдали...
Вот еще несколько официальных лиц - Валуев, министр внутренних дел
и Маков, министр их же; задает распеканцию сотрудникам печати
Местный олигарх... кхм, купец-миллионщик Васянников, проворовавшийся на военных поставках - Александр Завьялов. В КПЗ 
"Уно, уно, уно, ун моменто"... Капелла, выписанная означенным купцом для означенной камеры
Если по кадрам хоть в малейшей степени удалось составить понятие об обещанных мною интерьерах, то вот и еще... Снимали в большом количестве музеев-квартир:
И огромное количество всяких-разных лиц и людей - исторических, близких к главным героям, совсем эпизодических...
Цитаты. Кто сказал, намеренно не уточняю
- Реформы на бумаге и реформы во плоти друг друга и не узнАют. Людей-то для реформ где взять?
- Потому и взять негде, что ты – в литературу, Бурдыкин – в нотариусы, половина университетских – на войну славян освобождать, а другая одной политикой бредит. Кому новый суд строить?
«Павел Жарков. Ненастье. Драма»... Я к тебе за помощью, а тебя самого надо спасать. Жарков, выгляни в окно! Наш час пробил! Наше время на дворе – могу я красиво сказать? – нас Россия ждет. Народ, исстрадавшийся по праведному суду, ждет. А что касается ненастья и драм, так этого и без нас хватает.
Наверно, каждому человеку надо посидеть в тюрьме. Отсюда все видится иначе, без примесей – и та жизнь, и вон та... Ты думаешь, это тюрьма? Это академия. Сюда запихивают по большей части невинных, случайных людей и держат, пока не поймут то, что поняла я. Сначала кажется, что с любыми можно сделать все, что угодно. Это действительно так, если сам человек не поймет, что против его собственной воли нельзя. Ни у кого не получится. С одними можно, а с другими – ни за что.
Они же мучеников, как на монетном дворе, куют. А мучеников народ жалеет. Арестантов вот уже за героев почитают. А ведь народ в тюрьмах весьма разнообразный, весьма... Но, благодаря мучительству властей, все выглядят героями. А героям верят. За героями идут.
- Сидел прежде мужик в навозе, сено жевал и за барина бога молил. Получил волю – и на государя, на помазанника божьего, руку поднял!
- Так это ж не мужик, не крепостной стреляет. Все дворянин! Рыба гниет с головы.
- Нет, я понимаю, что во всех державах царствующих особ убивали. Мы того не миновали. Но если во дворцах, это ж перевороты, а у нас же – на улицах палят!
- Это мальчишки да скверные девчонки. Вы обратите внимание на их воспитание. Они крепостного права не помнят, им господин Аракчеев не известен, они про «зеленые улицы» со шпицрутенами и не слыхали. Им свободу подавай! Их отцы, понимаешь, имения в карты проигрывали, а эти революциями бредят!
- Я приглядывался, прислушивался ко множеству людей с одной мыслью: мне хотелось понять, услышать главный звук, главную ноту сегодняшней жизни.
- Услышал?
- Представь себе. Освобождение крестьян, введение новых судебных уставов, гласность судей, отмена рекрутчины – события величайшие, но... Это вехи. Великие вехи самого трудного, и, скорее всего, бесконечного пути человечества. Вот и нам, русским, понадобилось не одно столетие, чтобы понять: желание властвовать над ближним – признак умственной и нравственной грубости.
- Красно сказано. Но позволь не согласиться – даже не с тобой, поскольку ты высказал как бы уличное представление о власти: если власть, то непременно – в бараний рог! Убери власть, и жизнь рассыплется. Нельзя тебя надолго отпускать: вот, анархического духу набрался. Добро бы из Женевы с такими мыслями приехал, а то, надо же – из Белополья!
Я просто не понимаю, как это мужья не радуются, когда их жены развлекаются. Я теперь получила от Мишеля два бриллиантовых браслета, о которых давно мечтала, и так мне теперь все нравится в жизни – и занятия детьми, и воркотня мужа... На душе, поверьте, веселей.
Вот и Рождество прошло... И никаких рождественских чудес. Выходит, что бог на их стороне. Ничего не переменилось.
Одни испытывают стыд, видя то, что происходит вокруг, другие нет. Те, кто испытывает стыд, задаются вопросом, что делать. «Руду копать», - отвечают им те, кто стыда не имеет. Все Петру Великому спасибо. Разломил Россию на властвующую, в париках и камзолах, и на покорную, в бородах и кафтанах. Вот и оказалось, что России две. И речь у них разная, и мыслят они по-разному. Цели, стремления, помыслы – все разное. Между ними пропасть, и пока она есть, все разговоры, все жертвы не будут ни поняты, ни приняты.
Когда монах принимает постриг, он не приносит себя в жертву. Для человека, безмерно дорожащего мирским – да, это жертва, а для призванного – это путь к той свободе, которой он никогда не найдет в миру.
- Они себя не жалеют. А тот, кто себя для дела, для идеи не жалеет, тому и остальных людей, может быть, не жалко. У них особое тщеславие жертв, тщеславие непомерное.
- Может быть, на наших глазах новая религия рождается? Эти первохристиане, которые с крестом шли на римские арены, знали, что их растерзают...
- Нет! Человек обязан дорожить своей жизнью. Иначе это получается уже и не человек, а снаряд, что ли - средство, направленное куда-то к саморазрушению!
По процессу ста девяносто трех осуждены шестьдесят четыре человека. Остальные освобождены за недоказанностью обвинения. А пятьдесят четыре покончили с собой, сошли с ума, умерли в тюрьме за три года следствия! Власть должна понять, что это провал!
- Вот вам ваши любезные присяжные! А вы их так высоко ставите. Вы, судья, само беспристрастие, не можете ручаться за обвинительный приговор! Да-с!
- Граф, я люблю суд присяжных и дорожу им. Но если сама возможность оправдательного приговора заставляет вас, министра юстиции, обер-прокурора России, выходить из себя – может быть, действительно, забрать у них дело? А почему бы вообще не изъять все дела у присяжных и не передать их полиции?
- Почему права, данные суду, данные обществу, урезаются, сокращаются, сжимаются, как шагреневая кожа?
- Может, забежали слишком далеко? Может, рановато? Судебная реформа, судебная реформа... Ты статью первую Свода законов помнишь, не забыл? «Самодержец всея Руси является правителем полным и неограниченным». Пункт второй: «Любое решение самодержца по любому частному вопросу отменяет все законы, этому решению препятствующие». И вдруг – независимый суд!
- Что, рано волю дали?
- Все дело в том, как волю дали, почему. А дали из страха. Запугал господ хороших Александр Освободитель: «Лучше сверху, чем снизу». А из страха даже жениться нельзя – все равно ничего путного не выйдет.
- Но согласитесь, господа, что розги – это же мера почти отеческая! Эта мера должна отрезвить молодежь и показать, что на нее смотрят как на сборище школьников. Неужели тюрьма или каторга лучше? Надо лишить политических преступников права считать себя преступниками и ставить их в положение провинившихся школьников, заслуживающих школьной меры наказания – карцер и розги. Бывало, девчонку обвинят в пропагандистике, председатель суда спрашивает: «Признаете ли вы себя виновной?» А та рисуется, а та красуется и речи произносит в пользу бедных и бесправных. А где она их увидела? В тюрьме разве что. Россия, господа, под сенью обожаемого монарха расцветает. Эх, думаю, разложить бы тебя да всыпать раз сто горяченьких! Вся дурь бы и прошла – и поверьте, господа, вышла бы из нее хорошая мать семейства, добрый человек... Сам бы замуж взял.
- Извините меня, ваше сиятельство – я на сеченной не женюсь. Разве только кто-то еще из присутствующих пожелает? Нет, вы единственный...
Для меня на свете нет человека ближе и дороже вас. Чтобы это понять, мне достаточно было взять вас на руки. Пусть Засулич каждый день палит налево и направо, пускай присяжные оправдывают всех охотников за генералами, пускай жандармы топчут все, что попадается у них на пути – на все согласен, если только еще раз доведется вот так подхватить вас на руки, прижать к сердцу и унести.
- Бога ради, скажи мне, ну зачем ворам еще и конституция?
- Как зачем? Чтобы воровать не просто так, а на законном основании.
- Прости, Леонид, но как же можно двигаться вперед, не опережая хоть в чем-то, хоть какими-то учреждениями общий уровень развития?
- Ты повторяешь истертые слова: «рано», «нет людей», «не приготовлены»... К хорошему люди всегда приготовлены. Что было главным препятствием на пути введения судебных уставов? «Где взять людей? Где взять кандидатов на совершенно новые должности?» Нашлись! И председатели судов, и члены палат, и судебные следователи, и чины прокурорского надзора – все нашлись! И память об этих благородных пионерах нового суда живет до сих пор.
- Независимый суд... От кого независимый? От государства? Возможно ли? Однако судебные чины, призванные к реформаторской деятельности, примкнули сразу же не к правительственным рядам, а к оппозиции, к недовольным. А прокуратура? Из органов власти суды становятся органами, противостоящими власти.
- Не пропагандисты – которых народ не понимает! – а тупые и жадные чиновники плодят революционеров.
- Вы говорите о судах, когда безо всякого суда один был убит, а другой ранен.
- Мама, ну если Наташа полтора года была обречена на муки и неизвестность, если ее даже не допрашивали! Без суда заточена, без суда выпущена. Власть, позволяющая себе все, что угодно, не вправе требовать от своих подданных законопослушания.
- А кто же вправе, если не власть? Иначе ведь – анархия!
- Мама, об анархии ты знаешь лишь с чужих слов. Помнишь ехидное замечание Жермены де Сталь: «Монархия в России есть абсолютное самовластие, ограниченное удавкою»? Ну что ж, если в былые времена право на удавку имело высшее сословие – то, как знать, может быть, кто-то вправе посягнуть на эту монополию. Даже неограниченная власть ничего не гарантирует, даже личной безопасности. Владеть властью не хитро. Владеть жизнью – вот чему следовало бы учиться, и правителям в первую голову.
Если бы я была уверена, что девочки мои нет-нет да вспомнят про крест на своей груди! Это не богу нужно и не их ангелу-хранителю, это им нужно – чтобы они знали, туда ли они живут. Если вы с богом идете, то я перенесу и тюрьму вашу, и свободу – мне бы только знать... А без этого я могу только любить вас, страдать, молиться за вас, но не понимать. Бог не оставит ни одного человека. Только ему не по себе, наверное, если он приходит, а человека дома нет - он по своей воле где-то блуждает, в праздном истощении времени... Храни вас господь!
- А у тебя, барышня, что ж, своего горя нет, что чужим томишься?
- Считай, что так.
- Я так почитаю, и деток у тебя своих нету. Чему ж чужих-то обучать собралась?
- Читать. Писать. Считать. Богу молиться. Помогу разобраться, что в жизни хорошо, а что худо, что по справедливости, а что против правды.
- А ты, ваше благородие, знаешь, что в крестьянском труде важно-то, а что нет? Ты там в хоромах жила, мадамы тебя всякие-разные обучали, а наш брат так, в трудах и нужде. Вас тут правду обучали говорить, а нашему брату – тычок, чтоб язык за зубами держал! Ты вот говоришь – обучение, а нам – хлебушек как бы до весны протянуть, посеяться, так и с голодухи не помереть.
- Сам-то грамотный небось?
- Бог миловал!
Скользкое это поприще – уголовная практика. Гражданское право, цивилистика – это дело основательное, а что такое наш уголовный кодекс? Многоречивый, шаткий комментарий к десяти заповедям божьим. И вертеть этими заповедями любой краснобай может, как угодно. Уголовная защита – это даже не профессия, а так... Немножко декламации, немножко театра и очень много циркового искусства. Уголовный защитник порою сам работает на публику, а это пошло. Но пошлость адвоката еще ниже пошлости самого плохонького актера. Одно дело, когда публика платит за игру, и совсем другое – когда преступник заручается продажным негодованием, благородными позами и кипением. Расхожая сентенция, с пафосом произнесенная перед публикой, производит большее впечатление, чем глубокая мысль, прочитанная в одиночку, на бумаге. Это так. Вот в чем секрет успеха. Этим и объясняется, почему в нашей корпорации самые средние люди могут попасть в знаменитости. Но есть и другая сторона дела – защита интересов отдельного лица против общества. Вот дело, ради которого можно и помучаться! Личность, человек – создание совершенное, неповторимое.
- Вспомни Канта! «Целесообразность без цели – вот неразгаданная тайна эстетического наслаждения». В одной фразе вся диссертация Чернышевского. Романтизм, рыцарство, все самое высокое и возвышенное ведет в бесконечность, к недосягаемой цели. Обладание же предметом поклонения – это тупик. Это конец иллюзии. Это тихое, незаметное угасание, умирание воображения.
- Канта надо читать внимательно. И цитировать точно.
- Ты хочешь сказать, что Кант не прав?
- Во-первых, я хочу сказать, что ссылка на авторитет – это не способ доказательства. От того, что Ньютон считал луну обитаемой, жителей на ней не прибавилось. Во-вторых, у Канта в его «Критике способности суждения» сказано не совсем так, как повторяешь за кем-то ты. Он говорит не о целесообразности без цели, а о целесообразности без ясно сформулированной цели. Огромная разница! Не сформулированная ясно цель – это вовсе не ее отсутствие. Скверные переводы порождают ужасные заблуждения. В переводе призыв Маркса в манифесте его партии как звучит? «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» А как это звучит по-английски? «Workers of all lands, unite!» Workers – работники! Никаких пролетариев. Работники и пролетарии – не одно и то же. Работники – созидательным трудом проживающие жизнь, а пролетарии – неимущие, и только.
- Боже мой, да кого ты вспомнил - Маркса! Это все давным-давно прочитано и забыто. А в России его читать-то некому, да и незачем. Его фантазии на тему пролетарской революции неприложимы к стране, в которой нет возлюбленного им пролетариата. Скучное профессорство! В его теории нет места живому, неповторимому, единственному человеку. Макс Штирнер – вот философия будущего. Это философия личности, философия единственного, каждого из нас, явившегося на краткий миг в этот мир. Да, человеческие общие потребности могут быть удовлетворены только в обществе. А потребности единственного? Общество не может раздобыть мне друга. Общество не может оказать мне дружескую услугу. Даже услугу личности единичной, к примеру, женщины, оно не может мне оказать. Я не хочу полагаться на общество, которому нет до меня никакого дела, которое смотрит на меня как на общественную функцию. Как там у твоего Маркса: «Человек – точка пересечения общественных сил». Так вот, я не точка! Если явится государство, которое объявит человека высшей ценностью, я ему не поверю. Это будет лицемерие или уловка хитрецов. Я – это мои желания. Мы должны жить для себя. Это наше право и долг перед Творцом.
Господа! Хватит кокетничать с публикой! Чем вы все тут занимаетесь? Хотя и в разной степени, но все вы, кто намеками, кто между строк, подрываете правительство и набрасываете тень на ту или на другую сторону управления. Вы вообще-то читаете то, что пишете? И это дурно, и другое дурно, и все дурно! Нет ничего хорошего! А где же ваш патриотизм? Печать должна быть верноподданнической! И я ручаюсь, что она будет такою – или ее вообще не будет!
- Я не понимаю тех, кто бегает с револьвером за государем. Этого безумца повесят, а расплачиваться будут невинные, все общество. Что последовало после освобождения Засулич? Не только отказано в смягчении участи осужденных по делу ста девяносто трех, а последовало усугубление приговора. Даны чрезвычайные права Третьему отделению. «Ах, какой смельчак! Зарезал Мезенцева!» Зарезал – и ускакал. А сколько человек пошли на каторгу? А скольких отправили в ссылку? Палили в Дренгельна – а попали в кого? В университетский устав, в студентов, в земских, в печать! Почему они не остановятся? Надо же понимать!
- Кто должен остановиться? Трепов порет – Засулич стреляет. Расстреляли Ковальского – в отместку убит Мезенцев. Губернатор Крапоткин в Харькове усмирял – вот и его самого после этого усмирили. Студенты просят сохранить, только сохранить уже дарованный им университетский устав – они и здесь видят заговор и непокорство. Сменили ректора, лишают прав совета профессоров, студентов ссылают. Даже лишают права помогать недостаточным из собственной кассы.
- И это дает им право убивать? Еще немножко – и ты пойдешь в заговорщики.
- Любой, имеющий свое мнение, тут же объявляется неблагонадежным. Этой войне не будет конца, пока кто-то не поймет, что речь идет не о войне правительства с кучкой заговорщиков, а о противостоянии безраздельной власти и мыслящей части общества.
Государь одним росчерком пера может отменить весь Свод законов, но всей его силы не хватит на то, чтобы тем же росчерком пера поднять цену рубля на петербургской бирже хоть на одну копейку. Вот где новая власть-то родилась! И новой этой власти, что есть батюшка-царь, что его нету, абсолютно безразлично.
- Словечко «реформы» стало для вас идолом, которому поклоняться и модно, и прогрессивно. Реформы для спасения монархии! Реформы для спасения самодержавия! Так и скажите – спасаем монархию, остальное все – лицемерие!
- Я понял, что реформы, как и войны, бывают оборонительными, захватническими и освободительными. Наши реформы начались как освободительные, а переродились в захватнические...
- Сбудется не то, на что рассчитывают наши деятели, наша жалкая печать, наши жаркие спорщики. Я, кажется, поняла, что искусство жить – это быть готовым к непредвиденному. Жизнь угадать нельзя, а себя подготовить можно.
- К чему?
- К тому, чтобы жизнь тебя не согнула.
/a>
/a>
-
-
31.01.2010 в 19:39- Как зачем? Чтобы воровать не просто так, а на законном основании.
Как жизненно-то...
-
-
31.01.2010 в 19:43А это, кстати, сказал сам царь
-
-
31.01.2010 в 20:33-
-
27.11.2011 в 23:12