И еще раз к вопросу о кактусах...

... ну почему, почему, почему они продолжали жевать эти кактусы???!!!!
Да потому что вкусные они!

картинка

рассказка

Место действия - Сирийская Арабская республика, время действия - лучшие годы в жизни персонажа в синих шортах, позже юзера FleetinG_. Обстоятельства: группа советских детишек, отправленных в экскурсию на побережье Латакии, натыкается на заросли плодоносящих кактусов. Плоды, находящиеся в пределах досягаемости, тут же обрываются, а дальше почти для всех следует миг блаженства и час мучений. Это действительно вкусно, но внутри плодов, оказывается, тоже колючки, и их надо сначала вытащить...
Поскольку со мной были заботливые родители, которые не то что кактус, а яблоко мне не дали бы попробовать без предварительной экспертизы, лично мне этого ощущения испытать не довелось. Но на всю жизнь запомнилось: дети плакали, кололись и все-таки продолжали...
Ссылка (нашлась недавно в процессе поиска глюков)

@темы: Вслух про себя

---

Ах, да...

- Где ты была сегодня, киска?
- У королевы у английской.
- Что ты видала при дворе?
- Видала мышку на ковре!
Был при дворе у принца Каспиана. Мыш замечательный

...а больше как-то ничего такого не увидалось...

@темы: Культпоходное

---

Аудиальное

Вот сижу я целыми днями, зарывшись в горы бумаг, медленно забывая все человеческие слова, кроме "распишитесь вот здесь... нет, не здесь, а куда я вам показываю", а в порядке внутренней жизни предаваясь фрустрациям о том, почему я до такой степени не умею разруливать неразруливаемое и организовывать неорганизуемое... вот так и начинаешь думать, что только из этого и состоит вселенная
А ведь в двух шагах под боком творятся интереснейшие вещи. Вот пробило меня вчера пройти эти два шага и попасть в Gogol на "Лампу Ladino". Берут люди старинные сефардские романсы и наворачивают на них всякие интересные современные навороченности - посредством вокалистки, танцовщицы, скрипки, флейты, тромбона, синтезатора, гитары и ударных. Мне было замечательно. Как в отпуске побывал, где-то между Севильей и Гранадой ...

@темы: Культпоходное

---

А вот еще один глюк недавно поймался...

... и поймался в очередной раз на мое невежество. Надо же было так узреть - показалось, роман про польскую трансгендершу

А всего-то было точку поставить...

@темы: Записки глюколова

---

silent-gluk, здравствуйте!

Глюки. Всякие и разные

---

Миру - миры, или Игры средних веков

Насколько мне представляется, если Новое время (как уже было рассмотрено) создавало героев, то Средние века, насколько мне представляется, создавало миры — те времена-пространства, в которых можно было заселяться героям, а уж потом каждый рассказывал о них в меру своего разумения. В ту удивительную эпоху старинные легенды все еще передавались из рук в руки и из уст в уста, хотя владельцы этих рук и уст уже не исчезали ов тьме забвения. И ничего странного - то, что появилось не далее чем вчера, не внушало окружающим особого доверия; все, что прочно стоит на земле, должно было иметь глубокую корневую систему. Потому-то любая новая мысль должна была подкрепляться ссылкой на авторитетные источники, и потому знатные вельможи старались вести свой род... как минимум от самого Энея. Впрочем, о похождениях Энея (разумеется, за спиной у Вергилия) будет разговор несколько позже, а пока - беглый экскурс по мирам Средних веков...
Среди которых, разумеется, легендарный двор короля Артура известен нам больше всего. Историки все еще спорят, был ли то действительно кельт Артур Пендрагон или римский префект Луций Арторий Каст — но известно, что первая латинская хроника, в которой упоминается имя «Артур» — это «История бриттов» (Historia Britonum). Как считается, работа над ней была закончена в 800 г. н. э. валлийцем по имени Ненний. Затем ученый кельт Гальфрид Монмутский написал в начале 12 века «Историю королей Британии», где наряду с историческими материалами, известными по Неннию, появляются и волшебник Мерлин, и фея Моргана, и сказочный остров Авалон, и другие мотивы фольклора. В «Деяниях бриттов, или Романе о Бруте» (Брут здесь не римский, а троянский, внук легендарного Энея и мифический прародитель бриттов) нормандского поэта Васа (около 1155), стихотворной переработке хроники Гальфрида Монмутского, возникает большинство атрибутов, неотделимых впоследствии от мира артурианы. Здесь и зачарованные леса, и рыцарские замки, включая резиденцию Артура — Камелот (предполагают, что такой замок в Южной Англии действительно был), и волшебный Круглый стол, и сам мотив рыцарского братства, объединяющий тех, кто сидит за этим столом: рыцарственный Артур и мудрый Мерлин, жизнелюбивый Гавейн и пылкий Ивейн, сенешаль Кей и коннетабль Бедивер, и злой Мордред, таящий в душе предательство...
Вслед за «Брутом» Васа появляется «Брут» Лайамона. Этот автор, пишущий на староанглийском, в отличие от Васа, воспевает "благородные деяния англичан", героические битвы занимают у него больше места, чем придворное "вежество" и магические мотивы; к тому же Лайамон делает акцент на христианской вере своих героев (а злодеи, соответственно, оказываются у него язычниками). При дворе Артура не хватало еще Ланселота Озерного, но этот пробел восполнили в тринадцатом веке: Кретьен де Труа представил перед читателем историю о трагической любви Ланселота к королеве Геньевре, ставящей самого верного вассала короля перед тяжелым выбором между рыцарским обетом и любовью (Lancelot, ou le chevalier de la charrette, ок. 1168). А любит он королеву от всего сердца: и не только побеждает ее похитителя на турнире, но и стяжает звание «Рыцаря телеги», когда по прихоти любимой соглашается проехать, как простолюдин, на убогой телеге, управляемой карликом. Примерно в XIV веке в том же направлении появилась замечательная поэма неизвестного автора «Сэр Гавейн и Зелёный рыцарь».
Внутри мира артуровского двора развивается еще один сюжет - о Святом Граале. Причем что такое в точности святой Грааль, до сих пор -вопрос темный. То ли это чаша, из которой причащались ученики Христа на Тайной вечере и в которую позже собрали кровь распятого, то ли светоносный камень, выбитый из короны Люцифера, то ли реликвия с изображением Ноева ковчега, а то и вовсе блюдо... Точно известно одно: этот загадочный объект, обладающий загадочными свойствами, кто-то обязательно хранит, остальные же неустанно ищут. Развившись из христианского апокрифа о прибытии Иосифа Аримафейского вместе со священными реликвиями (не то в южную Францию, не то в Британию), легенда сплеталась с другими легендами: ведь сосуды, так же как и камни, вообще популярны в роли магических предметов...
«Официально» (то есть в авторском изложении) поисками Грааля впервые занялся во Франции герой романа Кретьена де Труа «Персеваль, или Легенда о Граале» (Conte de Graal). Рыцарь Персиваль, родом из Уэльса (и несущий за собой традицию валлийского эпоса), В романе "Поиск священного Грааля" (1215 - 1230) появляется Галахад, сын Ланселота, добродетельный и непорочный рыцарь. Герой находит священный Грааль, описываемый здесь как блюдо, с которого Христос ел ягненка во время Тайной вечери. В порыве исступленного восторга Галахад умирает, и в это время с небес протягивается рука и уносит Грааль. Следующим поколением искателей и хранителей Грааля выступает Парсифаль, историю которого также впервые начал рассказывать Кретьен де Труа — сын знатного рыцаря, которого мать старательно берегла от рыцарского поприща, но уйти от своего предназначения он так и не смог. (Между прочим, задолго до Дон Кихота этот герой разъезжал на никчемной кляче, считая, что это рыцарский конь, и называл нелепый шутовской наряд доспехами: виной тому была хитрость матери, рассчитывавшей, что насмешки отвратят его от опасного занятия). Юный рыцарь прибывает ко двору короля Артура, побеждает Красного рыцаря, исцеляет от депрессии местную Царевну Несмеяну (женится он, правда, совсем на другой даме и значительно позже) и находит учителя, способного привить ему рыцарские и христианские ценности. После многих приключений Парсифаль встречается с «королем-рыбаком» Амфортасом, в замке которого находится Грааль. Но сам король страдает от тяжелых ран, и Парсифаль во время ужина в замке считает неудобным обратиться к нему с вопросом о его ране или о предназначении Грааля — между тем лишь после этого вопроса можно начать ритуал передачи реликвии от хранителя к преемнику... Парсифаль не выдерживает испытания, ставя этикет выше сострадания, и замок исчезает с его глаз. С тех пор рыцарь совершает еще немало подвигов, но забывает о своей миссии — найти Грааль; но вот он приходит к отшельнику за отпущением грехов, отшельник побуждает его продолжить поиски и найти заколдованный замок снова, и... И на том роман Кретьена обрывается
Естественно, продолжения, где чистый душой Парсифаль все-таки находит реликвию, последовали одно за другим: в итоге роман довели до 50 тысяч строк; последний из продолжателей был некто Манассье (1215-1235). (Значительно позже, в опере Рихарда Вагнера, история о сострадании превратится в историю о целомудрии: чтобы разрушить волшебные чары и совершить передачу Грааля, Парсифалю необходимо устоять перед демонической женщиной Кундри, высланной ему навстречу волшебником Клингзором).
Но вернемся в Средние века. Робер де Борон «находит» свой Грааль, чашу Тайной вечери, в христианской традиции: в его трилогии Иосиф Аримафейский, покинувший Палестину, привозит ее в некую страну «вдали от Запада» («Роман об Иосифе Аримафейском», или «Роман о Граале»). У де Борона, между прочим, Грааль обладает свойствами детектора лжи (хотя в данном случае это свойство не столько магии, сколько святого причастия). Так, в ответ на молитву Иосифа Аримафейского небесный глас предлагает ему:
...сей сосуд возьми,
Установи перед людьми
И сам узришь, кто из людей
Есть праведник, кто - лиходей.
Одновременно (между 1200 и 1210 годами) в Германии Вольфрам фон Эшенбах тоже занимается продолжением поэмы Кретьена, не забывая, как положено, ссылаться на древние источники. Выглядит Грааль у него так:
«Святого Мунсальвеша стены
Катары и ночью и днем стерегут.
Святой Грааль хранится в нем,
Грааль - это камень особой породы.
На наш язык пока что нет перевода,
Он излучает волшебный свет!
Но как попасть в Граалево братство?
Надпись на камне сумей прочитать!
Она появляется время от времени,
С указанием имени, рода, племени,
А также пола того лица,
Что призван Граалю служить до конца».
Так, во время описываемых Эшенбахом событий владельцем и хранителем святого Грааля становится рыцарь Галахад, и до своей смерти он хранит реликвию в городе Саррасе, обращенном в христианство самим Иосифом Аримафейским. А после смерти рука Галахада уносит Грааль к горным вершинам. За этим романом следует «Мерлин», история о легендарном недобром волшебнике, и не сохранившийся «Персеваль».
Герой еще одного романа, «Перлесваус», находит Грааль — таинственный кубок, по свойствам чем-то схожий с палантиром: он показывает картины распятия, лица тех, «о которых имеют право говорить только те, которых признает бог», включая короля Артура. Затем появились позднейшие прозаические французские романы XIII—XIV вв. — «Perceval li Gallois» или «Perlesvaus»; среднеанглийская метрическая обработка XV в. — «Sir Percyvelle of Galles»; один из валлийских — Мабиногион (см.) XIII в. — «Peredur ар Efrawc». А потом интерпретаторы наловчились толковать Sant Graal как Sang Real и заговорили о роде Иисуса, а что из этого вышло - знают читатели и зрители "Кода да Винчи" (впрочем, читатели "Баудолино" , надо думать, имеют и свое мнение на этот счет)...
В середине XV столетия, когда «золотой век» рыцарства был уже позади, англичанин Томас Мэлори в тюрьме пишет "Смерть Артура" - свою обработку сюжетов о дворе легендарного короля. Для Мэлори это, возможно, было "прощание" с веком куртуазии, попытка воссоздать рыцарский идеал во времена, уже знающие порох - и грустное свидетельство о победе сил зла: лишенный поддержки мудрого Мерлина, король непрестанно борется со своими губителями, и под конец предпочитает "умереть с честью, чем жить с позором". Кстати, у Томаса Мэлори Грааль служит чем-то вроде скатерти-самобранки: «Но вот очутилась в зале Священная чаша Грааль под белым парчовым покровом, однако никому не дано было видеть её и ту, что её внесла. Только наполнилась зала сладостными ароматами, и перед каждым рыцарем оказались яства и напитки, какие были ему более всего по вкусу».
А еще Мэлори привил к древу артуровской легенды ветвь печальной истории Тристана и Изольды: она тоже имеет глубокие корни - разросшиеся в основном на французской почве из семечка кельтского сказания. Первая версия, видимо, появилась в начале 12 века, и в ней герои даже не пробовали любовного напитка, приведшего их к стольким злоключениям. Вторую же около 1170 года составил Роберт Реймский, и на ее основе сюжет стал развиваться все дальше. Эйлхарт, сын чиновника при дворе Генриха Льва, поведал эту историю в своем романе (1180-1190) — еще «простым» стилем, без изысков куртуазности (кстати, у него любовный напиток действовал всего четыре года). В отрывках дошел до нас большой стихотворный роман Беруля. А в конце двенадцатого века англо-норманский поэт Томас не только пересказывает, но и развивает, и дополняет старую легенду. Он объясняет там, в частности, политические отношения между Англией и Ирландией, а также привязанность короля Марка к Изольде (тот на свадебном пиру выпивает любовный напиток, а она — проливает), больше внимания уделяет мыслям и разговорам персонажей. А дальше будет и роман Готфрида Страсбургского (1210), и небольшая поэма «Безумие Тристана», и «Роман о Тристане» Люса дель Гата и Эли де Борона, и норвежский роман в прозе 1226 года, и исландская сага «Тристрамс», романы Ульриха фон Тюрхейма (1240) и Хейнриха фон Фрейберга (1290), и английский рыцарский роман «Сэр Тристрем» (14 век), и чешский (14 век), и снова немецкий...
Кстати, вот, по-моему, пример причудливого сочетания авторства и преемственности отражается, например, у Марии Французской (1180 г.), рассказавшей небольшой эпизод из легенды о Тристане и Изольде:
Мне лэ понравилось одно -
Зовется "Жимолость" оно.
Правдиво расскажу я всем,
Как создано оно и кем.
Его я слышала не раз,
Нашла записанный рассказ,
Как сладостный постиг недуг
Тристрама и Изольду вдруг,
Как скорбь наполнила их дни
И вместе смерть нашли они.
(... следует сам эпизод...)
Так создавалось это лэ
И называлось на земле
"Goteeef" у английских морей,
А у французов "Chievrefueil".
И я правдиво, без прикрас,
Породила о нем рассказ.
То есть, по логике, Мария Французская создавала перевод, в крайнем случае переделку уже существующего произведения — что не мешает упоминать о нем как о «лэ Марии Французской». Мэлори же, опровергая традицию, спасает Тристана с Изольдой, выводя их, словно к свету из темноты, ко двору короля Артура. Правда, и этот двор в итоге будет обречен...
Остается добавить, что и Мэлори не удалось в полной мере "закрыть тему" - для его современников и последователей его труд, напротив, послужил отправной точкой для пересказов, переделок, обработок, - цепь их, минуя столь любезные сердцу некоего идальго из Ла-Манчи "рыцарских романов", и такие переработки, как трагедия Томаса Хьюза "Несчастья Артура" о кровосмесительной связи (невольной, конечно) легендарного короля с сестрой, дотянулась до XIX века, когда Альфред Теннисон создал свод поэм "Королевские идиллии", воссоздавшие артуровский двор как череду аллегорических образов. И на излете того же века, в 1889 году, до Камелота донесся смех американца Марк Твена - его герой, оборотистый и вооруженный техническим прогрессом "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура", отправился сквозь время и пространство оценивать рыцарски-феодальную эпоху с точки зрения американской демократии. Впервые присмотревшись не к пышности двора и рыцарскому кодексу, а к вопиющей бедности простых людей, рабству рабов и невежеству всех до единого, марктвеновский Хэнк Морган берет на себя первую в истории прогрессорскую миссию и преображает королевство Артура практически в родной индустриальный мир - но, увы, не способный справиться с паникой на камелотской бирже и давлением господствующей церкви, развязывает своего рода "нулевую мировую войну", в которой истребляются все подряд... Нет, все-таки есть что-то странное в этих рыцарских романах: вот как из пародии Сервантеса ненароком вырос роман XIX века, так и из пародии Марк Твена, мне кажется, пророс если не весь жанр фэнтази, то очень внушительное его ответвление: ведь сколько героев с тех пор перемещалось из современности в легендарые миры и обратно!

Другой известный читателям королевский двор существовал в несомненную эпоху и по несомненному адресу: существование короля франков Карла Великого историкам известно. Но этому двору (впрочем, не так ли произошло и с нашим Владимиром Красное Солнышко?) суждено было так обрасти легендами, что историю из-под них не всегда и разглядишь.
Да, говорят, что вместе с отступающим арьергардом Карла Великого, когда последний вынужден был бросить осаду Сарагосы и вернуться разруливать внутренние конфликты, погиб некто маркграф Хруотланд. Но когда о героях начинают петь песни, то подвиги их вырастают до невиданных высот: вот и в "Песни о Роланде" герой чуть ли не в одиночку расправляется с неприятельским войском - хотя, само собой, не может одолеть его до конца, потому что долго тянул с призывом подкрепления:
Опять Роланд по полю боя мчит,
Как истинный вассал, мечом разит:
Фальдрона из Пюи перерубил
И двадцать с лишним нехристей убил,-
Никто еще так яростно не мстил.
Быстрее, чем олень от псов бежит,
Арабы рассыпаются пред ним.
"Вот истинный барон! - Турпен кричит.-
Быть рыцарю и следует таким.
Кто взял оружье и в седле сидит,
Тот должен быть и смел, и полон сил.
(...) Взывают мавры: "Магомет, наш бог,
Отмсти же Карлу за твоих сынов!
Злодеев сущих здесь оставил он -
Умрут, но не отступят ни за что".
Вопит вся рать: "Бежим отсюда прочь!"
Ушло арабов с поля тысяч сто,
Как ни зови, назад их не вернешь.
А Карл Великий бросится мстить за павшего графа, и одержит славную победу не только над басками и маврами, как то было в реальности, а чуть ли не над целым нехристианским миром, молящимся равно Магомету и Аполлону:
Эмир спешит объехать ратный строй,
За ним наследник - ростом он высок.
А перс Торле и лютич Дапамор
Выводят рать из тридцати полков.
Людей в них столько, что и не сочтешь,-
В слабейшем тысяч пятьдесят бойцов.
Полк первый - ботентротцы на подбор.
Набрал эмир мейсинов во второй:
Люд этот волосат, большеголов,
Щетиной весь, как кабаны, зарос.
Аой!
Нубийцев, русов в третий полк он свел.
Боруссов и славян - в четвертый полк.
Сорабы, сербы - пятый полк его.
Берут армян и мавров в полк шестой,
Иерихонских жителей в седьмой.
Из черных негров состоит восьмой.
Из курдов - полк девятый целиком.
В десятом - из Балиды злой народ.
Двор Карла Великого еще долгие годы оставался в народе «площадкой» для создания и воссоздания народных героических сказаний: возможно, потому, что там, как при дворе Артура, есть "сложившийся коллектив" героев: отважный Роланд, верный и благоразумный Оливье, коварный и мстительный Ганелон, отличавшийся, впрочем, красивой внешностью,
Он плащ, подбитый горностаем, сбросил,
Остался только в шелковом камзоле.
Лицом он горд, сверкают ярко очи,
Широкий в бедрах стан на диво строен.
Граф так хорош, что пэры глаз не сводят.
И не стоит, помимо "двенадцати пэров", забывать самого короля... Однако время превращает вино в уксус, а героизм — в комизм. Так, Луиджи Пульчи в 1461 году, взяв за основу сюжет анонимной поэмы «Орландо» и подбавив мотивов поэмы «Стихотворная Испания», дал Роланду в спутники весьма своеобразного оруженосца: это великан Морганте, добродушный, но недалекий, способный съесть буйвола и одним пинком отшвырнуть кита от корабля. Увидев, как умеет одблестный рыцарь расправляться с великанами, Морганте быстро переходит в христианство и соглашается ему служить. Изменяются у Пульчи и другие герои эпоса: Карл Великий стал недалеким правителем, теряющим лучшую часть войска и продолжающим доверять изменнику Гано (Ганелон); паладины его характеризуются выражением «сила есть — ума не надо», рыцари и великаны постоянно вступают в перебранки, а вор и пройдоха Маргутте, обладатель семидесяти семи смертных грехов, заявляет: «Мои нравственные добродетели, — говорит великан, — это обжорство, пьянство и игра в кости». И даже традиционно патетические моменты у Пульчи снижаются: гром после смерти главного героя вызван хлопаньем райских дверей... Стеб Пульчи на роландовскую тематику, изданный сначала в 1478, потом в 1483 году под названием «Большой Морганте», снискал большую популярность и породил уже своих продолжателей в том же ключе — так, Теофило Фоленго в начале XVI в. написал столь же бурлескную поэму «Орландино». А спустя еще некоторое время громогласно заявил о себе персонаж, числящий Морганте в своей родословной — и звали его Пантагрюэль...
Но и без бурлеска приключения Роланда с каждым веком и с каждым автором становятся «все чудесатее и чудесатее». Маттео Боярдо, превращая суровых воинов в утонченных придворных, раскрывает тему любви — только вместо канонической Альды (о которой известно лишь то, что она умирает, едва услышав о гибели Роланда) дает рыцарю в возлюбленные китайскую принцессу, носящую весьма распространенное в Китае имя Анжелика. Она как раз совсем не умирает, а кружит голову всем попавшимся на пути рыцарям (как за Елену Троянскую, за нее идет война по всей Азии). Роланд, например, ради нее убивает драконов, укрощает фею Моргану, расправляется с бешеным ослом, покрытым золотой чешуей — а на Париж, между прочим, в отсутствие доблестного рыцаря наступает сарацинский король... Впрочем, никакие подвиги не могут обратить Анжелику к взаимности: ведь она испила из волшебного источника и влюбилась в другого, Роланда же лишь свела с ума — в самом что ни на есть клиническом смысле, так что впоследствии за умом несчастного рыцаря приходится снаряжать экспедицию на Луну
Но это уже совсем другая история, которую рассказывает Лодовико Ариосто, буквально с середины подхвативший Боярдо (было это с 1515 по 1521 годы), прибавив к 69 песням Боярдо свои 47, известные теперь как «Неистовый Роланд». Глобализация здесь достигает апогея: стычка в Ронсевальском ущелье перерастает во всесветную война между христианским и мусульманским миром, где на Карла Великого идет император Африки Аграмант, а с ним короли и испанский, и татарский, и черкесский, и несчетные другие. Красавчик Ганелон и другие пэры Карла, правда, остаются не у дел, зато появляется великое множество оригинальных персонажей, которые оживленно общаются, путешествуют, враждуют, влюбляются, оказываются родственниками — словом, до краев наполняют сюжет побочными линиями. Там есть удалой авантюрист Астольфо с кучей магических артефактов в загашнике, лучший из сарацинских рыцарей Руджьеро, коварный чернокнижник Атлант, благородный и верный Ринальдо, его боевая сестрица Брадаманта, не расстающаяся с мечом и латами, и не менее боевая воительница Марфиза, которая, например, попав на некий остров с амазонскими порядками, рвется наравне с рыцарями-мужчинами принять вызов неких островитян: победить в бою десять их славных рыцарей и удовлетворить десять их не менее славных дам... Потом, между прочим, Марфиза сразится на поединке с Брадамантой за ее возлюбленного Руджьера; впрочем, вовремя выяснится, что Марфиза — сестра Руджьера, так что никто никого не убьет. Кстати, ношение доспехов однажды приводит к печальной истории и Брадаманту: некая испанская дама по имени Фьордиспина, найдя в лесу раненого рыцаря и не зная, что рыцарь этот — женщина, влюбляется в него без памяти. Впрочем, когда Фьордиспина и узнает о том, ее отчаяние не в силах загасить пламя любви:
Commune il letto ebbon la notte insieme,
ma molto differente ebbon riposo;
che l'una dorme, e l'altra piange e geme
che sempre il suo desir sia piu focoso.
E se 'l sonno talor gli occhi le preme,
quel breve sonno e tutto imaginoso:
le par veder che 'l ciel l'abbia concesso
Bradamante cangiata in miglior sesso.
(Общая кровать была у них той ночью, но разным был их отдых: одна спит, другая плачет и стонет, потому что ее желание становится все пламеннее. И если сон смежит ее веки, то краткий сон, полный видений: о том, что небо снизошло к ней и даровало Брадаманте лучший пол)
И хорошо еще, что у Брадаманты оказывается брат-близнец Риччьярдетто, а у него хватает смекалки убедить легковерную девушку, что возлюбленная однажды взяла и преобразилась в мужчину, то есть в него... Короче, если бы знали герои Ронсеваля, что их история послужит почвой для фемслэша!
Несколько позже, в 1580 году, историю Брадаманты (правда, уже без Фьордиспины — на сей раз ее счастью с Руджьером мешает греческий король, решивший выдать девицу за своего сына) положит в основу своей трагикомедии французский драматург Робер Гарнье.
Английский драматург Грин перескажет историю в "Роланде" (1588), у него неверность Анджелики - лишь слухи, распускаемые врагами, и волшебница Мелисса вылечивает рыцаря после эффектных сцен безумия. А историю ветреной Анжелики, влюбившейся-таки у Ариосто в юного пехотинца Медора, продолжит потом Лопе де Вега: у него в пьесе «Красота Анджелики» после немалого числа фантастических приключений Анджелика и Медор станут владетелями Севильи. И это не единственные из переделок, подражаний, пересказов, переводов и просто обращений к легендарным героям Средневековья...

Ссылки:
www.russianplanet.ru/filolog/kurtuaz/germany/tr...
ega-math.narod.ru/Reid/Tales/Tristan.htm
ega-math.narod.ru/Reid/Tales/Arthur.htm
chronarda.ru/
www.bibliotekar.ru/encCelt/index.htm
www.history.ru/index.php?option=com_ewriting&It...
www.erlib.com/Жанр/Object/
www.countries.ru/library/mif/ladygina/3.htm

@темы: Исторические корни фанфикшена

---

Многоликий дон *уан

От планет и до новых планет
От туманности до туманности
Дон Жуан соблазнитель тысячи трех комет
Ищет новые силы
Не покидая земли
И искренне в призраки верит
(Гийом Аполлинер. Вечно)

Удивительное дело — уроженцев испанской земли по имени Хуан, надо думать, немногим меньше, чем Иванов в России. Изрядную часть из них можно с полным правом назвать донами. Но стоит лишь упомянуть где-нибудь дона Хуана... Или дона Жуана... Или дона Гуана, дона Джованни, даже дона Жоао — все равно сразу ясно: а, тот самый дон Хуан де Тенорьо! Да нет же, не Тенорьо, а Маранья! Ну, какая разница, — в общем, тот, который всю жизнь провел, соблазняя одну женщину за другой! Тот самый, который лишил невинности дочь севильского командора! Да нет же, это была его жена! Ну, пусть жена, только все равно этот развратник убил почтенного командора на поединке! А потом — страх-то какой! — пригласил его надгробную статую на ужин! А та возьми да и приди, и утащила его прямо в преисподнюю! Охота вам сказки слушать — зарезали его францисканцы в темном переулке, а потом и пустили слух о статуе командора... Да нет же, говорят, что этот дон Хуан в старости раскаялся и ушел в монастырь... Говорят, он соблазнил больше тысячи женщин, и вел им письменный реестр... Говорят еще, что одна из этого множества действительно его любила... Говорят... Говорят... Говорят... А уж пишут-то, пишут...
Когда-то один драматург столкнул на одной сцене двух испанцев — дон Жуана с дон Кихотом, и меня поразила фраза, который первый бросил второму: «Да как ты сможешь меня понять — ты, герой ОДНОЙ книги!» Как можно убедиться после некоторых изысканий, благородный дон был не совсем прав — но, пожалуй, по числу историй, рассказанных о нем, севильский обольститель оставит далеко позади не только рыцаря из Ла-Манчи, но и многих (если не всех) известных Европе героев. Не считаясь ни с временем, ни с пространством, он покоряет зрителей и читателей снова и снова, каждый раз представая перед ними в новом облике. Поэтому — не отвечая за то, что отловлю ВСЕХ известных истории донов — попробую вкратце изложить, как это происходило....

о-очень много чего всегда

Как соглашается большинство исследователей, городскую легенду о доне Хуане впервые изложил как автор и вывел на сцену Тирсо де Молина не то в 1620, не то в 1625 году. Герой пьесы «Севильский шутник, или Каменный гость» (El burlador de Sevilla y convidado de piedra) — фигура весьма несимпатичная: циник и развратник, закосневший во всех представимых грехах. Он не только направо и налево раздает обещания жениться, но даже может притвориться любовником женщины, чтобы ее соблазнить. А соблазняет он женщин без разбору — ему что герцогиня, что рыбачка, что невеста друга, лишь бы насытить свою похоть и жажду завоеваний. И женщины уступают его воле тем охотнее, чем она созвучнее их собственным желаниям — удовлетворить либо плоть, либо тщеславие. Дон Хуан со смехом разбивает сердца: «Всегда моим величайшим удовольствием было посмеяться над женщиной и, обесчестив, покинуть её» — и так же легкомысленно дергает за бороду почтенную статую командора, приглашая его на ужин, за что и удостаивается всем известного финала. Правда, каменный гость расправляется с ним не на самом ужине, а в церкви, куда наш распутник приходит по его ответному приглашению. И, судя по тому, каким предстает перед нами «севильский шутник», зрители были только рады, что этот негодяй получил заслуженную кару. Так что вслед за Тирсо де Молина нечестивого дона покарал еще и Алонсо де Кордоба-и-Мальдонадо своей пьесой «Мщение из гроба» («La venganza en el sepulcro», 2-я половина XVII в.)
Вскоре к испанским зрителям присоединились итальянские: драматурги этой страны наперебой стали переделывать и воспроизводить уже полюбившуюся историю. Вслед за пьесой «Испепеленный атеист» (L'ateista fulminato), ни автора, ни год издания которой точно не установлен, появилась пьеса Паоло Дзентнера «Мыс дурной надежды» (Promontorium Malae Spei, 1643), Джачинто Андреа Чиконьини «Каменный гость» (Il convitato di pietra, 1650), а некто Онофрио Джилиберти сочинил пьесу, которая до нас не дошла. Но странное дело: трагическая испанская история о нераскаянном грехе и праведном мщении, привившись к лозе итальянской «комедии дель арте», потихоньку преобразилась в буффонаду о неутомимом охотнике за юбками.
В таком виде она дошла вместе с неаполитанскими труппами до Франции — и вот дон Хуан, по пути преобразовавшись в Жуана, лихо покоряет и берега Сены. Актер Доримон (Никола Друэн) пишет трагикомедию «Каменный гость, или Преступный сын» (Le festin de pierre, ou le fils criminel, 1658), а в следующем году под тем же названием выходит пьеса Вилье (Жан Дешан).
В 1665 году за сюжет о доне Жуане берется еще один актер, Жан-Батист Поклен, известный также как Мольер (Dom Juan ou Le festin de pierre) — и в его пьесе мы видим не столько распутника, сколько безбожника. По словам слуги Сганареля, это человек, который «не верит ни в небо, ни в святых, ни в бога, ни в черта, который живет как гнусный скот, как эпикурейская свинья, как настоящий Сарданапал, не желающий слушать христианские поучения и считающий вздором все то, во что верим мы». По словам же дон Жуана, верит он в одно: «что дважды два - четыре, а дважды четыре – восемь». Впрочем, мольеровский дон Жуан не лишен и положительных черт: он не может спокойно смотреть, как трое нападают на одного, и вступает в бой; предложив нищему золотой за богохульство, в конце концов он отдает ему монету просто так; и вообще, его многочисленные связи — вовсе не плод стремления посмеяться над женщинами. Кредо этого легковеснейшего существа таково: «О, не будем думать о злоключениях, которые могут нас постигнуть, будем думать лишь о том, что может доставить нам удовольствие!» А потому он, как балованный ребенок, отдается всем встреченным на пути соблазнам: «У меня врожденная склонность отдаваться всему тому, что меня привлекает. Мое сердце принадлежит всем красавицам, и они могут одна за другой овладевать им и удерживать его, сколько сумеют». Когда же доходит до последствий, дон Жуан старается от них просто увильнуть: объясняться с покинутой дамой охотно предоставляет Сганарелю, а когда его берут в тиски две соперницы, умудряется морочить их обеих одновременно: «Когда я женюсь, все увидят, которая из вас владеет моим сердцем. (Матюрине, тихо.) Пусть думает, что хочет. (Шарлотте, тихо.) Пусть себе воображает. (Матюрине, тихо.) Я обожаю вас. (Шарлотте, тихо.) Я весь ваш». Вот только, когда ветреный дон желает заделаться еще и лицемером, и начинает издевательски ссылаться в оправдание своих «подвигов» на волю неба — такой подлости небо уже стерпеть не может, и командор увлекает нашего героя в ад под сетования несчастного слуги: «Мое жалованье! Мое жалованье!»
С этих пор дон Жуан, успевший заодно переправиться и через Ла-Манш — англичане узнали о нем из пьесы Томаса Шедвелла «Погибший распутник» (The libertine destroyed, 1676) — победно разгуливает по всей Европе. Испанец Антонио де Самора заново доказывает зрителям, что «Нет срока, который не наступил бы, нет долга, который бы не оплатился (или «Каменный гость»)» (No hay plazo que no se cumpla ni deuda que no se pague у convidado de piedra, 1714, изд. 1744). Итальянец Карло Гольдони, рассорившись с актером, который увел у него возлюбленную, выставляет его в образе печально известного дона в пьесе «Дон Джованни Тенорио, или Наказанный распутник (Don Giovanni Tenorio, ossia il Dissoluto punito, 1736). Правда, этот распутник столь банален, что ему на сей раз не выпадает даже отужинать в обществе монумента — впрочем, век Просвещения на дворе, и разве бывает, чтобы статуи гуляли по улицам? Во Франции очередной актер — Розимон (Дюмениль) в пьесе «Каменный гость, или Испепеленный атеист» (Festin de pierre, ou l'ath?e foudroy?, 1669) отправляет нашего героя, от цензуры подальше, богохульствовать в языческие времена,. Там он может безнаказанно толкать тезисы о том, что «великая душа должна себе все позволять, и преступление является добродетелью для того, кто смеет его совершить». А Тома Корнель в 1677 году заставил дон Жуана заговорить стихами (что, говорят, несколько смягчило его грешный язык) — и пьеса называлась опять же «Каменный гость».
Но это еще не все. Вскоре севильский озорник перестал говорить вовсе и затанцевал: в 1783 году (кстати, уже в Петербурге) был представлен балет «Дон Жуан» («Don Giovanni») на музыку М. Медведева, а в 1790 появился балет Кристофа Виллибальда Глюка и Гаспара Анджолини «Дон Жуан». А в 1787 году наш герой запел — и как запел! На музыку гениального Моцарта! (Впрочем, справедливости ради надо сказать, что этот ветреник умудрился в том же году спеть и в другой опере, на музыку Джузеппе Гаццанига). «Наказанный распутник, или дон Джованни» (Il Dissoluto punito, ossia Il Don Giovanni», 1787) Моцарта на либретто Лоренцо да Понте стал веселым эпикурейцем, который по-прежнему стремится к чувственным наслаждениям и победам, по-прежнему бросает вызов небесам — а сама опера сочетает в себе образы трагедии и комедии, кипучей жизни и неумолимой смерти.
И тут-то оперу о доне Джованни услышал Эрнст Теодор Амадей Гофман... А услышав, поделился впечатлениями с читателем в новелле «Дон Жуан» (Don Juan, 1813) с подзаголовком «Небывалый случай, произошедший с неким путешествующим энтузиастом». Оказывается, в глазах Гофмана дон Жуан — «любимейшее детище природы, и она наделила его всем тем, что роднит человека с божественным началом, что возвышает его над посредственностью, над фабричными изделиями, которые пачками выпускаются из мастерской и перестают быть нулями, только когда перед ними ставят цифру». Понятное дело, что подобные «людишки» (вроде «жеманного, разряженного, вылощенного» Оттавио, жениха донны Анны) только и годятся на то, «чтобы он, себе на потеху, пагубно вторгался в их тусклое бытие». Но и самому Жуану его дарования не приносят счастья: ведь где просыпается божественное начало, там не спит и сатанинское; и если требовать от жизни удовлетворения всех своих прав, а от любви — неземного блаженства, то неизменно закончишь «сладострастием до пресыщения»... В итоге дон Жуан начинает презирать и саму любовь, и природу, и творца, и, уж естественно, «мещанскую мораль». Хотя кто знает, может быть, и открылась бы ему божественная сущность любви, если бы встретил он донну Анну до своего разочарования?
Разумеется, такой дон Жуан оказался сущей находкой для романтиков — нераскаявшиеся грешники им всегда были ко двору, а уж одаренные, отважные и сексуально привлекательные! И вот севильский озорник вновь в центре внимания — девятнадцатый век увлеченно ищет и находит новые грани его мятущейся души.
В Германии история знаменитого испанца приняла своеобразный оборот: был период, когда у немецких любителей словесности пользовалась большим успехом сопоставление демонической фигуры дона Жуана и не менее демонической фигуры доктора Фауста. А где трудятся филологи, туда вскоре поспеют и литераторы; и вот в 1809 году Николаус Фогт в романе «Красильня, или Типография в Майнце» («Der F?rberhof, oder Die Buchdruckerei in Mainz», 1809) делает эпохальное «открытие»: оказывается, дон Жуан — попросту псевдоним бессмертного германца! Ну, в самом деле, если ты попал в Кастилию, если ты снедаем жаждой познания, но ищешь его не в сухой книжной мудрости, а в объятиях чувственности — то кто ты после этого такой? Конечно же, дон Жуан! А если тебя когда-то звали Фаустом, так и Джузеппе Бальзамо звался графом Калиостро... Кстати, роль Лепорелло достается у Фогта почтенному коллеге Вагнеру, а Мефистофель ходит за обоими по пятам.
Христиан Дитрих Граббе, напротив, не объединяет двух героев, а противопоставляет. «Дон Жуан и Фауст» («Don Juan und Faust», 1829) берутся соперничать за любовь донны Анны. За испанцем — обаяние любовника и романтическое возвышение над теми, кто «умеренно живет, хорошо танцует... прилично и с достоинством ведет себя в обществе и даже пишет орфографически правильно». Зато за германцем — могущество чародея; так что Фауст берет на себя архетипическую роль Кощея Бессмертного и держит прекрасную донну в заколдованном замке. Дону Жуану, натурально, остается роль Ивана-царевича-рыцаря-освободителя, которую он благополучно... проваливает: немецкий чародей его опознает, вышвыривает из замка, а затем убивает донну Анну, так ему и не покорившуюся. Рыцарь, губящий колдуна, все же находится — в этом амплуа оказывается... Мефистофель. Воодушевленный своим успехом, он чуть попозже прихватывает с собой в пекло и дона Жуана (точнее, его душу), аргументируя это тем, что оба они стремились к одной цели. А вы говорите — как люди жили без Интернета...
В эпической поэме Джорджа Гордона Байрона «Дон Жуан» (Don Juan, 1821) получился несколько иным. Вместо самоуверенного покорителя сердец — милый юноша, щепкой плывущий по морю житейскому, искренне тоскующий по каждой возлюбленной, с которой разлучает его сила обстоятельств:
Он от природы был учтиво - нежен
И подозрений вовсе не внушал,
Изящен и спокойно - безмятежен,
Он весело победы предвкушал.
Герой такой мне попадался реже,
Чем фатоватый щеголь и нахал, -
А впрочем, скромность тоже дар отменный;
Она успех приносит несомненный.
Байрон впервые показывает нам историю детства Жуана — симпатичного, хотя и избалованного сына весьма конфликтного семейства:
Я знаю, очень сложные эксцессы
Рождает неудачная семья,
Когда отец - характером повеса,
А маменька - ханжа. Не без причин
В отца выходит склонностями сын!
Шестнадцатилетний дон Жуан сближается с замужней донной Юлией, причем «покорение» происходит в равной мере по инициативе обеих сторон — а скорее по инициативе самой природы:
Он, пылкого восторга не тая,
Коснулся дерзновенными устами
Ее щеки. Красавица моя
В крови своей почувствовала пламя,
Хотела убежать... хотела встать...
Но не могла ни слова прошептать.
До поры до времени дама успешно скрывает молодого любовника, но однажды связь обнаружена, и женщину посылают в монастырь, а юношу — в путешествие. Кораблекрушение выбрасывает его на берег, где Жуана находит, вылечивает и, конечно же, предается любви к нему дочь грека-пирата. На сей раз идиллию прерывает отец: и Жуана продают в рабство, а юная Гайдэ умирает от горя...
Увы, любовь! Для женщин искони
Нет ничего прекрасней и опасней:
На эту карту ставят жизнь они.
А наш герой выходит из ситуации не так уж плохо: его удачно приобретает одна из жен турецкого султана, рассчитывая спрятать в гареме под видом женщины и наслаждаться им без помех. Но дон Жуан, в кои-то веки изменив своей репутации ветреника, гордо отказывает султанше:
Спросила ты - умею ль я любить?
Умею, но, прости меня, - другую!
Мне стыдно платье женское носить!
Под крышею твоей едва дышу я!
Любовь - удел свободных! Подчинить
Султанской власти чувство не могу я!
Неизвестно, как сложилась бы его судьба после такого афронта, но, на счастье, ему удается бежать из гарема вместе с товарищем-англичанином (прихватив, разумеется, с собой парочку симпатичных наложниц) — а тут как раз Суворов берет Измаил, и всем становится не до похождений Жуана... Потом он отличится на поле боя в русской армии, повезет победную реляцию императрице Екатерине, займет должность ее фаворита:
Жуан мой стал российским дворянином,
Не спрашивайте, как и почему, -
Балы, пиры, изысканные вина
Согрели даже русскую зиму!
А потом будет дипломатическая миссия в Англию, будут поединки, светские салоны и новые романы, будет настоящий английский замок с почти настоящими привидениями, и даже замаячит на горизонте женитьба...
Молва ходила, будто он герой
В делах военных и в делах любовных,
А романтичной тешиться игрой -
Во вкусе англичанок хладнокровных,
Способных на фантазии порой.
Так в результате слухов баснословных
Жуану в моду удалось попасть,
А в Англии ведь мода - это страсть.
И если неугомонному дону не удалось попасть под стены Бастилии, или стать последователем Вертера, или, наконец, окончательно развратиться и разочароваться — то лишь из-за того, что герой в очередной раз пережил своего автора... А вообще-то, история севильского ветреника пригодилась Байрону прежде всего как превосходный повод поговорить обо всем сразу: в его энциклопедии нерусской жизни найдется место и литературе, и политике, и философии, и картинам дальних стран, и сатире на актуальные темы, и множеству реминисценций из классиков и современников...
Такому водопаду рассуждений
Читатель возмущался уж не раз.
Теряя нить забавных приключений,
Я прихожу в парламентский экстаз, -
Мне в сторону увлечься очень просто,
Хоть я не так велик, как Ариосто!
Между тем в России дон Жуан прижился на удивление хорошо. Впервые он, кстати, заглянул в наши края даже не при Екатерине, а при Петре, в начале 1700-х годов, когда московские зрители увидели пьесу Вилье (помните?) под названием «Комедия о дон-Яне и дон-Педре». Позже они познакомились и с глюковским, и с мольеровским, и с моцартовским доном Жуаном. И, наконец, в 1830 году, в трагедии «Каменный гость», появился дон Гуан пушкинский...
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет. Так, Разврата
Я долго был покорный ученик,
Но с той поры как вас увидел я,
Мне кажется, я весь переродился.
Вас полюбя, люблю я добродетель
И в первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю.
Правдив ли в этот момент дон Гуан или в очередной раз морочит даме голову — до сих пор остается загадкой для потомков. В любом случае, каменная десница ревнивого командора кладет конец и прошлым прегрешениям, и всем надеждам на будущее, как грешное, так и праведное (между прочим, впервые это происходит не в обществе простоватого слуги, а при самой донне Анне). Вообще, герою Пушкина удается остаться активным покорителем жизни, а не жертвой обстоятельств — и при этом стать привлекательнее своих прежних вариаций. Его дон Гуан искренне жалеет погибшую из-за него Инесу, смелости не может стать на пути ни воля короля, ни потусторонние силы, а шпагу в руки он берет лишь для честного поединка. И даже покинутая когда-то Лаура, хоть и сама ветреница та еще, вспоминает его с теплотой: «мой верный друг, мой ветреный любовник». И вдовье благочестие донны Анны не выдерживает обаяния героя; вопреки или благодаря тому, что он раскрывает всю правду о себе — кто знает? Кстати, трагедия Пушкина послужит дону Жуану поводом еще раз подняться на оперную сцену — в «Каменном госте» Даргомыжского.
В «Дон Жуане» А.К.Толстого (1862) — посвященному, кстати, Моцарту и Гофману — снова перед нами фаустовская фигура, объект своего рода пари между адом и небом, наделенный в качестве проклятия стремлением находить в каждой новой женщине идеал, но терять его, лишь только появится возможность утолить свою страсть:
О, если бы из тех, кого любил я,
Хотя б одна сдержала обещанье!
Я им не изменял — нет, нет, — они,
Они меня бесстыдно обманули,
Мой идеал они мне подменили,
Подставили чужую личность мне,
И их любить, на место совершенства —
Вот где б измена низкая была!
Нет, сам себе я оставался верен...
Кроме того, этот дон Жуан сочувствует еретикам и отверженным, отбивает их у инквизиции и дает возможность скрыться, произнося знаменитые слова о том, что:
... человек
Молиться волен как ему угодно.
Не влезешь силой в совесть никому
И никого не вгонишь в рай дубиной.
Разочаровываясь в любви снова и снова, дон Жуан Толстого научается играть женским сердцем и равнодушно обманывать очередную любовницу; и, даже отыскав донну Анну, способную стать его единственной (что признает сам дьявол!), из одного противоречия демонстративно поет под окном у уличной женщины — перед самой свадьбой! (Кстати, именно благодаря этому эпизоду все мы знаем, что за звуки раздаются от Севильи до Гренады в тихом сумраке ночей). А дальше — поединок за поединком, новые жертвы невольно падают от шпаги дона Жуана, и в конце концов жертвой падает донна Анна: полюбив и отдавшись, но не смирившись с преступлениями дона Жуана, она принимает яд, в последние минуты жизни заклиная его раскаяться. И против веры, любви и гордости ни сатана, ни слепая статуя не могут поделать ничего — герой остается жив и заканчивает свои дни смиренным монахом:
Я мнил восстать как ангел-истребитель,
Войну хотел я жизни объявить —
И вместе с ложью то, что было чисто,
Светло как день, как истина правдиво,
В безумии ногами я попрал!
Проспер Мериме в «Душах чистилища» (Les ?mes du Purgatoire, 1834) напомнил читателю, что Хуанов в Испании не меньше, чем в Бразилии Педров; а потому, оставив в стороне дона Хуана Тенорьо и его каменного гостя, Мериме повествует о дуэльных подвигах, любовных бесчинствах и религиозных метаниях дона Хуана де Маранья. Под руководством разбитного университетского товарища он покоряет дам (а потом два друга ими меняются), ловко уходит от обвинения в убийстве, воюет на полях Фландрии и проигрывает деньги, завещанные погибшим соратником на похоронные мессы. Что касается знаменитого донжуанского списка, то среди обманутых мужей и женихов ему под конец недостает лишь всевышнего — так что следующим подвигом дона Хуана должно стать похищение монахини из монастыря. На счастье, эта монахиня к тому же оказывается его прежней любовью. Но, внезапно встретившись с процессией собственных похорон, и поставленный перед выбором между адом и чистилищем, грешный дон вспоминает благочестивые наставления детства и уходит в монастырь предаваться покаянию и умерщвлению плоти. Правда, само его покаяние не обходится без жертв — так и не похищенная монахиня в отчаянии умирает, а один из обесчещенных когда-то, проникнув ради мщения в монастырь к Хуану, натыкается на его шпагу. Впрочем, настоятель благоразумно замнет дело, лишь применив к грешнику дополнительные меры покаяния: теперь он каждый день, как по часам, получает пощечину от прислужника...
Немецкие доны Жуаны продолжают стремиться к идеалу: дон Жуан Николаса Ленау (Don Juan, 1844) ищет не столько совершенства, сколько платоновской идеи — «олицетворения женственности», ведь обладать такой женщиной — все равно, что обладать всеми сразу. Он чувствует себя частицей не демонической, а скорее божественной силы: ведь это сила созидательная, а что может быть более созидательным, чем любовь! А у Пауля Хайзе «Конец Дон Жуана» (Don Juans Ende, 1883) предстает в духе Эмпедокла: постаревший герой эффектно бросается в жерло вулкана.
Поисками абсолюта дон Жуан занят и у Вилье де Лиль-Адана в «Эрмозе» (Hermosa), причем романтическое обожествление любви не идет герою на пользу в делах любовных. «Как Каин, сжигаемый невидимым пламенем, жаждущий рая, из которого изгнан», он уже не может полюбить прекрасную Эрмозу — вся жизнь ушла на погоню за недостижимым... Александр Дюма и тот приложил руку к легенде о доне Жуане — в пьесе «Дон Жуан де Маранья, или Падение ангела» (Don Juan de Marana ou la chute d'un ange, 1836). А Гийом Аполлинер рассказывает о «Подвигах молодого дон Жуана» (Les exploits d'un jeune Don Juan, 1907) так красочно, что эту историю до сих пор издают в сериях «для взрослых»...
Впрочем, Хосе Соррилья (Don Juan Tenorio, 1844) возвращается к уже подзабытому образу негодяя и развратника. Его дон Хуан, повстречавшись со старым приятелем, доном Луисом, начинает меряться с ним шворцами и подсчитывать количество совершенных каждым злодеяний и побед. Счет явно складывается в пользу Хуана, и, видя это, старый друг наносит контрудар: «Ведь на твоей совести нет ни одной чистой женщины!» В итоге дон Хуан соблазняет и искомую «чистую женщину», донну Инес, и, за компанию, невесту дона Луиса: а нечего было подначивать! Правда, и шпаге дона Хуана предстоит двойная работа: убивать приходится и отца Инес, и дона Луиса. Вдобавок к нашему герою еще приходит настоящая любовь — к донне Инес, разумеется. Финал ознаменовывается состязанием между донной Инес и ее отцом за душу дона Хуана; побеждает женщина и утаскивает многогрешную душу в рай.
Вообще 1874 год выдался урожайным на донов Жуанов: вот и португалец Герра Джункейро пишет стихотворение «Смерть дон Жуана» (A morte de D. Jo?o, 1874), где выводит героя второразрядным соблазнителем, символом фальшивой сентиментальности, которую вместе с прелюбодеяниями, неврозами и скандалами увековечил романтизм — а романтизм уже постепенно уходит в Лету... Наступают новые времена для вечного героя, и бесчисленные амурные похождения если не надоедают ему, то, во всяком случае, перестают быть его самоцелью: севильский озорник с возрастом начинает интересоваться более серьезными вещами.
Так, в 1903 году дон Жуан появляется в пьесе Джорджа Бернарда Шоу «Человек и сверхчеловек». По традиции, сложившейся на прохладных Британских островах, в этой жизни благородный дон — не столько преследователь, сколько преследуемый со стороны женщин: «В глазах женщины, сеньора, весь долг и вся ответственность мужчины начинается и кончается добыванием хлеба для ее детей. Для нее мужчина — лишь средство к достижению ее цели: родить и вырастить ребенка. (...) Мне не раз случалось получать от дамы такой ответ: она готова пойти навстречу моим намерениям, если только они честны. Справившись о том, что означает эта оговорка, я узнавал, что она означает следующее: дама желает знать, намерен ли я завладеть ее имуществом, если у нее таковое имеется, или содержать ее всю жизнь, если такового у нее нет; желаю ли до конца своих дней постоянно наслаждаться ее обществом, советами и беседами и готов ли торжественно поклясться, что буду вечно почитать это за величайшее счастье; главное же — может ли она быть уверена, что ради нее я на веки вечные перестану замечать всех других женщин. Я восставал против этих требований не потому, что они непомерны и бесчеловечны, — они ошеломляли меня своей полнейшей нелепостью».
Вести жизнь донжуана героя заставляют не конкретные дамы, а всемогущая «Сила Жизни», стремление создавать и совершенствовать: «Разве вы не понимаете, что, когда я оказался лицом к лицу с Женщиной, каждый фибр моего незатуманенного, мыслящего мозга советовал мне пощадить ее и спасти себя... И вот, в ту самую минуту, когда я готовился принести даме свои извинения, Жизнь схватила меня и швырнула в ее объятия, как моряк швыряет объедки рыбы в клюв чайки или альбатроса». Дон Жуан в этой пьесе столь интеллектуален и положителен, что непременно попадет в рай — впрочем, не попадет, а уйдет сам, не в силах выдерживать адскую жизнь в обществе романтика Сатаны с его утомительным пустословием: «В раю, как я себе представляю, дорогая сеньора, не играют и не притворяются, а живут и работают». Впрочем, освободившееся место в аду так же добровольно займет командор, стосковавшийся по красивым речам и удовольствиям, а стало быть, зверски скучающий на небесах. Ведь бездна между раем и адом «в данном случае означает лишь различие между ангельским темпераментом и дьявольским — можно ли себе представить бездну более глубокую!»
У Леси Украинки статуя командора впервые из гостя обретает статус господина — ее драма называется «Кам’яний господар» (1912). Две женщины, между которыми оказывается дон Жуан — невеста командора Анна и его невеста Долорес — обе сильны и горды, одна хочет власти, другая стремится принести себя в жертву ради спасения души Жуана. И это скорее над ними (или в них) одерживает победу «каменное», консервативное начало, что обесценивает даже победу самого Жуана над самим Командором. «И чары ваши больше женских чар», — говорит он донне Анне.
Вообще, Дон Жуан теперь чаще подвизается в поэзии, чем в драматургии. Еще в 1861 году Шарль Бодлер представляет, как бы выглядел «Дон Жуан в аду» (Don Juan aux enfers, 1861):
За лодкой женщины в волнах темно-зеленых,
Влача обвислые нагие телеса,
Протяжным ревом жертв, закланью обреченных,
Будили черные, как уголь, небеса.
И рыцарь каменный, как прежде, гнева полный,
Взрезал речную гладь рулем, а близ него,
На шпагу опершись, герой глядел на волны,
Не удостаивая взглядом никого.
"Одураченный Дон Жуан" Поля Верлена ведет себя в аду совсем по-иному — он принимается проповедовать величие плоти:
Священна плоть!
Ей поклоняться надо,
То наша мать и дочь, уверьтесь, чада,
Земных садов прекраснейший цветок,
И горе тем, кто ею пренебрег!
За что, в свою очередь, богохульник сам обращается в статую — на сей раз ледяную.
Райнер Мария Рильке в «Избрании дон Жуана» совершенно по-новому излагает его миссию — оказывается, она в том, чтобы наделять жизнь тех, кто встречается ему, взамен сладости горечью и взамен счастья — смыслом,:
Приготовься, — ангел возвещает, —
быть моим. И помни мой завет.
Тот же, кто его переступает
и сладчайших не переполняет
горечью, чинит мне вред.
Ты бы мог любить еще нежнее
(не перечь: ошибся ты),
пылок ты и волею моею
ты ведешь через мосты
к одиночеству, как к цели,
чтобы от тебя вдали
с той же силой в нем горели,
вынести его сумели
и перекричать смогли.
Александр Блок напряженно вслушивается в тяжелую поступь «Шагов командора» (1910-12), — вряд ли готовый ответить ему «я звал тебя и рад, что вижу»:
Тяжкий, плотный занавес у входа,
За ночным окном - туман.
Что теперь твоя постылая свобода,
Страх познавший Дон-Жуан?
(...)
Настежь дверь. Из непомерной стужи,
Словно хриплый бой ночных часов –
Бой часов: "Ты звал меня на ужин.
Я пришел. А ты готов?.."
В час рассвета холодно и странно,
В час рассвета - ночь мутна.
Дева Света! Где ты, донна Анна?
Анна! Анна! - Тишина.
Марина Цветаева назначает свидание бессмертному любовнику в снежной России — впрочем, честно предупреждает о предстоящих трудностях:
На заре морозной
Под шестой березой
За углом у церкви
Ждите, Дон-Жуан!
Но, увы, клянусь вам
Женихом и жизнью,
Что в моей отчизне
Негде целовать!
Нет у нас фонтанов,
И замерз колодец,
А у богородиц -
Строгие глаза.
А еще у Цветаевой в том же цикле— вот такой интереснейший кроссовер, уже в испанских декорациях:
Ровно - полночь.
Луна - как ястреб.
- Что - глядишь?
- Так - гляжу!
- Нравлюсь? - Нет.
- Узнаeшь? - Быть может.
- Дон-Жуан я.
- А я - Кармен.
Дон Жуан Валерия Брюсова одержим жаждой первооткрывателя:
Да, я — моряк! Искатель островов,
Скиталец дерзкий в неоглядном море.
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
(...)
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа — то новый мир,
И манит вновь своей безвестной тайной.
У Константина Бальмонта он предается чувственным и мистическим экстазам:
Любовь и смерть, блаженство и печаль
Во мне живут красивым сочетаньем,
Я всех маню, как тонущая даль,
Уклончивым и тонким очертаньем,
Блистательно убийственным, как сталь,
С ее немым змеиным трепетаньем.
Я весь — огонь, и холод, и обман,
Я — радугой пронизанный туман.
А вот Николаю Гумилеву удается лаконичнее всего изложить полную историю дона Жуана, со всеми ее поворотами и противоречиями — в пространстве одного сонета:
Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста,
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжелого железного креста!
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей,
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
Гумилев еще раз обращается к бессмертному герою: в стихотворной пьесе «Дон Жуан в Египте» (1912) после смерти, восстав из ада и пройдя меж серным огнем и льдами, он попадает на родину фараонов...
Ну, добрый, старый дон Жуан,
Теперь по опыту ты видишь,
Что прав был древний шарлатан,
Сказавший: Знай, иди и выйдешь!
Впрочем, по древней стране разгуливают вполне современные личности: слуга Лепорелло за время отсутствия хозяина заделался ученым египтологом, и уже под ручку с ним выступает будущая жена — дочь американского свиного короля, мисс Покэр, упорно не желающая называться «сеньорой». Дон Жуан, разумеется, пускает в ход все свое очарование:
Американка
Не говорите о любви!
Дон Жуан
Не говорить? Нет, буду, буду!
Таких, как вы, на свете нет,
Вы — ангел неги и печали…
Американка
Не говорите так, нет, нет.
(Пауза)
Ну вот, уж вы и замолчали?
(...)
Дон Жуан
Я был в аду, я сатане
Смотрел в лицо, и вновь я в мире,
И стало только слаще мне,
Мои глаза открылись шире.
И вот теперь я встретил вас,
Единственную во вселенной,
Чтоб стали вы — о, сладкий час! —
Моей царицею и пленной.
Я опьянен, я вас люблю,
Так только боги были пьяны.
Как будет сладко кораблю
Нас уносить в иные страны.
Идём, идём!
Американка
Я не хочу...
Нет, я хочу! О, милый, милый!
В балладе В.Сирина (то есть В.Набокова, разумеется) "Гость" (1930) в роли знаменитой статуи командора, лишающей героя силы, выступает тень первой возлюбленной. Русскую поэтическую эмиграцию почему-то неодолимо влечет тема старого, бессильного дона Жуана: она проявляется в сонетах пражского поэта С.Рафальского (1927) и парижского В.Андреева ("Седая прядь, и руки Дон Жуана...", 1929 года) — герою последнего остается только наблюдать, как его место занимает слуга Лепорелло. П.П.Потемкин и С.Поляков-Литовцев в 1924 году пишут комедию «Дон-Жуан — супруг смерти». А в стихотворной драме «Смерть Дон Жуана» В.Корвин-Пиотровского наш герой после смерти разделяет судьбу убитого им командора, превратившись не в статую, а в церковный витраж — зашедшие в церковь влюбленные даже принимают его за изображение святого. И снова он в роли пассивного наблюдателя, и снова его соперник — Лепорелло, и все, что ему теперь дано — разбиться и вторично покончить со своей нелепой жизнью... Позже, у Давида Самойлова, «Старый дон Жуан» долго, утомительно и безрезультатно обхаживает молодую девушку — ну совсем как в «Катерине» Пруткова:
Дон Жуан:
Чума! Холера!
Треск, гитара-мандолина!
Каталина!
Каталина:
(Входит.)
Что вам, кабальеро?
Дон Жуан:
Не знает – что мне!
Подойди, чума, холера!
Раз на дню о хвором вспомни,
Погляди, как он страдает!
Дай мне руку!
Каталина:
Ну вас, старый кабальеро.
(...)
Господи! Убей сначала
Наши страсти, наши жажды!
Неужели смерти мало,
Что ты нас караешь дважды?
Юный дух! Страстей порывы!
Ненасытные желанья!
Почему еще вы живы
На пороге умиранья?..
Но, впрочем, оставим Россию и вернемся на историческую родину героя. Там Хасинто Грау в 1913 году выпустил пьесу «Дон Хуан де Карильяна» (Don Juan de Carillana), а в 1927 — «Шутник, который не шутил» (El burlador que no se burla). В первой пьесе, например, герой опять-таки представлен далеко не в молодости, ему за пятьдесят, а девушка, которую он пытается соблазнять, уже оказывается его дочерью. Да и в самом герое, чем дальше, тем меньше остается от прежнего ветреника — ну как может истинный дон Жуан так тосковать о прошлых возлюбленных? А вот испанец Хосе Аугусто Тринидад Мартинес Руис, иначе Асорин (Don Juan, 1922) показывает нам дона Хуана, раскаявшегося после тяжелой болезни и отрекшегося от мирских удовольствий, подобно святому Франциску. В конце концов, пройдя добровольное чистилище, душа этого дона Хуана обращает свою неутоленную любовь на весь мир, и страстью для него становится милосердие. Обращаются к образу дона Хуана, каждый по-разному, и Рамон Перес де Айала в романе и пьесе «Тигр Хуан» (Tigre Juan, 1926), и Мигель де Унамуно (Don Juan,1934), а также братья-драматурги Хоакин и Серафин Алварес Кинтеро (Don Juan, тоже 30-е годы).
Последней пьесой Эдмона Ростана стала «Последняя ночь дон Жуана» (La derni?re nuit de Don Juan, 1921), где, продолжая действие пьесы Мольера, дон Жуан сходит в ад и выторговывает у Сатаны еще десять лет жизни. Через десять лет постаревший, но не сдавший дон Жуан в споре с Сатаной пытается оправдать свое распутство: ведь защититься от чувства греха — это и значит обрести потерянный рай! Свободно предаваться любви — значит все время стараться возвыситься над собой, пусть и в глазах очередной женщины, это значит прокладывать дорогу просвещению и революции, значит познавать бытие... Чья логика победит — донжуанская или дьявольская?
Сильвия Таунсенд Уорнер предполагает развитие событий «После смерти дон Хуана» (After the Death of Don Juan, 1938). Оказывается, донне Анне все еще трудно преодолеть очарование вольнодумного Хуана, низвергнутого в ад за то, что не отказался от своих убеждений. В поисках воспоминаний Анна отправляется в старый замок Тенорио, где таинственным образом появляется и сам дон Хуан. Но зря дама очаровывалась — в жестокой реальности севильский соблазнитель остался тем же бессердечным себялюбцем, каким и жил, подавляющим как чувства донны Анны, так и вспыхнувшее в округе крестьянское восстание. И вообще, в глазах автора дон Хуан становится прозрачным намеком на торжество испанского фашизма. Еще один дон Жуан глазами женщины, да еще знакомой с основами психоанализа, представлен в пьесе Сюзанны Лилар «Озорник» (Le Burlador,1946). А психоаналитические изыскания еще проявятся в романе Пола Гудмена «Дон Жуан, или континуум либидо» (Don Juan or, The Continuum of the Libido, 1942).
Карел Чапек в «Исповеди дона Хуана» среди своих «Апокрифов» (1936) дает парадоксальную версию любвеобильности испанского дона: просто природа не дала ему возможности хоть раз зайти дальше процесса соблазнения... «Вот почему, дон Хуан, вы играли роль мужчины с юношества; вы были безумно храбры, авантюристичны, горды и любили все делать напоказ — и все лишь для того, чтобы подавить в себе унизительное сознание, что другие лучше вас, что они более мужчины, чем вы; и потому вы расточительно нагромождали доказательства; никто не мог сравниться с вами, потому что вы только притворялись, вы были бесплодны — и вы не соблазнили ни одной женщины, дон Хуан!»
А вот Макс Фриш роль идеальной возлюбленной дона Жуана отводит... геометрии. Его пьеса так и называется: «Дон Жуан, или Любовь к геометрии» (Don Juan oder die Liebe zur Geometrie, 1953). И, надо сказать, признания дона Жуана в этой любви звучат достаточно пылко: «Я поклонник совершенства, мой друг, трезвого расчета, точности. Я страшусь трясины наших настроений. А вот перед окружностью или треугольником мне ни разу не приходилось краснеть или испытывать к ним отвращение. Ты знаешь, что такое треугольник? Он неотвратим, как рок. Существует одна-единственная фигура из трех данных тебе отрезков прямой. (...) Только так, а не иначе — утверждает геометрия. Так, а не как-нибудь еще! И здесь не помогут ни хитрость, ни чувства, ни настроения: существует лишь одна-единственная фигура, соответствующая своему имени. Разве не здорово?» Конечно, здорово — с женщинами о таком и мечтать не приходится: вот влюбишься в незнакомку, а потом оказывается, что она твоя невеста, и что делать с такой путаницей понятий? И не равна ли тогда твоя невеста любой незнакомке? Впрочем, «у каждого мужчины есть что-то более возвышенное, чем женщина, стоит ему только прийти в себя», — утверждает дон Жуан Фриша. Правда, перед волей по-настоящему влюбленной женщины трудно устоять: бывшая шлюха Миранда, покоренная мужчиной, который приходил в их бордель играть в шахматы, предлагает ему брак: «Нам вовсе не обязательно друг с другом общаться, разве только в тех случаях, когда захочется поговорить (...) Короче говоря, пока ты будешь жить в Ронде, никто на свете не сможет тебе помешать заниматься твоей геометрией (...) Возможно, я тебя еще люблю. Пусть это тебя не пугает. Я поняла, что больше не нуждаюсь в тебе, Жуан. Это и есть то главное, что я тебе предлагаю: я женщина, которая не одержима идеей, будто бы без тебя невозможно жить». Так что Дон Жуан, красиво инсценировав спектакль со статуей командора и собственную смерть на глазах у прежде соблазненных им женщин, удаляется на покой: становится отшельником, пленником, мужем и, похоже, отцом... «Вы знаете, никакие проклятия, ни одна шпага в мире не могли заставить меня дрожать! Но вот она — женщина, которая меня любит, — ежедневно доводит меня до этого. Как ей удается? Я только вижу, что не в силах высмеивать то, что достойно осмеяния, что я мирюсь с тем, с чем нельзя мириться».
Герой Гонсало Торренте Баллестера (Don Juan, 1953) ратует за естественность личности и бросает вызов богу; таким образом, женщины для него лишь инструмент утоления похоти и оружие в битве со всевышним, и последующая судьба их — неизбежная смерть. Анри де Монтерлан снова обращается к старости нашего героя (Don Juan, 1958) — и в этот раз старость дона Жуана безрадостна, как у всех подобных ему «пропащих душ»: только и остается ему рыскать по темным переулкам в поисках случайных связей. А вот Рональд Фредерик Дункан (Don Juan, 1954) представляет уже посмертную судьбу дона Жуана: через много лет дьявол направляет его в командировку на землю, чтобы выяснить, почему в аду стало так тихо, мирно и вовсе не мучительно: вот, например, тени Бернарда Шоу, Уайльда и Байрона целыми днями режутся в покер на собственные произведения... И действительно, в прозаическом мире современности, где серенады под окном — ненужный шум, где обманутый муж предлагает новому любовнику жены распить с ним кружечку, а сама жена охлаждает пылкость дон Жуана цитатами из Фрейда, нет места вере ни в бога, ни в сатану. «Если мы не любим что-нибудь более великое, чем мы сами, то мы и друг друга не можем любить», — восклицает разочарованный дон Жуан.
Вообще в двадцатом веке дон Жуан все чаще попадает в современный мир, столь далекий от Севильи и Гранады. Еще у Одона фон Хорвата «Дон Жуан приходит с войны» (Don Juan kommt aus dem Krieg) в Германию 1936 года. «Господин Жан» Роже Вайяна (Monsieur Jean, 1959) — это современный дон Жуан, ставший из аристократа буржуа, и обладающий, между прочим, супругой по имени Лепорелла. До вольнодумца 17 века современный Жан определенно не дотягивает. Дерек Уолкотт, уроженец Карибских островов, в 1974 году излагает свою версию приключений «Севильского шутника» (The Joker of Seville).
Эдвард Радзинский в «Продолжении Дон Жуана» (1978) дает свою версию бессмертия нашего героя: оказывается, просто когда-то его звали Парисом, и был он сыном царя Приама, потом он стал Овидием, потом его звали Обри Бургундец, граф Роберт Проклятый, Казанова... Он покоряет всех женщин на свете, и сам упивается каждый раз их фигурой, их кожей, запахом волос — и заражает их своим бессмертием: «они не могут забыть любовь Дон Жуана, ночь Дон Жуана, и они живут опаленные, с этим взглядом, и вечно ждут». Но снова последнего романтика губит наш прозаический век, в котором «блаженствуют на свете» Лепорелло, а не благородные доны, командоров же убивает не шпага, а сердечный приступ. И сам Д.Ж. после трех тысяч лет уже не тот — скучает, впадает в раздумья, нервничает и срывается, потом «пытается прийти в экстаз», а то пытается нарушить извечный закон: хоть в одной из жизней не влюбиться в свою вечную донну Анну, а холодно ее соблазнить. Лепорелло же открывает и разъясняет бывшему хозяину секрет власти над женщинами: «Оказалось, главного ты не знал: за три тысячи лет не понял, тупица. Главное — не стихи. Главное — молчать. Скажи ей: я — Дон Жуан. И — в тряпочку! Дальше она все за тебя выдумает, как ей захочется. Женщины — они такие фантазерки! И не балованные...» А донна Анна, в объятиях которой место Жуана занимает его слуга, с горечью вспоминает: «Великая любовь» — это жить им — днем, ночью, на рассвете, задыхаясь в подушку от слез. Это когда сжигает... это когда он опоганил твой дом, убил твое замужество, ограбил твою постель... а-а-а, еще вспомнила: «великая любовь»... это когда тебя все проклинают! Тысячу лет подряд называют шлюхой! Обвиняют во всем — в том, что из-за тебя сгорела Троя, в том, что плохо учится его ребенок, что погиб твой муж, что его жена дурно выглядит... «великая любовь» — это снотворное, снотворное... и слезы... и больная голова, и желчь во рту... «Великая любовь» — это анализы мочи... и страх... и... (...) Но с ним... я так мечтала о великой любви! А с тобою я ее тотчас вспомнила...»
У Дэвида Айвса дон Жуан попадает в современную Америку весьма любопытным способом (Don Juan in Chicago, 1997). Изначально, в средневековой Испании, проходив в девственниках до тридцати лет, он все еще боится, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на секс. Результатом становится компромиссная сделка с дьяволом: Мефистофель предлагает дону Жуану и его слуге бессмертие, если первый будет соблазнять каждый день по новой женщине. Первым делом дон Жуан летит в постель к прекрасной донне Эльвире, сразу же влюбляется в нее, но увы — продолжение романа нарушит условия сделки... А донна Эльвира, которая давно добивалась Жуана, в свою очередь заключает с тем же Мефистофелем контракт на собственное бессмертие, пока дон Жуан не окажется в ее постели еще раз... Вот таким образом оба и доживают до наших дней: и в современном Чикаго дон неутомимо осаждает встречных дам, а донна упорно преследует дона...
Пьеса Патрика Марбера «Дон Жуан в Сохо» (Don Juan in Soho, 2006), хоть ее действие и происходит в современном Лондоне, по сюжету следует за пьесой Мольера — разве что язык грубее, сексуальные сцены откровеннее, и вся пьеса стоит на развилке между фарсом и моральной драмой. Вот только вместо статуи командора за грешной душой севильского озорника приходит монумент Карла Второго, стоящий на площади Сохо — тоже, между прочим, известного своими любовными похождениями.
Дуглас Карлтон Абрамс отыскал в 2007 году «Потерянный дневник дона Жуана» (The Lost Diary of Don Juan), где Хуан Тенорио, подкинутый в сарай женского монастыря и воспитанный монашками, с детства приучается любить и ценить женщин. Когда же его роман с одной из монахинь выходит на поверхность, и он оставляет церковь, Хуана нанимает на должность шпиона знатный вельможа, маркиз де ла Мота — и, в свою очередь, учит вольнодумству и искусству соблазнения. Именно маркиз настаивает на том, чтобы наш герой завел дневник и описывал там свои величайшие приключения. Но вот единственная женщина заставляет его забыть обо всех остальных — а заодно о жизни, о чести, обо всякой осторожности...
Актер и режиссер Грегори Мопен (Don Juan, A Comedy, 2003) составляет свою комедию из семи вариантов историй о доне Жуане, включая Мольера, Байрона, Шоу и Моцарта. Причем роль севильского соблазнителя, укрывшегося за маской театра дель арте, по замыслу режиссера играет женщина, а сам автор предстает в роли Сганареля. Стивен Миллхаузер в «Приключении дон Жуана» (An Adventure of Don Juan, 2003) заводит горячего испанца в классическую английскую усадьбу, превращая уже назревший там любовный треугольник в четырехугольник. Этот дон Жуан — путешественник по стране чувств, готовый, подобно конквистадору, покорять просторы своего внутреннего мира. Анджей Барт в романе «Снова дон Жуан» (Don Juan raz jeszcze, 2006) возвращает дона Хуана на историческую родину, где среди переулков, замков, таверн, камер пыток и библиотек разворачивается история соблазнения доном Хуаном донны Хуаны Кастильской, испанской королевы, тоскующей после смерти супруга Филиппа Красивого. Интриги, дуэли, ужасы и теологические диспуты прилагаются.
«Проект «Дон Жуан» Джоэля Бирса (The Don Juan Project, 2006) превращает дона Жуана в поэтического персонажа, далекого от пошлого соблазнителя. Жозе Сарамаго выносит знаменитому обольстителю оправдательный приговор в пьесе «Дон Джованни, или Оправданный распутник» (Don Giovanni ou O Dissoluto Absolvido, 2005). А у Гильерми Фигейреду «Дон Хуан» снова выступает в роли соблазняемого; на этот раз восемнадцатилетняя донья Анна хочет забраться в его постель на спор с подружками по пансиону. А влюбленный дон Хуан, не желая бесчестить чистую девственницу, во избежание греха выдает себя за слугу Лепорелло, а слугу — за себя. Кстати, не без оснований: ведь Лепорелло столь искушен в делах любви, что именно он является автором руководства по соблазнению дам! Дальше же следует развеселая комедия положений под лозунгом «в темноте я ищу губами губы, только понимаю, что не те...»
Эрик Эмманюэль Шмитт мстит ветреному дону с особой изощренностью: оставив не у дел статую командора, обманутые возлюбленные собираются вместе и приговаривают героя жениться на последней из его жертв («Ночь в Валлони», 1991 — в нашей постановке «Последняя любовь дон Жуана, или Эшафот любви). Учитывая, что в записной книжке Сганареля общая статистика уже перевалила за восемь тысяч, и при этом ни одну из них Жуан так и не полюбил, только «понадкусывал» — ночь ему предстоит не из приятных. А еще можно учесть, что в итоге черствую душу «мелкого вора любви» удастся — нет, не заставить себя полюбить, но хотя бы тронуть и поразить — вовсе не женщине, а мужчине, павшему жертвой страсти к севильскому соблазнителю...
Анатолий Крым вновь обратился к версии Чапека — герой его «Завещания целомудренного бабника», хоть и не способен к прямым действиям, но может довести женщину до предела блаженства страстными речами и лобзаниями. И вот предсмертная исповедь превращается в курс лекций по обольщению — которые монах-исповедник ждет не дождется испытать на дочери той самой донны Анны.
Наконец, Питер Хандке рассказывает историю дона Жуана его устами (Don Juan erz?hlt von ihm selbst, 2004) — точнее, устами современного французского повара, у которого находит убежище ворвавшийся из прошлого дон Жуан. Променяв книги на рассказы легендарного героя, наш современник узнает, что он никогда не был соблазнителем — от Тифлиса до Дамаска, от Норвегии до Голландии, каждый раз в нем загоралась страсть, просто исход ее был неизбежен... История Хандке рассказана не о покорении женщин, а о том, как рассказываются истории, — и о том, что история дона Жуана бесконечна, и будет рассказана еще не раз, снова, и снова, и снова...
Источники:
Мольер. Дон Жуан.
Э.Т.А.Гофман. Дон Жуан.
Байрон. Дон Жуан.
А.Пушкин. Каменный гость.
А.Толстой. Дон Жуан.
П.Мериме. Души чистилища.
Ш.Бодлер. Дон Жуан в аду.
Р.М.Рильке. Избрание Дон Жуана.
А.Блок. Шаги командора.
В.Брюсов. Дон Жуан.
К.Бальмонт. Дон Жуан.
Н.Гумилев. Дон Жуан. Дон Жуан в Египте.
Д.Самойлов. Старый Дон Жуан.
М.Фриш. Дон Жуан, или Любовь к геометрии.
Э.Радзинский. Продолжение Дон Жуана.

Ссылки:
en.wikipedia.org/wiki/Don_Juan
viktor-korkia.narod.ru/guanistika/brokhaus.htm
www.caxtonclub.org/reading/2005/may05.pdf
www.ozon.ru/context/detail/id/101667/
magazines.russ.ru/znamia/1999/2/buida-pr.html
www.pushkinskijdom.ru/
www.infoboard.kiev.ua
www.russ.ru/krug/kniga/20001030.html
feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le3/le3-3494.htm ·
referat.np.by/reports/view-10579-page1
slovo.ws/geroi/238.html
www.amazon.com/phrase/Don-Juan/ref=cap_top_0
wolfgang-mozart.ru/17.php
www.zarzuela.net/writ/quinteros.htm
books.google.ru/books?id=_thXICyqGuMC&printsec=...
findarticles.com/p/articles/mi_m1310/is_1993_Ap...
gumilev.ru/print.phtml?aid=195083595
www.bm-grenoble.fr/culture/conferences/L'Amour,%20l'erotisme%20et%20la%20mort.pdf
booksowner.narod.ru/PODROBNO/19/index.html
alfarrabio.di.uminho.pt/vercial/letras/ensaios....
www.passion-theatre.org/cgi-bin/pti_lol/spectac...
www.editions-corti.com/titresiberiques/don-juan...
stagesoc.org
www.scielo.cl/scielo.php?sсriрt=sci_arttext&pid....
www.lectura.fr/dossiers/vailland/vailland_dosie...
www.time.com/time/magazine/article/0,9171,87405...
www.culture.pl/pl/culture/articuly/dz_bart_don_...
www.estadao.com.br/divirtase/letras/noticias/20...
www.complete-review.com/reviews/handkep/donjuan...
leoweekly.com/?q=node/4181
www.lostdiaryofdonjuan.com/
www.kompas.orel.ru/request.php?1889

@темы: Исторические корни фанфикшена

---

А это не про насилие...

... это очередной вариант много раз обыгранных в сказках вариаций рождения игры "Что?Где?Когда?"

разве что ритмичнее

Кровать моя, кроваточка, кровать тесовая,
Срублена кроваточка из бесчестна древа,
Поставлена тесовая на разлучном месте.
Девица с молодцем в компании сидела,
Красна с удалым да речь говорила:
«Молодец, молодец, душа, мое сердце,
Холост, неженатый, белый, кудреватый!
Сошей мне башмачки из белой бумажки!»
«Девица, девица, душа ль, мое сердце!
Напряди мне вервий из дождевой капли,
Чтобы вервь не рвалась, башмак не поролся».
Кровать моя, кроваточка, кровать тесовая,
Срублена кроваточка из бесчестна древа,
Поставлена тесовая на разлучном месте.
Девица с молодцем в компании сидела,
Красна с удалым да речь говорила:
«Молодец, молодец, душа ль моя, сердце,
Холост, неженатый, белый, кудреватый!
«Девица, девица, душа ль моя, сердце!
Напряди мне шелку из белого снегу,
Чтобы шелк не рвался, шлафор не поролся».
Кровать моя, кроваточка, кровать тесовая,
Срублена кроваточка из бесчестна древа,
Поставлена тесовая на разлучном месте.
Девица с молодцем в компании сидела,
Красна с удалым да речь говорила:
«Молодец, молодец, душа ль моя, сердце,
Холост, неженатый, белый, кудреватый!
Слей мне перстень из солнечной лУчи,
Вставь мне вставочку под восточну звЕзду!»
«Девица, девица, душа ль, мое сердце!
Напой добра коня середь синя моря,
Коня не утопишь, сама не утонешь».

@темы: Родная речь

---

Как извраШШались наши предки...

...или песенки про доминантных женщин и игровое насилие на Руси Что игровое в плане словесное - во всяком случае, весьма надеюсь.

для крепких нервами

У нас на улицы, у нас на широкой,
У нас да на мураве, у нас да на зеленой
Молодец девку прибесчествовал,
Целовал, миловал, да за руки хватал,
Целовал, миловал, да за руки хватал,
Перстенечки сымал позолоченные,
Отошедши от ней, насмехаться стал,
Насмехаться стал, насмеиваться:
«Кабы эта девушка за мною была,
За мною была и мною слыла,
Мною слыла добрым молодцем,
Привязал бы я ее к короватушке,
К короватушке, к дубовой доске,
Стояла б она увсю ноченьку,
Увсю ноченьку, всюю темную,
Глядела б она вдоль по небушки,
Считала б она часты звездочки».
«Эй, добро, добро, добрый молодец,
Отсмею тебе все насмешечки,
Издивлю тебе все издевочки.
Есть у меня два брата родных,
Два брата родных, два названые.
Ой братцы мои, вы родимые,
Ой пойдите вы на конюшеньку,
Ой возьмите вы коня сивого,
Коня сивого, сивогривого,
Сивогривого, белокопытого,
А убейте его на полуверсты,
На полуверсты до полусмерти,
Привезите мне тело белое,
Тело белое, молодецкое,
Молодецкое, завдалецкое,
Я из рук, из ног короватку смощу,
Из ребер его мосты помощу,
Из висков его фитилей насучу,
Из мозгу его я свечей налью,
Из жиру его сала натоплю.
Поставлю свечу перед короваткою:
«Гори моя свеча не вгасаемчи,
Плачь его матушка не смолкаемчи.
Сестрицы мои, вы подруженьки,
Што ж это такое: по милом хожу,
По милом хожу, на милого гляжу,
Предо мною милой свечой горит?»
Сестрица его отозвалася:
«Эх, мы ему говаривали,
Что не ходи долго в вечери,
Долго в вечери по заречию».

для нормальных нервами

Я у батюшки манешенек родился,
Я у матушки глупешенек женился,
Я привел жену молодую,
Словно ягодку в лесе боровую,
Словно яблочко в саду налитое.
Молодая-то жена меня невзлюбила,
Негодяем-то меня она называла:
«Ты пойдем-ка, негодный,
Пойдем к тестю в гости,
К тестю в гости, к тестю в гости,
К теще побывати!»
А пришлося негодяю мимо идти рощи,
Привязала негодяя к белой березе,
А сама-то ли пошла загуляла;
Ровно девять денечков к нему не бывала.
На десятый-ет денечек жена стосковалась,
Стосковалась, стосковалась, стала тужить-плакать:
«Сходить было, подти к негодяю!»
Не дошедши негодяя, жена становилась,
Низехонько ему поклонилась.
«Хорошо ли ти, негодный, в пиру пировати?»
«Государыня-жена, мне-ка не до пира:
Мне соловушки головушку всее пробили,
Мне комарики плечики искусали,
Мне муравушки ножки обточили!»
«Уж и станешь ли, негодный,
Меня кормить хлебом?»
«Государыня-жена, стану калачами!»
«Уж и станешь ли, негодный,
Меня поить квасом?»
«Государыня-жена, все стану сытОю,
Я сытою, сытою, сладкой, медовою!»
«Уж и станешь ли, негодный,
Меня пущать в гости?»
«Государыня-жена, ступай хоть и вовсе!»

@темы: Родная речь

---

Мозаика жизни

Время между онлайнами проходило довольно пестро:
- был спектакль "О сущности любви" в Эрмитаже, на котором меня этот театр впервые утомил: непривычен для сегодняшнего дня жанр "документального спектакля", а начинается там именно с такого подхода: несколько минут кряду следователь зачитывает протокол осмотра тела, потом так же старательно зачитываются письма и дневники свидетельниц... Но в итоге коллаж из незатертых строк под специфически-эрмитажное оформление между экзальтацией и клоунадой мне честно выдали - так что я не в претензии. В отличие от школьников, которых набили в зал в целях освоения школьной программы, но уж это их проблемы
- были, совершенно вне плана для меня, замечательно классические "Три сестры" в "Современнике", с изумительной колористикой и очень обаятельными Тузенбахом-Ильей Стебуновым и Ириной-Викторией Романенко,
- еще была экстремальная практика под названием "инвентаризация", когда автор этих строк, попеременно ощущая себя Индианой Джонсом и завхозом Камноедовым, лазал по всему учреждению в поисках материальных ценностей, заглядывая даже в те места, где прежде не ступала нога человека;
- а еще в порядке реализации из года в год фрустрируемых желаний удалось-таки выбраться на Юлия Кима в "Школу современной пьесы"; чему тоже, как тихий фанат его, теперь тихо радуюсь. Между прочим, заразило меня там (по ассоциации) песней, которая там вовсе не пелась, и мелодию к которой я не узнаю никогда. Но вспоминалось потом не раз:

Синьору Толстопузи я душу продавал.
Ответил Толстопузи: «Нет, это не товар.
Куплю я только шкуру, а душу не куплю.
Ступай ты с нею к черту, продай, как я свою».

Попер я душу дальше в столицу нашу Рим
И за спекуляцию тут же был судим:
За то что я правительству хотел всучить в кредит
То, что правительству и так принадлежит.

Но вот синьора Нуна: «Душу говорит, давай!»
«А что ты дашь мне за это?»
«А сам, говорит, выбирай».
«А много мне не надо».
«И мне», - говорит она.
«Ну, на!» - сказал я Нуне.
И Нуна мне: «Ну, на!»

Ссылка дня

@темы: Дебет, кредит - крыша едет, Культпоходное

---

Ёжка, добро пожаловать!

Узнаете, откуда?

---

Нам страшен серый волк

А что, если птицы поют от боли?
(с)

Мне тут под самый нос подсунулся, в издании "Союза" 2008 года, тот самый фильм "Джорджино" Лорана Бутонна, эх, люблю я этого режиссера и этого композитора...
По содержанию скажу только одно: ну и чего им (зрителям и критикам) там в свое время не хватало? Лично меня все эти три часа (говорят, их сначала было четыре, и порезали именно развязки многих тайн... :nunu продержали на такой раскаленной сковородке, так дозированно выдавая информацию, и одновременно сделали мне страшно и красиво (в том числе и как любителю логики и деталей)... Определенно, они прибавились к моей жизни, а не отнялись. И такая знакомая команда в титрах...
Остальное - в наглядном виде. Вот собственно Джорджино (который вообще-то доктор Джорджио Волли, но как не назвать ласково такого славного юношу?) - Джефф Дальгрен

дальше весьма спойлерный синопсис в картинках

Это не Джорджино в детстве, это просто славный ребенок из первых кадров

Герой вдохнул на полях Первой Мировой ядовитого газа: так что верьте мне, батенька, ваше место давно в могиле, с такими легкими не живут...

Лошадь, ведомая на мясо

Нет, ее не убьют - добросердечный герой не сможет вынести этого зрелища и купит несчастное животное

Доктор Волли едет в места, где он когда-то работал в приюте для детей, "которые не уживались со сверстниками". Места там живописнейшие:




Но происходит там нечто странное и страшное: дети, все двенадцать, однажды не вернулись с прогулки и утонули в ледяных болотах. Некому теперь раздать полный чемодан леденцов...

Хозяйка приюта покончила с собой, а дочь ее Катрин (Милен Фармер) винят во всех несчастьях...

...местные жители. Точнее, жительницы - всех мужчин из деревушки забрали воевать на Балканы, только в церкви горят свечи за их здравие

Хозяйка трактира

И ее немая дочь

Местный священник...

... у которого в церкви висит вот такое вот распятие

Мистика французского захолустья удается режиссеру на десять баллов из пяти...
Служанка Мари из того же приюта все время пытается отделаться от доктора, но не может утаить от него пятна крови на неподходящих местах одежды:

А хозяин приюта, как говорят, сошел с ума, и находится в лечебнице, где и ищет его Джорджио.

"Пока сюда не стали привозить раненых, это была нормальная психиатрическая клиника. Теперь это - сумасшедший дом!"

Это доктор льет крокодиловы слезы - а сам содержит пациентов вот так:

А лечит вот так:

Но хозяин приюта, тоже врач, оказывается, все-таки не там, а на свободе:

Портрет в интерьере:

Последнее бдение и прощание с женой:

Это же время девушки проводят, идиллически обнявшись

Ну, или почти идиллически

Молодому врачу явно западает в душу Катрин

Похоронная процессия

И скорбящий супруг на нелегальном положении

Похороны грозят сорваться - женщины уже знают, что под бархоткой на шее покойницы - след от петли:

Очень знакомое выражение лица Милен Фармер. Ее героиня за секунду до самой большой глупости в своей недолгой жизни

Она задувает свечи, поставленные за здравие мужчин, и разъяренные бабы с ней расправляются:

Доктору и священнику удается как-то утихомирить толпу, и на фоне общего потрясения даже провести похороны

Потрясенная Мари

А жителям лучше бы посмотреть, какие экипажи у них по округе разъезжают: вид спереди

вид сзади

Девушка уже забылась сном

Неожиданно прилетает новость: война кончилась!

А для молодого доктора это повод надеть форму, став окончательно похожим на анимационного принца

и отправиться делать предложение Катрин, которая в мамином платье тоже похожа на принцессу

Хранцузские бабы на радостях устроили оргию в трактире:


и даже пригласили молодую пару:

Вот только с Джорджио затевают жмурки, попутно подбивая его отдать любимую в ту самую психушку

а его спутницу жестоко и насильственно спаивают, заставляя просить прощения (кстати, есть за что - она тогда на кладбище, не говоря худого слова, старуху ударила по трубке и, очевидно, вышибла ей оставшиеся зубы)

Он находит ее на улице

Но она ему не верит: "Думаешь, я не знаю, что ты отвезешь меня в лечебницу? Ты веришь им, что я убила детей - а их загнали под лед волки, множество волков!"

"Да нет же, нет!"

По хрупкому льду доверия... Всем плакать.

Герои воссоединились, но... потерю девственницы героиня восприняла неадекватно: видимо, никто о таком ее не предупреждал...

Совсем неадекватно...

Джорджио, конечно, выбрался, но далеко не дошел...

Местные дети (нормальные!) рады по уши: нашли утоплый труп мертвого человека! "А давайте положим его на дорогу - какая-нибудь машина его переедет, и все кишки будут наружу!"

Героя опять-таки спасли, но теперь и у него есть опознавательный шрам на шее

А тем временем в деревне ужасающие новости: война-то кончилась, но вернулся с нее лишь один (одна свечка и осталась тогда непогасшей), остальные погибли за Францию - впрочем, не так: их растерзали волки...


Священник, знавший, но скрывавший тайну, остается илицом к лицу с горем и яростью

А Катрин, пока герой отходил от болезни, все-таки засадили в психушку...

Нет, Джорджио ее оттуда вырвал под дулом пистолета

Кадр, о котором мы так долго мечтали - маньяк-психиатр сам запихнут в свою ледяную ванну

"Зачем вы привезли ее, доктор?"

"Уезжайте отсюда..."

"Ведь это она их убила..."

Пока Мари бежит босиком по снегу...

... доктор отчаянно реанимирует любимую - и, хотя ее мать он раньше спасти не смог, сейчас у него получается...

Жители покидают злополучную деревню

Уходит Мари

"Может быть, вдвоем нам будет легче идти?"

А Катрин ищет своего отца

находит его в тех же болотах

И вот они везут его на кладбище хоронить - там, где на могильном камне стоит уже так много имен этой семьи...

Финал.
"Мне кажется, я скоро умру"...

"Они вернулись."

"Кто - дети?"
"Нет. Не оглядывайся."

Вот не верили девчонке - мол, нет в наших краях волков... Уцелеет, наверное, здесь только конь, зашедший в опустевшую церковь напиться из чаши святой воды...
И под занавес - просто фирменные "бутонновские" выразительные детали:

Пугающий эпизод с головой злополучного Христа, которую герой выуживает из ванны в доме:

Белая сова

@темы: "Выстрелы" с монитора

---

Суди меня, судья неправедный!

Старая-старая сказка о том, зачем нужно правовое государство. Это еще когда-а-а понимали...В одной стране жил человек, у которого была очень большая семья. Человек уважал законы и обычаи. Однако в этом мире богатство и бедность, почет и унижение постоянно сменяют друг друга. Настало голодное время, и человеку стало трудно кормить свою многочисленную семью. Тогда он решил найти такую страну, где он и его семья могли бы жить в достатке. Взял он с собой жену и детей и отправился в путь.
Много дней провели они в дороге. Как-то встретили они крестьян и спросили, не знают ли те такой страны, где от хлеба ломились бы закрома. И крестьяне, указав на дальние горы, сказали:
- В том краю есть страна, в которой очень много хлеба. Там плодородная земля, но судьи несправедливы, и в стране царят беззаконие и беспорядки. В соседней же стране живется не особенно вольготно, но там честные судьи, а закон и справедливость торжествуют.
Выслушал их человек и подумал: "Я беден. У меня нет ни земли, ни скота, ни имущества. Меня не интересует - справедливый судья или несправедливый, соблюдаются законы или нет. Я хочу лишь своим трудом заработать на пропитание. Мне не из-за чего ссориться с людьми".
И он твердо решил отправиться в ту страну, где много хлеба, но нет справедливости. Вскоре человек достиг этой страны. Построил он хижину для своей семьи и, трудясь день и ночь, мог прокормить свою жену и детей.
Прожил он в этой стране несколько месяцев, и вот однажды подходит к нему сосед и говорит:
-Кто все эти люди, которые живут с тобой?
-Это моя жена, а остальные - дети.
-Неужели у тебя столько детей? - не унимался сосед.
-Конечно, -отвечал тот.
Тогда сосед говорит:
-Ты отец такого большого семейства, а я одинокий человек. Отдай мне свою жену. Пусть она и мне родит ребенка.
-Как это отдать тебе жену?! Нет, не отдам, - отвечает он.
Тут они поссорились, и сосед говорит:
-Ах, ты не хочешь отдать мне свою жену?! Тогда пойдешь к судье.
"Хоть здешний судья и несправедлив, но он не скажет мне, чтобы я отдал этому человеку мою жену", - подумал отец семейства, и они направились к дому судьи.
Как только они пришли к судье, сосед и говорит:
-Господин, рассудите по справедливости! Уже прошло много времени с тех пор, как этот человек приехал сюда из другой страны и поселился здесь. Так как с ним приехало много людей, я спросил его, что это за люди, и он ответил мне, что это его жена и дети. А я одинокий человек. Вот я и попросил его дать мне жену, чтобы она родила мне ребенка, но он отказался. когда я увидел, что он ревнивец и думает только о себе, я решил обратиться за помощью к вам. Я уверен, что вы, узнав о такой несправедливости, заставите его отдать мне свою жену.
Судья выслушал его и говорит:
-Послушай, пришелец! Ты откуда приехал сюда? Ты совсем не знаешь законов и обычаев. У тебя много детей, а у него ни одного, и, когда этот человек просит у тебя жену, чтобы она родила ему хотя бы одного ребенка, ты возражаешь! Какой же ты чудак! Сейчас же отдай ему свою жену! Если же не выполнишь моего приказа, тебя постигнет суровое наказание!
Отдав свою жену, отец семейства от гнева и епечали заболел и слег в постель. Проболел он всю неделю, а в воскресенье соседи собрались и, направившись к дому больного, решили по дороге:
-Если он все еще болен, положим его на носилки и понесем хоронить. Ведь иначе он умрет в рабочий день, когда мы будем работать на землях негуса!
Придя к больному, они сказали:
-Сегодня воскресенье. Мы свободны и можем похоронить тебя.
-Как это так? Я же не умер, а вы хотите похоронить меня?! -удивился он.
Тогда они ему говорят:
-Ты пролежал всю неделю, а теперь собираешься умереть в рабочий день и заставлять нас бросить работу на землях негуса?! Нет, мы похороним тебя сегодня. А если не хочешь, пойдем к судье, и пусть он нас рассудит. Ты всегда был плутом. Когда твой сосед попросил у тебя жену, ты тоже отказывался, но наш справедливый судья разоблачил тебя, и тебе все-таки пришлось отдать жену.
Человек отказался идти вместе с ними к судье.
Тогда они насильно подняли его и потащили с собой.
Явившись к судье, они сказали:
-О судья, рассудите по справедливости! Этот человек приехал к нам из другой страны и поселился здесь. В понедельник он заболел и слег в постель. Мы боялись, что он внезапно умрет, и из-за него нам придется бросить работу на землях негуса, но благодаря божьей милости он протянул до воскресенья. Поэтому мы собрались сегодня и решили похоронить его, а он отказывается и доставляет нам лишние хлопоты. Вот мы и пришли к вам, чтобы услышать ваш справедливый приговор.
Тогда судья поднялся и говорит:
-Уж не тот ли это человек, который недавно говорил, что не отдаст свою жену? До каких пор он будет издеваться над нами?! Это же ревнивец и плут, не признающий законов и обычаев! Откуда он взялся?! Заболел, провалялся всю неделю, а теперь еще смеет говорить, что его не должны хоронить! Уж не хочет ли он умереть в рабочий день, чтобы из-за него прекратилась работа на землях негуса?! Сейчас же похороните его!
Люди поблагодарили судью за его приговор и пошли хоронить пришельца.
Так рассказывают.
(Золотая земля. Сказки, легенды, поговорки, пословицы Эфиопии. Цит. по: Книга о судах и судьях. М., "Наука", 1975)

@темы: В Мире Мудрых Мыслей

---

Тренинг роста в замкнутом пространстве

А вот про "Координатора" в театре "Эрмитаж" я ни-че-го рассказывать не буду Сам шел туда без спойлеров, и всем, кто туда пойдет, того же желаю.
А пойти туда желаю тому, кому хочется посмотреть на настоящего крупного самца, не обиженного тестостероном и вследствие этого вообще ничем не обиженного. Редкий вид нонеча, что ни говори Желательно сознательное стремление посмотреть, что такое тренинг личностного роста (и какими методами он получается, а какими - точно нет). И еще желательно подсознательное стремление быть жжостко отыметым в душу (и готовность к рейтингу, пожалуй, что и NC-17). Не бойтесь, иногда это полезно. Особенно если упомянутая душа слишком уж нацеливается на последующую вакансию в преддверии ада: может быть, именно этот опыт сможет толкнуть ее нацеливаться повыше или хотя бы пониже... Тем более, что иметь будут не конкретно зрителя - что, возможно, оказывается для зрителей полезнее, чем для имеемых участников, так и не доведенных до оргазма...
Чтобы не быть голословным - офигительный пример, как именно все это влияет на людей:

Пошли мы тут в час ночи в магазин круглосуточный.
И в частности, пытались положить денег на мобилу моему братцу.
А сзади подвалили два урода и стали приставать. То есть сначала их раздражало, что я копаюсь, потом они заявили, что запомнили номер и теперь буду мне звонить.
Раньше я бы просто сбежала, изо всех сил их игнорируя.
Но не теперь.
Теперь я развернулась и тоном радостного ехидства сообщила:
- Если учесть, что я оплачивала не свой... Звоните!!! Вас ждёт много всего интересного!!!
В общем-то, тень незабвенного "Координатора" витала надо мной...Да ладно уж, ладно... вот насквозь спойлерная ссыкка на первоисточник этой цитаты, если кто хочет спойлеров, то заглядывайте...
dark-aio.livejournal.com/46576.html
Да, и еще - очень буду благодарен за информацию о группах Madre Dei и Apocalyptica - в качестве музыкального сопровождения ужасно понравилось

@темы: Культпоходное

---

Шоу для пуритан и не только

В тему поспешно освоения театрального сезона, еще упомяну о довольно обаятельной постановке "Цезаря и Клеопатры" в театре "Сфера".
Тянет меня на Шоу ходить - пусть и слегка обидно при этом, что в Моссовете бросили-таки глупышку Джудит в объятия Дика Даджена (видимо, посчитав, что сделали ему одолжение ), и что в той же "Сфере" белая и пушистая Кандида Татьяны Филатовой, хоть и хороша, но больше, ИМХО, чем на мать семейства, похожа на леди Сесили Уайнфлит (а кто ж у нас и когда ж поставит "Обращение капитана Брасбаунда"? :nope Зато в той же постановке у Сергея Загорельского такой Марчбэнкс правильный... и Морелл правильный, и Просси, и во-о-обще
Так, вот, это я все к тому, что в "Цезаре и Клеопатре" от монолога бога Ра остались, к сожалению, только чисто декоративные моменты (допустим, можно было его подсократить, но его анализа политической ситуации мне было, честно говоря, жалко
И, собственно, это почти единственный минусик, который мне там был. (Что Клеопатру не стали швырять в синюю волну Красного моря, это уж пережить можно с легкостью). А все остальное в этой истории ученичества (будь то история любви, не была бы она в "Пьесах для пуритан") порадовало, особенно Клеопатра в исполнении Ирины Сидоровой. Все так, как должно быть: сперва одновременно девочка и кошка (даже котенок! умеющий то свернуться клубком, то мягко вспрыгнуть на лапу великого сфинкса), а потом обольстительная женщина и жестокая царица. И Цезарь Александра Парры хорош - умный, непафосный (потому что умный ), с деловым подходом и пламенным гуманизмом... Единственное - мне представлялось по пьесе, что Цезарь стар исключительно в глазах пятнадцатилетней Клеопатры, а так ему слегка за пятьдесят. Здесь Цезарь стар очень конкретно - на вид, во всяком случае, ведь сердце, как он сам признает, у него вечно юное... Еще одна забавная деталь по возрасту: римский воин Руфий (Александр Пацевич) должен был быть средних лет, однако он очень молод; и, как мне показалось, довольно-таки внятно соперничает за Цезаря с Клеопатрой - за его внимание уж точно А вот Фтататита, хоть ей полагается быть дамой пожилой - ничего, Е.Давыдова-Тонгур и в своем далеко непожилом возрасте внятно умеет показать, кто тут главная нянька царицы, по совместительству ее ручная тигрица
И совершенно обаятелен общий фон - на стены проецируются живописные египетские образы, фигуры прислужниц изгибаются в размеренных движениях, и на фоне характерной музыки слышится таинственный звук - то ли вой шакала, то ли голос древней пустыни, впитавшей много крови и видевшей много государств...

@темы: Культпоходное

---

Сумасшедший божий клоун под куполом без страховки

А все-таки мне уже мне представился случай сходить в театр кукол на "Нижинского"...
Хотел побеседовать, а получил всего-навсего просветление...
Хотелось еще раз побаловаться режиссерскими находками и поглазеть на куколок.
И все было не так, как планировалось.
Вышел с конкретно трясущимися лапками и общим настроем: "И теперь я здесь, и я под током, семь тысяч вольт - товарищ, не тронь проводов"...
Дальше собственно "провода"; спойлеров столько, сколько может влезть в объем сообщения; и еще предупреждение: реальные биографии всех присутствующих персонажей мне практически не знакомы, так что судить я могу только о том, что удалось увидеть на этой конкретной сцене.

Приложила меня больше всего, наверное, все-таки встреча с излюбленной темой: о том, что бывают такие личности, отмеченные каким-нибудь предназначением (в данном случае - искусству), у которых вся остальная жизнь (а в особенности семейная) начинает, вопреки всем его желаниям, как-то само собой тихо разваливаться. Ударяя, естественно, по всем, кто вокруг, но в первую очередь все же по самому субъекту. Очень хорошо, если этого не происходит - но бывает, что бывает именно так.
А если может показаться, что это история соперничества за героя между неким мужчиной и некоей женщиной - лучше всего сплюнуть через левое плечо. Во-первых, слишком уж специфичны "любовные речи" между двумя героями: то один другого соблазняет... вакансией премьера труппы, то другой первому страстно клянется, что жить не может... без танца и без своих ролей Трудоголик, сидящий в моем кресле, был в тихом ликовании от этого конструктивного сотрудничества. А во-вторых, это уж мое субъективное мнение, великолепный, властный, барственный, кукловод и магнетизер, с фактурной седой прядью в волосах, Дягилев Игоря Алдонина, которому действительно ни-че-го не надо делать со своим объектом, просто посмотреть с другого угла сцены, а в надлежащий момент просто взять за ручку и увести (так что разговоры про высокий рейтинг неуместны) - он уж настолько вне конкуренции... Да, он исправно ревнует Нижинского к каждой юбке и к каждой пачке, но это, по-моему, такое пигмалионовски-собственническое чувство. Тем более не конкурентна ему Ромола Ирины Яковлевой, которую та играет (и тоже великолепно играет) этакой не особенно примечательной резкой дамочкой "типаж-ревущие-двадцатые", которая в балете не смыслит до такой степени, что, пытаясь учиться танцам, то и дело роняет на себя станок.
И это правильно: для героя выбор стоит не между двумя любовными связями, а между двумя его "я". Быть ли ему служителем искусства, танцующим, новаторствующим и дерзающим на балетной сцене - или быть главой семейства, познавшим радость отцовства, бремя кормильца и всю полноту ответственности? В первом случае получается, что ему никак не обойтись без Дягилева - чтобы тот ему позволил оставаться одаренным мальчиком, смотрел с ним в одну сторону (на сцену, естественно; а там есть такой эпизод), и прикрывал стеной своего апломба от свиста беснующихся критиков (там тоже есть такой эпизод; кстати, беснующийся критик весьма-весьма хорош), и со знанием дела его "тренерствовал" (а уж этот эпизод - один из самых сильных; в некую секунду веришь, что под напором наставника действительно состоится легендарное "встань и иди"... но увы, будет быль, не будет сказки). А вот для сознания собственной самодостаточности и адекватности как главы семьи - нужна Ромола, которая родит ему детей, будет балансировать между мужем и собственной родней; при этом, как положено между людьми семейными, жалеть его особенно не будет, а будет зато по полной грузить - хотя и сама примет порядочную часть груза на плечи.
Но вот чтобы совместить - никак. Не только потому, что два близких существа выносить друг друга не могут (половина второго акта между этими тремя людьми происходит в такой наэлектризованной атмосфере, что за Нижинского становится жутко), - но и потому, что одновременно в две стороны не разбежишься. Максимум можно пропасть с этого "перекрестка" в мир собственного безумия - а вообще-то, вытащат и оттуда. Да так вытащат - не поздоровится: встряска рассудка ударит по ногам, и зависнет навсегда между жизнью и искусством печальная фигура в белом и с прототипическим Петрушкой в руках - не то больничная пижама, не то балахон Пьеро...
Андрей Денников, мне кажется, в этом спектакле пошел на все мыслимые и немыслимые в данной ситуации риски (и уже за это схлопотал)
Мало того, что он, как обычно, и ставит, и играет, и кукол делает, и концепцию сценографии (последняя, кстати, очень интересна). Мало того, что как драматический актер он неизбежно провоцирует на сравнение себя с Меньшиковым и с Домогаровым.
(Причем я не знаю, каким Нижинский был у них, а вот здесь он получился подчеркнуто... неярким? приглушенным? - только в плане выбранной палитры, а не уровня исполнения. Да, он действительно во многом "одаренный ребенок", но (в противоположность тому же Моцарту), - такой весь в себя завернутый, почти нематериальный, не от мира сего, способный общаться лучше руками (двумя белыми руками волшебника...), чем словами, а если слова, то в намеренно высоком регистре... (Ну все, а то я его сейчас еще с Ольгой Левитиной сравнивать начну - похожая у них в этом плане манера). Этот Нижинский скорее "клоун", и уж явно "божий", чем "сумасшедший" - то есть совершенно не буйный, пребывающий в своем фантастическом мире - впрочем, не всегда в этом мире уютно. И, я думаю, это оправдано, а хоть немного более акцентированное исполнение было бы спектаклю не на пользу. В любом случае, полезно знать, каким разным может бывать этот актер, чтобы полностью оценить неслучайность такого подхода. Хотя, когда он, выплыв на какой-то отрезок времени из своего безумия, пытается - как режиссер - показать вновь свое балетное мастерство, в то время как по физическим параметрам он не может просто встать на ноги - действительно веришь словам врача о его "необыкновенной силе"...
Кроме того, Денников еще и напрашивается на конкуренцию с самим Нижинским, когда лично берет на себя исполнение балетных партий (и честно крутит энное число пируэтов в финале первого акта). Для меня это, признаться, было неожиданностью: ведь странно было бы идти на драматический спектакль, ожидая, что "за те же деньги в довесок" покажут, как на самом деле танцевал классик балета. Конечно, в этом случае необходим не факт, а знак, и, конечно, ожидаемым знаком в этом случае была бы кукла. Но... но. Учитывая расстановку кукольных сил в спектакле, это тоже можно понять. В такой компании Нижинский куклой стать не может (а вот отсутствие кукол в том номере, который он ставит как режиссер - это, пожалуй, мне понять труднее, там им было бы самое место).
Так вот - еще можно свободно говорить о том, что режиссер контрабандой протащил в кукольный театр самый настоящий драматический спектакль. Все ключевые роли - а их много - играют актеры, то есть аб-со-лют-но не прячась за кукол (почти все второе действие так без кукол и проходит, и их даже не выносят на финал). Хотя, наверное, куклы от таких ролей и от такого поля напряжения или бы расплавились, или рассыпались - так только люди могут... И играют они здорово. Так что, если у кого-нибудь вдруг завалялось предубеждение, что в тектре кукол нельзя увидеть замечательную актерскую игру - полезно сходить его развенчать
(Приз зрительских симпатий имени меня - Максиму Мишаеву за роль слуги Василия - на слугу, ни на миг не роняющего с лица выражения "я памятник себе", определенно стоило посмотреть ).
Но это вовсе не значит, что кукол в спектакле нет. Несмотря на то — а может, именно благодаря тому, что спектакль тянут на себе актеры-люди — такого разнообразия кукол с технической точки зрения в одном времени-пространстве мне видеть доселе не приходилось. Нет, вру, в музее еще - хоть читай на материале спектакля какие-нибудь лекции по теории-истории. И это, уж наверное, не просто стремление "развернуть все наличествующие богатства". Скорее это похоже на свободу выбора цветов на палитре - куклам здесь отведена роль маргиналий, сопровождающих основное действие и подчеркивающих те или иные моменты. И поэтому для них берется та техника, которая должна максимально подойти к данному эпизоду. Руки-лебеди, черная и белая, в «нарядах» из перьев представляют «Лебединое озеро». Ростовые куклы с "харями", надеваемые со спины, бьются в экстатических танцах «Весны священной». Марионетка-Мясин, управляемый Дягилевым и притащенный им же прямо в палату Нижинского, демонстрирует бравурный номер из «Треуголки».Дебелая Шахерезада, ведомая актером а-ля «Маленькие трагедии», с призывно обнаженными сосками и пупком, созерцающая танцы Нижинского-невольника. Карикатурная перчаточный парижский бомонд за ширмой-столиком судачит в кафе об успехах новой звезды балета — и как притихает эта шатия (кхм, среди них Кокто и Стравинский, ну да ладно, они уже жаловаться не станут) от одного поворота головы Дягилева-кукловода, это точно надо видеть. Шок вечера — когда открывается занавес, и на сцене вместо декораций предстает бумажно-теневая улица, с движущимися прохожими и экипажами (мысль «что, это так все и будет?!» особенно пикантна, если перед этим постараться забыть дома очки :hah. Но вот приоткрывается уголок ширмы — где открыт балаганчик, где несчастный Петрушка вечно обречен, по указке жестокого кукловода, давать пощечины своей бедной Коломбине. И спустя несколько минут кукольный мир разлетается, и остается лишь кукла Петрушки в руках больного Нижинского на койке сумасшедшего дома...
И, конечно, лично для меня "концентрированное" воспоминание обо всем спектакле - па-де-де живого Нижинского с кукольной Жизелью, и как отрывают их друг от друга чужие руки - и все это лишь проекция реальности, когда герой сам не ведает, что ему предстоит тяжелейшая операция...
Резюме: мне было интересно, местами мне было красиво и местами было очень эмоционально. Если при этом мне было небесспорно, то делать зрителю бесспорно - не есть задача художника В моих глазах риск постановки оправдался.

@темы: Культпоходное

---

May dakmin, приятно познакомиться!

За встречу?

---

Еще в тему моей зрительской наивности...

Нет, в этом случае у меня, разумеется, не возникало никаких посторонних надежд... Но каким ржавым гвоздем вонзалось мне в сердце сочетание названия "Шрам" и слогана "когда страх стал реальностью"...
www.kinopoisk.ru/level/1/film/262585/
... если мудрая притча о страхе М.и С.Дяченко все равно, наверное, никогда не появится на экранах кинематографа...
www.fantlab.ru/work1043
www.litportal.ru/genre34/author901/book5883.htm...
А ведь хотелось бы мне, хотелось бы увидеть на экране гуарда Эгерта Солля, наказанного трусостью за то, что не знал страха ни за себя, ни за других, и гордую Торию, прошедшую путь от ненависти к любви. Хотелось бы увидеть крупным планом шатающиеся перила мостика, что стали вдруг страшнее всего на свете, и встретиться с замедленно направленным в зрителя смертоносным жалом шпаги, и своими глазами увидеть, как декан Луаян изгоняет Черный Мор, и как отчаянно пирует вопреки тому же Черному Мору рыжий Лис Гаэтан. И, черт возьми, неплохо бы было, если бы темный кинозал хоть однажды замер в ожидании пятого "да"...
Мечты, мечты

---

Прализбиянак, или Злонравия достойные плоды

...нет, таких наивных, как я, надо в детстве убивать, чтобы потом не мучались... Вот что думает юзер FleetinG_, увидев на улице в киноафише название "Сафо"? Пра-авильно: "ну наконец-то Голливуд сподвигся вспомнить историю - да хотя бы и сочинить псевдоисторию - древнегреческой поэтессы с ее "академией", не одних же Александров вспоминать... Пойти, что ли, поглядеть, как они это сделают?"
Разумеется, уже в вестибюле выяснилось, что все далеко не так, а
вот как
Но юзер FleetinG_ уже в тот момент так настроился отобедать кактусами, что решил остаться, на крайний случай ради повода поразвлекаться и позлоехидничать

чем сейчас и будет заниматься

Вопрос: кем надо быть, чтобы назвать англоязычную дочку именем Сафо и отправить в свадебное путешествие на остров Лесбос ? Правильно, американским фондовым королем середины 20-х годов Вот эта фондовая принцесса и есть главная героиня. Папа, правда, предпочел бы наследника-принца, но и дочку не обидел: купил ей красивого мужа-художника и красивую виллу под названием "Байрон" (на упомянутом острове), - само собой, рассчитывая на прибыль с вложенных инвестиций в виде наследников-внуков. Однако же, судя по поведению героини, выросла она под таким плотным колпаком родительской опеки, что инстинкт самосохранения у нее атрофировался, и на его месте разросся, естественно, инстинкт обратный. То есть налицо: неудержимая тяга к экстриму, плюс абсолютная уверенность в собственной неуязвимости, плюс недавнее приобщение к радостям плоти, плюс пьяный воздух свободы, сыгравший известно с кем известно что.
В итоге юная миссис со всей дури гоняет по тихим островным улочкам на авто, стремится заплыть как можно дальше и нырнуть как можно глубже (а когда запутывается в сетях, и ее чудом извлекает оттуда муж, не переводя дух, предлагает ему наперегонки обратно) , голышом занимается любовью на галечном (и КРУПНОгалечном, надо сказать) пляжу, на ходу съедает натуру мужниных натюрмортов, не дав ему даже дорисовать - в общем, всячески демонстрирует ему, что, мол "это ты у нас личность творческая, а я вот разрушительная зато..."
Попутно у героини - опять же на фоне первого познания радостей плоти - просыпается охота к гендерным поискам и блужданиям: она облачается в мужской жилет, отхватывает свои шикарные каштановые локоны (у мужского, заметим, парикмахера) и перекрашивается в блондинку, после чего начинает считать себя мальчиком и провоцирует супруга на "древнегреческие" удовольствия. Причем после процесса элегантно катит бочку на своего же супруга: признавайся, мол, это тебе с самого начала и было нужно?
И жили бы они, в общем, как нормальная гей-пара, но — см.предлагаемые обстоятельства. Естественно, на острове отыскивается дочка русского эмигранта-ахеолога, которая берет на себя труд просветить американку в должном направлении. Курс просвещения выглядит так: кратенькая лекция по «Пиру» и по пифагоровской теории реинкарнации, осмотр наиболее интересных экспонатов из отрытого на острове (включая статую Приапа), экскурсия к историческому утесу, с которого бросилась легендарная поэтесса, пояснение этимологии слова "лесбиянка", дидактический материал в виде сборника поэм... ну и пара практических занятий на тему «чем занимаются юные школьницы, когда им бывает скучно». А археологине нашей скучно, причем до одурения — пока революция в России не кончится, куковать ей в этом захолустье старой девой, не приобщенной к радостям плоти... (Собственно же исторические изыскания занимают ее, очевидно, не слишком - во всяком случае, Пифагора с Гераклитом она исправно путает Ладно уж, ладно - папа ее тоже не поправляет, так что, видимо, тут осечка сценариста Но зато Богдан Ступка единственный в фильме произносит с правильным ударением имя Сафо!
Курс дает свои несомненные результаты: если поначалу американка упиралась в плане "я не такая я жду трамвая", то вскоре она уже с упоением бросается в языческий либертинаж и таки возомняет себя реинкарнацией греческой поэтессы (даром что стихов писать не научается, а только цитирует под лозунгом "я это написала две тысячи лет назад"). Как обычно, происходит это весьма демонстративно, во всеуслышание и всеувидение, а бедному мужу остается лишь уныло наблюдать, как две жизнелюбицы попросту разыгрывают его в нарды. А потом они отправятся гулять на фоне процессии христианского праздника и будут обмениваться глубокомысленными замечаниями: "Не-е-ет, все-таки с приходом христианства мы больше потеряли, чем приобрели..."
И вообще, все эти авентюры упорно разыгрываются "на фоне" нормальных лесбиянок и лесбиянов уроженцев здешних мест, которые наглухо закутаны в черные платки/пиджаки и непрерывно чем-то занимаются (сажают, копают, убирают). В то время как наши героини, разумеется, предаются dolce far niente - и, дабы символически съесть на двоих высоко висящую грушу, ничтоже сумняшеся забираются на чужое дерево... Вот художник еще работает: пишет портреты в импрессионистском духе, за что и получает от жены по самолюбию: дескать, они же такие обычные, такие буржуазные! (И под финал наша Сафо не удержится и покромсает их все ножом, своих изображений также не жалея- очевидно, доказывая несовместимость своей противоречивой личности с любой конструктивной деятельностью...)
Потом начинается про грустное. Про то, что, оказывается, только в мечтах хорошо тасовать партнеров, как карты, и подкладывать их друг к другу в постель. Что ревность, черт возьми, существует, и что это, черт возьми, больно. .И что ревновать хоть и положено мужа, но получается ревновать как раз любовницу — а следовательно, именно американка-то и есть взаправдашняя лесбиянка. А любовница как раз обнаруживает, что ни фига она вообще не лесбиянка, а так, поразвлекалась немного - после того, конечно, как познает-таки радости плоти в объятиях мистера художника, который тоже ошалел уже от выходок своей супружницы. От такого открытия миссис Сафо начинает чудить еще круче: делает себе наколку во все плечо (а чего там, мы полумер не признаем!), накуривается опиума, разделывает ножичком, как сказано, выше, мужнины картины — разумеется, в промежутках устраивая всем заинтересованным лицам сцены («ну я же думала, что мы подру-у-уги!»). Ну и, в качестве апофеоза, делает давно ожидаемый жест и бросается с той самой скалы, — классически насмерть... Что характерно, сразу же на этом свобода ее и кончается — фондовому королю, оказывается, наплевать, реинкарнация там его дочка или не реинкарнация, но оставить ее тело на каком-то заштатном Лесбосе он, видите ли, не может. Так что тело отправляется в Нью-Йорк — на том же корабле, на котором ее сюда привезли живую и дееспособную. А тем временем в каюте художник и археологиня, сообразившие, что имеют после всех этих терзаний право на личное счастье, неустанно предаются радостям плоти, пока в гроб неупокоенной Сафо периодически подсыпают колотого льда...
«И нам ее совсем не жаль!»
Ибо повышенный интерес к себе на фоне вечного dolce far niente ничем хорошим, по идее, кончаться и не должен
Фильм, вообще-то, позиционируется как провокация и как рождение украинской эротики... ну, не знаю Как героиня годится в бабушки Эммануэль, так и уровень эротичности годится в то же самое одноименному фильму. (Да и рейтинг всего-то до шестнадцати). То есть когда главным компонентом любовной сцены является крупный план летящих в небе чаек... Чайки красивые, врать не стану. Панорамы красивые. Наряды у главной героини ничего себе. А что до фрагментов сллетенных рук-целуемых грудей-разметавшихся волос, да торопливых содроганий художника на его противоречивой супруге, когда о том, чем они там занимаются, дает понятие только степень перекошенности его лица... Снималось, снималось в мировом кинематографе за все предшествующие годы и поинтереснее.
Провоцировать же фильм, очевидно, призван именно шишнадцатилетних лесбиянок. Вот, дескать, глядите, что представляют из себя ваши так называемые либеральные ценности! Всем море по колено, пока в нем не утонут... И вообще, мораль у сказки очевидно такова: когда подружка начинает тебя соблазнять, ты лучше посмотри, не нацеливается ли она на твоего мужчину — в конце концов, ведь только с мужчиной может быть по-настоящему...
Ну, опять же не знаю. Героинь, подобных Сафо, вряд ли подобные истории способны чему-то научить; и вообще, что-то гложет меня подозрение, что в кинозалах окажется не так уж много балованных дочек фондовых королей... А остальные и без того знают, что одним из фундаментальных качеств homo sapiens является его уязвимость.
А моралисты, которые по месседжу должны порадоваться поражению безнравственных ценностей, все равно будут только плеваться - хотя бы на голую женскую натуру

@темы: Культпоходное

---

Пьянству - бой! :)

Поучительные русские антиалкогольные баллады:

раз

Во городе во Петровским,
Во славныим Ярославским,
Там хмелюшка по выходу гуляет,
Он и сам себя, хмель, восхваляет:
«Нет меня, хмелюшки, лучше,
Нет меня, хмеля, веселее!
Без хмелюшки пивушка не варют,
Без ярого свадьбы не играют.
Где драка-баталья? — при хмеле!
Целованье-милованье? — при яром!
Сам государь про хмель знает,
Попы, архиреи благословляют.
Один лих был мужик-садовник:
Часто по садику гуляет,
Глубокие борозды копает,
И тут меня, хмелюшку, сажает —
В ретиво сердце тычинушку втыкает.
Уж и то-то мне, хмелюшке, тошно!
Уж и то-то мне, ярому, грустно!
Уж и тут я, хмель, не гневен,
Уж и тут я, ярый, не кручинен:
Опять же я, хмель, догадался —
По тычинушке наверх возвивался,
Распущал я свои ярые шишки,
Расстилал я свои бумажные листья.
Уж и стал я, хмель, созревати,
Собирались меня бабы рвати,
Со малыми ребятами щипати,
Во кульё, во рогожи зашивати,
По торгам, по базарам развозити.
Закупали меня, хмеля, мужики степные,
Затирали они сладкое пиво,
Во сулой во котел меня топили,
Трое суточек меня, хмеля, томили.
Молодой пивовар по поваренке гуляет,
Правым ухом к чану припадает:
Не пора ли тебя, хмелюшка, сливати,
По порожним посудам разливати?
Уж и тут я, хмелюшка, догадался:
Уж и тут я, хмелюшка, восстану,
Сиволапого крестьянина достану —
Я ударю его в тын головою,
В коровье говно бородою:
Уж и я тут, хмелюшка, насмеюся,
Уж и я тут, ярый, наглумлюся!»

два

Еще было-то жил купец богатой-от,
Помирал-то купец да в молодых летах,
Оставлял он именье своему сыну,
Своему-то сыну одинакому.
С того горюшка сынок купеческой
Полюбил-то он пить да сладку водочку,
Сладку водочку пить да зелено вино.
Пропивал-то все именье родна батюшка,
Проиграл-то он да вдвое в карточки,
Прогулял-то, проживал да он три лавочки
С дорогима он заморскима товарами.
Он пошел-то во кабак да к зелену вину,
Напивался в кабаки-то зеленым вином,
Говорил-то он голям, голям кабацким:
«Я скажу-то вам, скажу, голям кабацким:
Я ходил, голи, сегодня я по городу,
Я искал-то все себе брата крестового,
Я крестового себе брата, названого;
Я не мог себе найти брата крестового,
А никто со мной крестами не побратался;
Как идут мимо меня, все надсмехаются,
Надсмехаются идут, да сами прочь бежат».
Вдруг стоит-то тут у стойки голь кабацкая,
Голь кабацкая стоит, все горька пьяница,
Говорит-то он ему все таковы слова:
«Мы побратаемся мы с тобой крестами залотыма мы!»
Говорит-то все ему да голь кабацкая:
«Неужели у тебя имеется золотой-то крест?»
Говорит-то тут кабацка голь таки речи:
«Я сижу-то хошь за стойкой, прохлаждаюся,
Я ведь был-то на веку не голь кабацкая,
Я имел ведь у себя-то черны карабли,
Я имел ведь у себя товары разные,
Ай несчетно у мня было золотой казны!»
Скинывал-то он с ворота золотой все крест,
Ай побратались крестами золотыма тут.
Обдирало-то у них да хмель-то пьяной тут,
Стали они да все заплакали:
«Нам ведь полно-то ходить да нам шалеть больше!
Нам ведь надоть наживать живот, как раньше был».

@темы: Родная речь