laughter lines run deeper than skin (с)
Цикл пьес Бернарду Сантарену "Маргиналы и революция" в моей версии лежит здесь, от детей подальше. А кроме того, внезапно из этой разноголосицы персонажей, которые выскажутся сами за себя и без предупреждения, получился нефиговый путеводитель по Лиссабону, какого в туристических агентствах не предложат и к которому сами просятся иллюстрации...
Разбуженная Португалия. Фото В. Кузнецова.
... некоторые – на правах лытдыбра ))
12+
– Ведь вы не интересуетесь политикой, друг Зе Грилу? За какую вы партию?
– За партию «против всех», друг Силва. Я против всех. И все партии – против меня.
– Вам больше нравятся левые или правые? Ведь человек всегда…
– Ни левые, ни правые, друг Силва. Когда они знают и если могут, то и левые, и правые хотят одного: упечь меня в кутузку. Партии цапаются друг с другом, но, когда доходит до моей персоны и до таких, как я, они все соглашаются: пусть этот Зе Грилу убирается прочь! Он их шокирует! Нет, ничего я не хочу от этих партий. Я хочу только остаться целым. Да здравствует свобода!
Фото В.Кузнецова
Я всегда любил книги. Всегда читал. И это не пошло мне на пользу: я больше понимал, больше чувствовал… больше страдал. То ли я никуда не пришел, то ли жизнь от меня убежала. Не знаю. А теперь захожу я домой, и там… Моя корова-жена, от которой вырвать хочется! И моя кобыла-дочка, проныра, живет себе в свое удовольствие и стыдится своего отца!
Лесопарк Монсанту, где собирался повеситься на дереве этот персонаж
– Я читал, Зе Грилу, много читал: Алвеш Редол, Феррейра ди Каштру, Мануэл да Фонсека … Даже Маркс. Мир меняется. Смотрите, что происходит здесь, в Португалии. Я знаю, и всегда знал, что мир может стать лучше. Друг Зе Грилу, мир идет к социализму. Но и люди должны что-то делать, должны бороться, понимаете? Я всегда это знал, но был неспособен. Всегда был неспособен перейти к практике, оторваться от книг, выйти за пределы своей головы… Я всегда был слабым. Всегда боялся. И хорошо видел, что случалось с другими, там, на работе – их забирали, избивали, их семьи голодали…
– Вы знавали голод, друг Силва?
– Нет. Голод – нет. Но есть те, кто знал его, и их много. Именно поэтому они боролись и продолжают бороться. Крестьяне из Алентежу...
Так выглядели тогда крестьяне из Алентежу, герои книг упомянутых писателей (фото В.Кузнецова)...
...и крестьянки оттуда же (фото И.Фесуненко)
Оставьте вы в покое крестьян из Алентежу и тем более – их борьбу. Я эту пластинку уже слышать не могу. Я не крестьянин. И ничего о них не знаю. Мне пятьдесят три года, и единственная борьба, которой я выучился – борьба за то, чтобы чего-нибудь поесть, поспать и время от времени поразвлечься с девчонкой. Когда я был маленьким, просил милостыню вместе с бабушкой. Потом послали меня учиться к каменщику. Отовсюду меня выгоняли. Характер у меня был не сахар. Потом я отыскал шлюх. Они ко мне липли: я был красавчиком. Стал сутенером. Жил сутенерством. Потом состарился, краски поблекли. Опять меня гонять начали. Всегда одно и то же.
Монсанту
Благодать, божественная благодать – единственное богатство, которое по-настоящему должно тебя интересовать. Остальное… Да что остальное! Пойми, это навоз позлащенный, пригоршня пены… борьба с дьяволом ради спасения твоей души – это единственная борьба, которую ты должна вести! Мир забыл об этой истине. И дорого за это заплатит. Разве ты не видишь, что тут происходит, вокруг нас, здесь, в городе Лиссабоне, в этой стране, с тех пор… с тех пор, как они побросали весла в море и оставили лодку плыть по течению?
Купол церкви Санта-Энграсия
Терпение, дочь моя. Со многими случается то же, что с тобой. Не думай, что ты единственная. Молись, молись больше Богородице нашей, Деве и Матери! Твой муж подарил тебе четверых детей. Главная цель супружества уже достигнута. Этого и хватит. Остальное – между тобой и Господом Богом нашим. Молись, дочь моя, и ты увидишь, какое это облегчение! В то время, когда он заставляет тебя делать это… сзади… молись, молись Пречистой Деве: так ты останешься без греха и, может быть, даже возвысишь свою святость в глазах Господа!
Церковь Санта-Энграсия
Я звезда шоу: пою, танцую, рассказываю анекдоты… За полтора часа я сменяю тридцать нарядов! Не всякая может выступать в таком ритме… У меня сценический псевдоним – «La Belle Françoise», «Красотка Франсуаза»! Меня все в Лиссабоне знают. Мало кто может достигнуть моего совершенства. Нужен хороший вкус, голос, тело, воображение, нужно уметь сойти по лестнице, улыбнуться… нужен шарм, талант!
Квартал Байрру Алту, где находятся многие клубы "шоу травести"...
– Вот, еще одно: иногда во время шоу я покрываю Марлен… Закрываю ее своим телом, выставляюсь вперед, и публика ее не видит… Понимаете теперь, отец мой? Ну да, это дурно. Ведь я выше и всегда надеваю больше перьев, чем она. Ух, эта Марлен тогда хуже всякого зверя! Однажды – клянусь, только один раз! – я подставила ей подножку, и она сломала каблук на сцене… Это был такой ужас!
– Эта Марлен… мужчина?
– Конечно! Она работает со мной. Она склочница, она мне завидует, таланта у нее никакого, а живет она тем, что эксплуатирует мужчин: поднимается все выше за их счет. Ей нужны одни богачи. Холодная, как рыба-меч. Никогда не загорается страстью, только деньги ее интересуют. Не люблю я ее, кровопийцу!
В Лиссабоне сейчас мода на травести. И подумать только, что все это большое движение родилось и выросло за четыре года! Да, ведь такие шоу начались после 25 апреля… даже уличные, «бедняжечки», не смели до 25 апреля выходить на работу одетыми согласно своей подлинной природе: раньше они боялись полиции, грубых мужчин, ревнивых женщин!.. Кто бы рискнул?! Взбучка им была бы, по меньшей мере, обеспечена. А теперь их даже избыток: их кучи, толпы! Посмотрите вечером на Проспект Свободы! Боже мой, не знаю почему, но они напоминают мне камелии! Они бывают такими прекрасными…
Проспект Свободы
Они, «бедняжечки», ведут войну с нами, «клубными». И они правы, несчастные! Они – под дождем и ветром, беззащитны перед подлостями первого же негодяя, который пройдет мимо… а мы хорошо одеты, мы хорошо питаемся, мы находимся в окружении всего самого утонченного и элегантного в Лиссабоне! Они чувствуют эту дискриминацию и, разумеется, мстят нам! Но вот о чем они не думают: одного секса недостаточно. Чтобы выступать в клубе, участвовать в шоу, надо быть артисткой! Это не всякая сможет… Но они не понимают, они слишком примитивны, и я согласна – между нами огромное неравенство!
Байрру Алту
– Среди грехов человеческих грех против природы, мерзостный грех – один из худших. Вспомните, что во всем Евангелии нет ни слова, ни единого слова, которым Бог захотел бы вспомнить о нем. Абсолютное, бесконечное, вечное молчание. А ведь Иисус простил блудницу Марию Магдалину!
– Иисус зажимает нос, закрывает глаза и легонько отстраняется, чтобы Его не трогали: прокаженные и те лучше, разве не так? Вы, отец мой, говорите, что Он меня любит… Вот так любовь! Целую вечность – ни слова, ни единого слова, чтобы мне сказать! Никто не может жить без любви, отец мой!
Памятник жертвам гомофобии
Редко выдается день, когда улицы не переполнены толпами прожорливых волков, кричащих: «долой то!», «долой это!», «да здравствуют эти!», «да здравствуют те!», вечно столько претензий, всё требуют, всё выпрашивают, всё больше, больше и больше! Ничто их не остановит. Но чего они просят? Денег, материальных благ, удовольствий. Больше, еще больше! Для этих людей души не существует. Бог – мертвая буква. Свобода, свобода! Свобода грешить, свобода облачаться в паршивую шкуру дьявола.
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото И.Фесуненко)
– Я не знаю, я сама не понимаю… Все это так терзало меня изнутри… Ну да, что общего у меня с рабочими? Ничегошеньки… Я живу среди шелков и блесток!.. Но это правда: когда я вижу, как они идут, у меня сердце так и колотится, мне плакать хочется… и я плачу! Вспоминаю отца, брата… Я не говорила вам, отец мой, что они – рабочие на посудной фабрике в Алкобасе ? Да, это так. Когда я вижу, как идут те, другие, это напоминает мне о моей семье, и я в таком восторге, так растрогана…
– Я больше не могу! Говорите «растроган», говорите в мужском роде, сеньор, вы мужчина!
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото В.Кузнецова)
Достаточно вспомнить эти два раза, когда я, охваченная восторгом и тоской по семье, ввязалась в эти демонстрации, там, на площади маркиза де Помбала. Это было сильнее меня… это был голос крови!
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото В.Кузнецова)
Хуже всего было потом. В первый раз я была одета женщиной. Сначала все шло хорошо: я кричала, я пела и даже кулак подняла вверх! На этом месте, не знаю как, кто-то меня случайно раскусил… понял, кто я такая… и сказал другим… Ну, тут живо начался пожар! Даже полицию сюда впутали. Будто все они пришли в цирк, чтобы поглядеть на пантеру!
Площадь маркиза де Помбала
В другой раз я решила одеться мужчиной. Я знала, что это еще хуже, но попыталась… Отец мой, вы не можете себе представить: демонстрация мигом рассеялась, все стали хлопать в ладоши и хохотать! Пришлось сбежать. Мальчишки забрались на статую маркиза и швыряли в меня камнями!
Памятник маркизу де Помбалу
Понимаете, я был на всех демонстрациях, которые организовывали для Салазара и для Каэтану. Ни одной не пропустил. Начальник знал, кто там был и кто не был. Я хлопал в ладоши, кричал «ура» на Дворцовой площади … И был неспособен подписать бумагу за оппозицию. Страх, проклятый страх. Эта проклятая работа, семья…
Дворцовая площадь, больше известная как площадь Коммерции
Потом наступило 25 апреля. Стало еще хуже. Мне не хватило смелости появиться, участвовать в какой-нибудь демонстрации… Я чувствовал только стыд! 25 апреля и 1 мая я осознал, что моя жизнь пропала. Окончена. Нельзя повернуть назад. И нет такой ванны, которая смоет с нас прошлое. Этот праздник был не для меня: я его не заслужил.
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото В.Кузнецова)
Ты знаешь, что у меня есть старший брат? Не знаешь, и никто не знает. Только старики в квартале еще об этом помнят. Но это правда: у меня есть братан, ему двадцать три года. Этот парень женат, и пацаненку его уже несколько месяцев. Живет на том берегу. Он металлург.
Дом на левом берегу Тежу
Бывает, я вижу его имя в газете: он один из тех, что заправляют в профсоюзе. Ну да, парень правильный, рабочий, все как следует… Один из этих чистеньких, без пятнышка, не сутенер какой-нибудь и не ворюга!
Лозунги на одном из домов (левый берег Тежу)
Этот тип меня не знает, никогда не видел. Но я за ним по пятам хожу, так и знай. Я его видел два раза, там, на Проспекте Свободы, на демонстрациях. Между прочим, он крутой парень, здоровый, фигура что надо, красавец и все такое. В первый раз, как я его увидел, не знаю почему, даже слезы на глаза навернулись… А парень этот прошел совсем рядом со мной, глянул на меня, будто я кусок проволоки, и продолжал распевать песни вместе со своими товарищами. Эх, чувиха, как же я в ту ночь надрался!
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото В.Кузнецова)
Они его продали! Продали за три куска паре бездетных стариков, когда пацаненку два года было. Я еще и не родился. Да, чувиха, может показаться, что это история из комиксов, или кино вроде тех, что мы смотрим в «Одеоне»! Но это правда. Мои козлы-старики продали своего мелкого, будто поросенка или теленка! Повезло ему.
Не ходи, дочка, послушай меня, донна Клотильда мне говорила такие ужасные вещи об этой ленте: она ведь снята в Лондоне, да?.. Позор! Одно только и хорошо: что в кинотеатре темно, и никто не видит… Ну, разумеется! Когда-то я была с твоим отцом в «Кастилии »: чуть не умерла!.. Да, но твой отец от меня не отставал: мол, это такое чудо, этот фильм не знаю сколько премий получил – я ничего не могла поделать! И вот что я тебе скажу: когда я вышла оттуда, меня чуть не стошнило!
Нет, я спокойна, дочка: у меня все закрыто, дверь на засове, все как следует. Нет, не волнуйся, дочка. У меня все хорошо. Это единственное место в мире, где я чувствую себя в безопасности и под защитой: здесь, в своем доме!.. Поденщица? Ушла в шесть часов: из-за мужчины, разумеется – уже отыскала какого-то паразита!.. Ну да, только и остается, что смириться: едва откроешь рот, сразу же начинают брыкаться! Вот так-то теперь, дочка: свобода у них!.. Они, как собачонки, без самца не могут!.. Одна? Да, я одна, но чувствую себя превосходно… Я спокойна, дочка, все идет прекрасно!.. И не говори, любовь моя: с телевизором и телефоном у меня всегда есть компания!..
Дом в квартале Байша
Моя мать продавала планки для воротников, а моя бабка просила милостыню у сеньор вроде вас, когда вы выходили с обедни… Мало, я сказал! У меня есть сестра, она судомойка в доме богатой старой суки вроде вас. Целыми днями она стоит с веером позади сеньоры, а та страдает несварением, все время пукает и дает залпы, понимаете? И моя сестра, с этим веером в руках, дышит вонью… Всех ваших денег, всей вашей дребедени не хватит! Мне жизнь ваша нужна!
Дом в квартале Байша
Я принимаю наркотики с пятнадцати лет. Как это случилось? Я принадлежу к своему роду. Все это… мамин чай, папино бренди, кожаные кресла, усы дедушки-генерала, завтрак с компотами и маслом из поместья, безупречные передники служанок… От всего этого голова моя сгнила, и сейчас я – лишь куча железного лома, там двойные цепи, рваный шелк, портреты, выпавшие из разбитых рам… Салазар холодно смотрит на меня посреди старых маминых туфель, и Кармона облекает своим опереточным достоинством разбрызгиватель, который служил бабушке для клистира!.. Там рваная вуаль от первого причастия, засохшая, уже почерневшая кровь от первого совокупления… Там первый шприц, на почетном месте, у ног Богоматери Фатимской…
И опять дом в квартале Байша. Зря я так с ним, наверное: в Лиссабоне есть и другие фешенебельные кварталы...
Знаете вы, бабушка, такой район – Казал Вентозу? Или Мушгейра, или Фурнаш? Видали вы бараки, в которых мы живем?
В бараке из жести и палок живу я, двое моих стариков, пятеро братьев, два свояка и две бабки: там все они жрут, какают, писают и трахаются! Клопы гуляют на свободе, бок о бок с людьми – вот тут… тут… тут…
Расскажи мне, Ворон. Я хочу знать все. Мне это необходимо. Если я не буду все знать, как я тебе помогу? А у тебя больше никого нет. Что ты сделал? Расскажи мне, пусть даже… Ты же знаешь, что я все могу проглотить, что если даже мне легавые язык проткнут, я буду молчать, как каменная… Знаешь ведь, правда? Я такого дерьма уже нахлебалась: спала с ворами, с сутенерами, с убийцами, с голубыми, с женщинами, с пузатыми сеньорами, с извращенцами, с такими скотами и уродами, что потом не знала, плакать или блевать, с мерзкими стариками, которые выпрашивали у меня секунду стояка, будто чудо у Богоматери Фатимской… Я все знаю, все повидала, меня ничем не удивишь. Я проститутка. Дешевая шлюха из Интенденте. Можешь мне довериться.
Район Интенденте вокруг Интендантской площади. Проституток оттуда несколько лет назад разогнали
Какая еще барышня? Нашли тоже барышню! Она шлюха. Промышляет здесь, на Монсанту. Она шлюха, а я – ее отец и ее сутенер. Некрасиво, да? А мне насрать! Подумайте. Подумайте и увидите, что я прав. А что лучше? Чтобы она работала на какую-нибудь подпольную хозяйку, которая ей оставляла бы только половину, или на меня, родного отца? Разве вы не против посредников? Я же знаю… Что лучше? Пусть она работает, чтобы какой-нибудь хахаль нажрал себе задницу, а потом бросил ее, загоняв как проклятую, или пусть она работает на меня, родного отца, который хорошо к ней относится?! Так и знайте, революционер долбаный, что у всякой шлюхи есть мать, отец, бабушка, ребенок, которым они тайно помогают.
Окрестности лесопарка Монсанту
– Я так хотела бы от тебя сына, вот честное слово!
– Ого, куда заехала! Тормози трамвай, девчонка!
– Мы изменим свою жизнь. На работу устроимся…
– Куда? Нет в этих местах работы. Молодежь вроде нас может весь Лиссабон пробежать из конца в конец, а работы так и не встретит… Дерьмо. Парни из офисов, парни из лицея, и все такое… даже они хрен знает чем промышляют.
Крыши Лиссабона, 70-е годы (фото В.Кузнецова)
Здесь место одним шлюхам, сутенерам, ворам и торговцам наркотой: оглядись по сторонам, здесь, в парке, и сразу увидишь!.. Какая там к черту работа! Шлюха ты, и шлюхой останешься, пока не сгниешь, если я тебе руку не протяну. А я… Я бы в том же дерьме остался, если бы не дал себе пинка под зад и не набрался смелости сделать сальто-мортале!
Парк Эдуарда VII
Я уже не в первый раз вижу вас в этом парке. Два или три раза я вас тут засек, вот как! Вы тут промышляете. Вы педик. И на этот раз решили попытать счастья: ждали, что ощиплете голубка, а нарвались… на ворона! Вы легавых боитесь больше меня: ведь это вы тут паршивая овца, заблудшая овца! Педик воскресный. Я вас засек под вишней, вы там стояли, присматривались… Мне-то вы глаза не прикроете! Стыдливый извращенец, дрянная старая овечка… Блевать от вас охота, слышите? Там, где вы живете и работаете, у вас серьезная дама… Кто бы мог подумать! Кто бы мог представить!..
Скамейка в парке Эдуарда VII
Это правда, дочка у меня розовая. Вот это самое она и есть, там, внутри. Остальное, мужчины, – это работа. И не делайте такое похоронное лицо! Никогда лесбиянок не видели? Так вот, слушайте: нынче их полно. Лесбиянки из высшего общества, лесбиянки работающие и лесбиянки-шлюхи. Замужние, вдовы и одинокие. И среди педиков – то же самое. Да не стройте вы такую мину, это меня бесит! Что тут такого? Разве нет у них права на жизнь? А знаете, где моя дочь открыла свою… подлинную натуру? Нет, ни в жизнь! Это было в тюрьме.
Лиссабонская тюрьма
Женщины-полицейские, социальные работницы, психологини, докторши всех мастей и вся остальная обойма!.. Она провела там три месяца. Ей хватило. Научилась, чего ей недоставало. Открыла для себя все остальное. Открыла себя.
Красивейшее место, главное - смотреть снаружи... А лесбиянка по-португальски fufa. Вот и живите с этим теперь )
Чем вы занимаетесь вдвоем? Я вижу, что не любовью: Господи, это же такой ужас, такая древняя дикость! Содом уже много тысяч лет как забыт где-то в уголке ранней юности. Зе Карлуш и То Мане прошли путь эволюции, они находятся в другой фазе, на более высокой ступени. Никаких тел, живых или мертвых; никакой плоти, костей и нервов, крови или спермы! Они превзошли все это.
Корпуса Лиссабонского университета
Они живут совсем другой жизнью. Жизнью тонкой бумаги и мелких букв. Они живут внутри книги. Ленин, конечно же! Они поглощают его спокойно, терпеливо, систематически: страницу за страницей, слово за словом, букву за буквой, запятую за запятой…
Корпуса Лиссабонского университета
Мне необходимо выйти! Я хочу почувствовать холод на коже, дождь на волосах… Мне необходимо пройтись, долго идти, целые километры!.. Хочу увидеть апельсины в овощной лавке… Куплю один, съем его, а кожуру оставлю на улице… Ты когда-нибудь думала о том, сколько солнца в одном апельсине? Человек от него весь светится изнутри!..
Парк неподалеку от университета
Это эйфория. Всегда приходит после укола. Пройдет. Я не хочу есть. Я не хочу выходить. Я не люблю апельсины. Мне хорошо и здесь, в этой отравленной квартире… Это редкая квартира, уникальная квартира: она построена на облаке. Это воздушная квартира, подвижная квартира… она охлаждается ароматом ветра!.. Апельсины мне отвратительны: в них слишком много сока, слишком много здоровья, слишком много жизни…
Дом, и тоже неподалеку от университета
Чувак, я уже видеть тебя не могу! Ты мной не командуешь, слышишь, козел?! Никогда больше не хочу тебя видеть! У тебя рога обломаны, ты двинутый, одни беды от тебя!.. Лечись, чувак, иди к Жулиу де Матушу: ты крутой, будто ржавая железка, ты и в мертвого станешь палить, ты из тех, кто кончает, глядя, как кровь течет!.. Ты это делаешь не так, как мы, чтобы выжить: нет, тебе это нравится, тебе хочется убивать!
Слышали того парня, который вчера вечером говорил по телевизору? Удивляюсь, как его выпустили туда с такими речами… Что ни слово, то правда. Да, это они прокололись! Телевидение у нас дрянь: продалось правым… Дерьмо! Вы-то, ясное дело, так не думаете: вы хорошо устроились. Только, знаете, прав был этот вчерашний товарищ. Задрала меня уже эта работа, друг Соуза, и я не собираюсь дальше потеть ради того, чтобы фашики жирели! Пора кончать! Прав он, сто раз прав, этот тип из телевизора. Так и надо! К стенке этих сукиных реакционеров – и тра-та-та-та-та!
Фото В. Кузнецова
Очистить нас от этой заразы! Всех их к чертовой бабушке! Ничего не скажете, друг Соуза? Не нравится вам разговор? Жмитесь к ним дальше – и сами увидите, как все обрушится. Дурак вы, вот вы кто! Когда придет час, ваши друзья-капиталисты свалят за бугор, а вы только их задницы и увидите.
– Я многому научилась после 25 апреля, сеньор приор! Я всего четыре класса кончила, но я все понимаю. Трудновато было сначала, но потом стало удаваться. 25 апреля мне открыло глаза…
– 25 апреля, 25 апреля! Даже здесь, в исповедальне?! Я уже сыт по горло этими песнями про 25 апреля. Брось эти глупости и научись распознавать уловки дьявола. Что хорошего нам принесло это 25 апреля? Беспорядок на улицах, война в душах, неповиновение властям, грабежи и непристойности, явная победа врагов церкви!.. Вот оно, вот, 25 апреля! Тебе-то что хорошего принесло 25 апреля?
Центр Лиссабона (фото И. Фесуненко)
– Пока ничего не принесло. Но, может быть, и принесет?! Я не хочу дальше жить, как жила до этих пор. Это несправедливо. Донна Мариана говорит мне, что я такая же женщина, как другие… Я-то иногда думаю, будто я – мешок с гнилой картошкой или ведро помойное… когда чувствую себя совсем забитой, совсем потерянной. Мне очень нравится ее слушать. Она мне помогает изменить мою жизнь… Потому что жизнь у меня неправильная, сеньор приор!
Разбуженная Португалия. Фото В. Кузнецова.
... некоторые – на правах лытдыбра ))
12+
– Ведь вы не интересуетесь политикой, друг Зе Грилу? За какую вы партию?
– За партию «против всех», друг Силва. Я против всех. И все партии – против меня.
– Вам больше нравятся левые или правые? Ведь человек всегда…
– Ни левые, ни правые, друг Силва. Когда они знают и если могут, то и левые, и правые хотят одного: упечь меня в кутузку. Партии цапаются друг с другом, но, когда доходит до моей персоны и до таких, как я, они все соглашаются: пусть этот Зе Грилу убирается прочь! Он их шокирует! Нет, ничего я не хочу от этих партий. Я хочу только остаться целым. Да здравствует свобода!
Фото В.Кузнецова
Я всегда любил книги. Всегда читал. И это не пошло мне на пользу: я больше понимал, больше чувствовал… больше страдал. То ли я никуда не пришел, то ли жизнь от меня убежала. Не знаю. А теперь захожу я домой, и там… Моя корова-жена, от которой вырвать хочется! И моя кобыла-дочка, проныра, живет себе в свое удовольствие и стыдится своего отца!
Лесопарк Монсанту, где собирался повеситься на дереве этот персонаж
– Я читал, Зе Грилу, много читал: Алвеш Редол, Феррейра ди Каштру, Мануэл да Фонсека … Даже Маркс. Мир меняется. Смотрите, что происходит здесь, в Португалии. Я знаю, и всегда знал, что мир может стать лучше. Друг Зе Грилу, мир идет к социализму. Но и люди должны что-то делать, должны бороться, понимаете? Я всегда это знал, но был неспособен. Всегда был неспособен перейти к практике, оторваться от книг, выйти за пределы своей головы… Я всегда был слабым. Всегда боялся. И хорошо видел, что случалось с другими, там, на работе – их забирали, избивали, их семьи голодали…
– Вы знавали голод, друг Силва?
– Нет. Голод – нет. Но есть те, кто знал его, и их много. Именно поэтому они боролись и продолжают бороться. Крестьяне из Алентежу...
Так выглядели тогда крестьяне из Алентежу, герои книг упомянутых писателей (фото В.Кузнецова)...
...и крестьянки оттуда же (фото И.Фесуненко)
Оставьте вы в покое крестьян из Алентежу и тем более – их борьбу. Я эту пластинку уже слышать не могу. Я не крестьянин. И ничего о них не знаю. Мне пятьдесят три года, и единственная борьба, которой я выучился – борьба за то, чтобы чего-нибудь поесть, поспать и время от времени поразвлечься с девчонкой. Когда я был маленьким, просил милостыню вместе с бабушкой. Потом послали меня учиться к каменщику. Отовсюду меня выгоняли. Характер у меня был не сахар. Потом я отыскал шлюх. Они ко мне липли: я был красавчиком. Стал сутенером. Жил сутенерством. Потом состарился, краски поблекли. Опять меня гонять начали. Всегда одно и то же.
Монсанту
Благодать, божественная благодать – единственное богатство, которое по-настоящему должно тебя интересовать. Остальное… Да что остальное! Пойми, это навоз позлащенный, пригоршня пены… борьба с дьяволом ради спасения твоей души – это единственная борьба, которую ты должна вести! Мир забыл об этой истине. И дорого за это заплатит. Разве ты не видишь, что тут происходит, вокруг нас, здесь, в городе Лиссабоне, в этой стране, с тех пор… с тех пор, как они побросали весла в море и оставили лодку плыть по течению?
Купол церкви Санта-Энграсия
Терпение, дочь моя. Со многими случается то же, что с тобой. Не думай, что ты единственная. Молись, молись больше Богородице нашей, Деве и Матери! Твой муж подарил тебе четверых детей. Главная цель супружества уже достигнута. Этого и хватит. Остальное – между тобой и Господом Богом нашим. Молись, дочь моя, и ты увидишь, какое это облегчение! В то время, когда он заставляет тебя делать это… сзади… молись, молись Пречистой Деве: так ты останешься без греха и, может быть, даже возвысишь свою святость в глазах Господа!
Церковь Санта-Энграсия
Я звезда шоу: пою, танцую, рассказываю анекдоты… За полтора часа я сменяю тридцать нарядов! Не всякая может выступать в таком ритме… У меня сценический псевдоним – «La Belle Françoise», «Красотка Франсуаза»! Меня все в Лиссабоне знают. Мало кто может достигнуть моего совершенства. Нужен хороший вкус, голос, тело, воображение, нужно уметь сойти по лестнице, улыбнуться… нужен шарм, талант!
Квартал Байрру Алту, где находятся многие клубы "шоу травести"...
– Вот, еще одно: иногда во время шоу я покрываю Марлен… Закрываю ее своим телом, выставляюсь вперед, и публика ее не видит… Понимаете теперь, отец мой? Ну да, это дурно. Ведь я выше и всегда надеваю больше перьев, чем она. Ух, эта Марлен тогда хуже всякого зверя! Однажды – клянусь, только один раз! – я подставила ей подножку, и она сломала каблук на сцене… Это был такой ужас!
– Эта Марлен… мужчина?
– Конечно! Она работает со мной. Она склочница, она мне завидует, таланта у нее никакого, а живет она тем, что эксплуатирует мужчин: поднимается все выше за их счет. Ей нужны одни богачи. Холодная, как рыба-меч. Никогда не загорается страстью, только деньги ее интересуют. Не люблю я ее, кровопийцу!
В Лиссабоне сейчас мода на травести. И подумать только, что все это большое движение родилось и выросло за четыре года! Да, ведь такие шоу начались после 25 апреля… даже уличные, «бедняжечки», не смели до 25 апреля выходить на работу одетыми согласно своей подлинной природе: раньше они боялись полиции, грубых мужчин, ревнивых женщин!.. Кто бы рискнул?! Взбучка им была бы, по меньшей мере, обеспечена. А теперь их даже избыток: их кучи, толпы! Посмотрите вечером на Проспект Свободы! Боже мой, не знаю почему, но они напоминают мне камелии! Они бывают такими прекрасными…
Проспект Свободы
Они, «бедняжечки», ведут войну с нами, «клубными». И они правы, несчастные! Они – под дождем и ветром, беззащитны перед подлостями первого же негодяя, который пройдет мимо… а мы хорошо одеты, мы хорошо питаемся, мы находимся в окружении всего самого утонченного и элегантного в Лиссабоне! Они чувствуют эту дискриминацию и, разумеется, мстят нам! Но вот о чем они не думают: одного секса недостаточно. Чтобы выступать в клубе, участвовать в шоу, надо быть артисткой! Это не всякая сможет… Но они не понимают, они слишком примитивны, и я согласна – между нами огромное неравенство!
Байрру Алту
– Среди грехов человеческих грех против природы, мерзостный грех – один из худших. Вспомните, что во всем Евангелии нет ни слова, ни единого слова, которым Бог захотел бы вспомнить о нем. Абсолютное, бесконечное, вечное молчание. А ведь Иисус простил блудницу Марию Магдалину!
– Иисус зажимает нос, закрывает глаза и легонько отстраняется, чтобы Его не трогали: прокаженные и те лучше, разве не так? Вы, отец мой, говорите, что Он меня любит… Вот так любовь! Целую вечность – ни слова, ни единого слова, чтобы мне сказать! Никто не может жить без любви, отец мой!
Памятник жертвам гомофобии
Редко выдается день, когда улицы не переполнены толпами прожорливых волков, кричащих: «долой то!», «долой это!», «да здравствуют эти!», «да здравствуют те!», вечно столько претензий, всё требуют, всё выпрашивают, всё больше, больше и больше! Ничто их не остановит. Но чего они просят? Денег, материальных благ, удовольствий. Больше, еще больше! Для этих людей души не существует. Бог – мертвая буква. Свобода, свобода! Свобода грешить, свобода облачаться в паршивую шкуру дьявола.
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото И.Фесуненко)
– Я не знаю, я сама не понимаю… Все это так терзало меня изнутри… Ну да, что общего у меня с рабочими? Ничегошеньки… Я живу среди шелков и блесток!.. Но это правда: когда я вижу, как они идут, у меня сердце так и колотится, мне плакать хочется… и я плачу! Вспоминаю отца, брата… Я не говорила вам, отец мой, что они – рабочие на посудной фабрике в Алкобасе ? Да, это так. Когда я вижу, как идут те, другие, это напоминает мне о моей семье, и я в таком восторге, так растрогана…
– Я больше не могу! Говорите «растроган», говорите в мужском роде, сеньор, вы мужчина!
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото В.Кузнецова)
Достаточно вспомнить эти два раза, когда я, охваченная восторгом и тоской по семье, ввязалась в эти демонстрации, там, на площади маркиза де Помбала. Это было сильнее меня… это был голос крови!
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото В.Кузнецова)
Хуже всего было потом. В первый раз я была одета женщиной. Сначала все шло хорошо: я кричала, я пела и даже кулак подняла вверх! На этом месте, не знаю как, кто-то меня случайно раскусил… понял, кто я такая… и сказал другим… Ну, тут живо начался пожар! Даже полицию сюда впутали. Будто все они пришли в цирк, чтобы поглядеть на пантеру!
Площадь маркиза де Помбала
В другой раз я решила одеться мужчиной. Я знала, что это еще хуже, но попыталась… Отец мой, вы не можете себе представить: демонстрация мигом рассеялась, все стали хлопать в ладоши и хохотать! Пришлось сбежать. Мальчишки забрались на статую маркиза и швыряли в меня камнями!
Памятник маркизу де Помбалу
Понимаете, я был на всех демонстрациях, которые организовывали для Салазара и для Каэтану. Ни одной не пропустил. Начальник знал, кто там был и кто не был. Я хлопал в ладоши, кричал «ура» на Дворцовой площади … И был неспособен подписать бумагу за оппозицию. Страх, проклятый страх. Эта проклятая работа, семья…
Дворцовая площадь, больше известная как площадь Коммерции
Потом наступило 25 апреля. Стало еще хуже. Мне не хватило смелости появиться, участвовать в какой-нибудь демонстрации… Я чувствовал только стыд! 25 апреля и 1 мая я осознал, что моя жизнь пропала. Окончена. Нельзя повернуть назад. И нет такой ванны, которая смоет с нас прошлое. Этот праздник был не для меня: я его не заслужил.
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото В.Кузнецова)
Ты знаешь, что у меня есть старший брат? Не знаешь, и никто не знает. Только старики в квартале еще об этом помнят. Но это правда: у меня есть братан, ему двадцать три года. Этот парень женат, и пацаненку его уже несколько месяцев. Живет на том берегу. Он металлург.
Дом на левом берегу Тежу
Бывает, я вижу его имя в газете: он один из тех, что заправляют в профсоюзе. Ну да, парень правильный, рабочий, все как следует… Один из этих чистеньких, без пятнышка, не сутенер какой-нибудь и не ворюга!
Лозунги на одном из домов (левый берег Тежу)
Этот тип меня не знает, никогда не видел. Но я за ним по пятам хожу, так и знай. Я его видел два раза, там, на Проспекте Свободы, на демонстрациях. Между прочим, он крутой парень, здоровый, фигура что надо, красавец и все такое. В первый раз, как я его увидел, не знаю почему, даже слезы на глаза навернулись… А парень этот прошел совсем рядом со мной, глянул на меня, будто я кусок проволоки, и продолжал распевать песни вместе со своими товарищами. Эх, чувиха, как же я в ту ночь надрался!
Демонстрации 70-х годов в Лиссабоне (фото В.Кузнецова)
Они его продали! Продали за три куска паре бездетных стариков, когда пацаненку два года было. Я еще и не родился. Да, чувиха, может показаться, что это история из комиксов, или кино вроде тех, что мы смотрим в «Одеоне»! Но это правда. Мои козлы-старики продали своего мелкого, будто поросенка или теленка! Повезло ему.
Не ходи, дочка, послушай меня, донна Клотильда мне говорила такие ужасные вещи об этой ленте: она ведь снята в Лондоне, да?.. Позор! Одно только и хорошо: что в кинотеатре темно, и никто не видит… Ну, разумеется! Когда-то я была с твоим отцом в «Кастилии »: чуть не умерла!.. Да, но твой отец от меня не отставал: мол, это такое чудо, этот фильм не знаю сколько премий получил – я ничего не могла поделать! И вот что я тебе скажу: когда я вышла оттуда, меня чуть не стошнило!
Нет, я спокойна, дочка: у меня все закрыто, дверь на засове, все как следует. Нет, не волнуйся, дочка. У меня все хорошо. Это единственное место в мире, где я чувствую себя в безопасности и под защитой: здесь, в своем доме!.. Поденщица? Ушла в шесть часов: из-за мужчины, разумеется – уже отыскала какого-то паразита!.. Ну да, только и остается, что смириться: едва откроешь рот, сразу же начинают брыкаться! Вот так-то теперь, дочка: свобода у них!.. Они, как собачонки, без самца не могут!.. Одна? Да, я одна, но чувствую себя превосходно… Я спокойна, дочка, все идет прекрасно!.. И не говори, любовь моя: с телевизором и телефоном у меня всегда есть компания!..
Дом в квартале Байша
Моя мать продавала планки для воротников, а моя бабка просила милостыню у сеньор вроде вас, когда вы выходили с обедни… Мало, я сказал! У меня есть сестра, она судомойка в доме богатой старой суки вроде вас. Целыми днями она стоит с веером позади сеньоры, а та страдает несварением, все время пукает и дает залпы, понимаете? И моя сестра, с этим веером в руках, дышит вонью… Всех ваших денег, всей вашей дребедени не хватит! Мне жизнь ваша нужна!
Дом в квартале Байша
Я принимаю наркотики с пятнадцати лет. Как это случилось? Я принадлежу к своему роду. Все это… мамин чай, папино бренди, кожаные кресла, усы дедушки-генерала, завтрак с компотами и маслом из поместья, безупречные передники служанок… От всего этого голова моя сгнила, и сейчас я – лишь куча железного лома, там двойные цепи, рваный шелк, портреты, выпавшие из разбитых рам… Салазар холодно смотрит на меня посреди старых маминых туфель, и Кармона облекает своим опереточным достоинством разбрызгиватель, который служил бабушке для клистира!.. Там рваная вуаль от первого причастия, засохшая, уже почерневшая кровь от первого совокупления… Там первый шприц, на почетном месте, у ног Богоматери Фатимской…
И опять дом в квартале Байша. Зря я так с ним, наверное: в Лиссабоне есть и другие фешенебельные кварталы...
Знаете вы, бабушка, такой район – Казал Вентозу? Или Мушгейра, или Фурнаш? Видали вы бараки, в которых мы живем?
В бараке из жести и палок живу я, двое моих стариков, пятеро братьев, два свояка и две бабки: там все они жрут, какают, писают и трахаются! Клопы гуляют на свободе, бок о бок с людьми – вот тут… тут… тут…
Расскажи мне, Ворон. Я хочу знать все. Мне это необходимо. Если я не буду все знать, как я тебе помогу? А у тебя больше никого нет. Что ты сделал? Расскажи мне, пусть даже… Ты же знаешь, что я все могу проглотить, что если даже мне легавые язык проткнут, я буду молчать, как каменная… Знаешь ведь, правда? Я такого дерьма уже нахлебалась: спала с ворами, с сутенерами, с убийцами, с голубыми, с женщинами, с пузатыми сеньорами, с извращенцами, с такими скотами и уродами, что потом не знала, плакать или блевать, с мерзкими стариками, которые выпрашивали у меня секунду стояка, будто чудо у Богоматери Фатимской… Я все знаю, все повидала, меня ничем не удивишь. Я проститутка. Дешевая шлюха из Интенденте. Можешь мне довериться.
Район Интенденте вокруг Интендантской площади. Проституток оттуда несколько лет назад разогнали
Какая еще барышня? Нашли тоже барышню! Она шлюха. Промышляет здесь, на Монсанту. Она шлюха, а я – ее отец и ее сутенер. Некрасиво, да? А мне насрать! Подумайте. Подумайте и увидите, что я прав. А что лучше? Чтобы она работала на какую-нибудь подпольную хозяйку, которая ей оставляла бы только половину, или на меня, родного отца? Разве вы не против посредников? Я же знаю… Что лучше? Пусть она работает, чтобы какой-нибудь хахаль нажрал себе задницу, а потом бросил ее, загоняв как проклятую, или пусть она работает на меня, родного отца, который хорошо к ней относится?! Так и знайте, революционер долбаный, что у всякой шлюхи есть мать, отец, бабушка, ребенок, которым они тайно помогают.
Окрестности лесопарка Монсанту
– Я так хотела бы от тебя сына, вот честное слово!
– Ого, куда заехала! Тормози трамвай, девчонка!
– Мы изменим свою жизнь. На работу устроимся…
– Куда? Нет в этих местах работы. Молодежь вроде нас может весь Лиссабон пробежать из конца в конец, а работы так и не встретит… Дерьмо. Парни из офисов, парни из лицея, и все такое… даже они хрен знает чем промышляют.
Крыши Лиссабона, 70-е годы (фото В.Кузнецова)
Здесь место одним шлюхам, сутенерам, ворам и торговцам наркотой: оглядись по сторонам, здесь, в парке, и сразу увидишь!.. Какая там к черту работа! Шлюха ты, и шлюхой останешься, пока не сгниешь, если я тебе руку не протяну. А я… Я бы в том же дерьме остался, если бы не дал себе пинка под зад и не набрался смелости сделать сальто-мортале!
Парк Эдуарда VII
Я уже не в первый раз вижу вас в этом парке. Два или три раза я вас тут засек, вот как! Вы тут промышляете. Вы педик. И на этот раз решили попытать счастья: ждали, что ощиплете голубка, а нарвались… на ворона! Вы легавых боитесь больше меня: ведь это вы тут паршивая овца, заблудшая овца! Педик воскресный. Я вас засек под вишней, вы там стояли, присматривались… Мне-то вы глаза не прикроете! Стыдливый извращенец, дрянная старая овечка… Блевать от вас охота, слышите? Там, где вы живете и работаете, у вас серьезная дама… Кто бы мог подумать! Кто бы мог представить!..
Скамейка в парке Эдуарда VII
Это правда, дочка у меня розовая. Вот это самое она и есть, там, внутри. Остальное, мужчины, – это работа. И не делайте такое похоронное лицо! Никогда лесбиянок не видели? Так вот, слушайте: нынче их полно. Лесбиянки из высшего общества, лесбиянки работающие и лесбиянки-шлюхи. Замужние, вдовы и одинокие. И среди педиков – то же самое. Да не стройте вы такую мину, это меня бесит! Что тут такого? Разве нет у них права на жизнь? А знаете, где моя дочь открыла свою… подлинную натуру? Нет, ни в жизнь! Это было в тюрьме.
Лиссабонская тюрьма
Женщины-полицейские, социальные работницы, психологини, докторши всех мастей и вся остальная обойма!.. Она провела там три месяца. Ей хватило. Научилась, чего ей недоставало. Открыла для себя все остальное. Открыла себя.
Красивейшее место, главное - смотреть снаружи... А лесбиянка по-португальски fufa. Вот и живите с этим теперь )
Чем вы занимаетесь вдвоем? Я вижу, что не любовью: Господи, это же такой ужас, такая древняя дикость! Содом уже много тысяч лет как забыт где-то в уголке ранней юности. Зе Карлуш и То Мане прошли путь эволюции, они находятся в другой фазе, на более высокой ступени. Никаких тел, живых или мертвых; никакой плоти, костей и нервов, крови или спермы! Они превзошли все это.
Корпуса Лиссабонского университета
Они живут совсем другой жизнью. Жизнью тонкой бумаги и мелких букв. Они живут внутри книги. Ленин, конечно же! Они поглощают его спокойно, терпеливо, систематически: страницу за страницей, слово за словом, букву за буквой, запятую за запятой…
Корпуса Лиссабонского университета
Мне необходимо выйти! Я хочу почувствовать холод на коже, дождь на волосах… Мне необходимо пройтись, долго идти, целые километры!.. Хочу увидеть апельсины в овощной лавке… Куплю один, съем его, а кожуру оставлю на улице… Ты когда-нибудь думала о том, сколько солнца в одном апельсине? Человек от него весь светится изнутри!..
Парк неподалеку от университета
Это эйфория. Всегда приходит после укола. Пройдет. Я не хочу есть. Я не хочу выходить. Я не люблю апельсины. Мне хорошо и здесь, в этой отравленной квартире… Это редкая квартира, уникальная квартира: она построена на облаке. Это воздушная квартира, подвижная квартира… она охлаждается ароматом ветра!.. Апельсины мне отвратительны: в них слишком много сока, слишком много здоровья, слишком много жизни…
Дом, и тоже неподалеку от университета
Чувак, я уже видеть тебя не могу! Ты мной не командуешь, слышишь, козел?! Никогда больше не хочу тебя видеть! У тебя рога обломаны, ты двинутый, одни беды от тебя!.. Лечись, чувак, иди к Жулиу де Матушу: ты крутой, будто ржавая железка, ты и в мертвого станешь палить, ты из тех, кто кончает, глядя, как кровь течет!.. Ты это делаешь не так, как мы, чтобы выжить: нет, тебе это нравится, тебе хочется убивать!
Слышали того парня, который вчера вечером говорил по телевизору? Удивляюсь, как его выпустили туда с такими речами… Что ни слово, то правда. Да, это они прокололись! Телевидение у нас дрянь: продалось правым… Дерьмо! Вы-то, ясное дело, так не думаете: вы хорошо устроились. Только, знаете, прав был этот вчерашний товарищ. Задрала меня уже эта работа, друг Соуза, и я не собираюсь дальше потеть ради того, чтобы фашики жирели! Пора кончать! Прав он, сто раз прав, этот тип из телевизора. Так и надо! К стенке этих сукиных реакционеров – и тра-та-та-та-та!
Фото В. Кузнецова
Очистить нас от этой заразы! Всех их к чертовой бабушке! Ничего не скажете, друг Соуза? Не нравится вам разговор? Жмитесь к ним дальше – и сами увидите, как все обрушится. Дурак вы, вот вы кто! Когда придет час, ваши друзья-капиталисты свалят за бугор, а вы только их задницы и увидите.
– Я многому научилась после 25 апреля, сеньор приор! Я всего четыре класса кончила, но я все понимаю. Трудновато было сначала, но потом стало удаваться. 25 апреля мне открыло глаза…
– 25 апреля, 25 апреля! Даже здесь, в исповедальне?! Я уже сыт по горло этими песнями про 25 апреля. Брось эти глупости и научись распознавать уловки дьявола. Что хорошего нам принесло это 25 апреля? Беспорядок на улицах, война в душах, неповиновение властям, грабежи и непристойности, явная победа врагов церкви!.. Вот оно, вот, 25 апреля! Тебе-то что хорошего принесло 25 апреля?
Центр Лиссабона (фото И. Фесуненко)
– Пока ничего не принесло. Но, может быть, и принесет?! Я не хочу дальше жить, как жила до этих пор. Это несправедливо. Донна Мариана говорит мне, что я такая же женщина, как другие… Я-то иногда думаю, будто я – мешок с гнилой картошкой или ведро помойное… когда чувствую себя совсем забитой, совсем потерянной. Мне очень нравится ее слушать. Она мне помогает изменить мою жизнь… Потому что жизнь у меня неправильная, сеньор приор!
, некоторые не закрывались даже в памятном марте прошлого года, хотя большинство, конечно, стояло в осиротевшем виде). 
А так они по большинству молчат, только выкрикивают отдельные слова из пьесы и всякие штуки руками перебирают. Даже песню про зеленые глаза не споют (другую споют).
